Вот парадокс: можешь лет четырнадцать сниматься в роли Антона Чехова у Марлена Хуциева, играть Ставрогина в «Бесах» у оскароносного Анджея Вайды, Вершинина, Гаева в чеховских постановках Галины Волчек, заниматься высшей театральной математикой с выдающимися режиссерами современности, а «народное признание» получить после роли сильно пьющего сантехника из «Отеля Элеон». Уронил унитаз на стол коварного нувориша, и к тебе на улицах уже обращаются: «Привет, дядя Боря!»

Впрочем, чему удивляться? В Интернете четыре с половиной миллиона просмотров. Закономерный результат, ведь над проектом работала потрясающая команда. Для меня было в диковинку, как можно выдавать качественный продукт в таком бешеном темпе. Только успеешь выйти из кадра и перевести дух, а тебя уже зовут обратно. Никакой размеренности – чтобы так, знаете, сегодня сняли одну сцену, завтра другую… Вот уже и второй сезон готов. И это, будем надеяться, не предел.

На съемках фильма «Невечерняя» постоянно слышал от Марлена Мартыновича: «Владик, не торопитесь!» А здесь, на проекте «Отель Элеон», все происходит настолько быстро, что лишний раз и «биопаузу» не попросишь. Для меня это другой подход к производству, технологии, другая генерация режиссеров, актеров, администраторов. Иначе, наверное, уже и нельзя. Надеюсь, я не выбивался из общего ритма.

Много-много лет назад папа из картона соорудил мне кукольный театр, на мамины вязальные спицы я наклеивал «артистов» и разыгрывал спектакли из сказочного репертуара Таганрогского драматического театра, куда меня папа же и привел в первый раз. Я видел, что на сцене и снег из ваты, и избушка фанерная, но это не испортило праздника детской души. Очень хотелось заглянуть за кулисы! А когда старший брат Игорь создал из нас двоих музыкальную группу, я ощутил вкус к публичным выступлениям. Мы продавали билеты родителям и давали концерты, во время которых от моей стеснительности не оставалось и следа.

Кажется, что с выбором профессии в моем случае все было предопределено. Наш отец был военным летчиком, командовал эскадрильей. О том, что он воевал в Корее, узнал от его однополчан лишь на похоронах. Медали папа не носил, только колодки, и мало что рассказывал о службе, поскольку обязан был хранить тайну. Игорь хотел пойти по его стопам, но мама сказала твердое нет. Переживая за отца: вернется – не вернется, она рано поседела, повторять эту историю у нее не было сил. В итоге брат окончил радиотехнический институт, стал инженером, потом пошел работать в милицию. До сих пор живет в Таганроге, у него уже взрослый сын.

У меня был другой круг интересов, не хотел идти той же дорогой, что Игорь, но на этом настаивали родители. А я продолжал мечтать о театре. Всегда считал актерство своим делом. Странно? А иначе зачем было мальчику ходить в книжный магазин за специальной литературой? Однажды купил «Судьбы жанров драматургии», читал, что-то там подчеркивал. Но окончив десятилетку, все же оказался в… радиотехническом.

Чуть ли не каждый день брал ключи от актового зала институтского клуба, выходил на сцену, читал монологи, обращаясь к пустому залу, танцевал, был сам себе и актером, и режиссером. Так существование наполнялось смыслом. Однажды увидел афишу народного театра при Доме учителя и набрался смелости туда прийти. Вскоре в Таганрогской драме произошел конфликт, в итоге мужской состав труппы чуть ли не полностью уволился. Ее главный режиссер обратился к нам и отобрал двоих.

Так счастливый случай привел меня на профессиональную сцену. Из тринадцати репертуарных спектаклей я был задействован в десяти, причем почти во всех – в главных ролях. А свое самое первое появление запомнил навсегда. Ввод в «Материнское поле» по Айтматову. Играл слепого солдата, вернувшегося с войны. Была одна фраза: «Все вернутся». Переживал адски – кто меня загримирует? Кто выдаст костюм? А вдруг в нужный момент забудут позвать на сцену? Жуткие нервы! Только со временем понял: актерская профессия не существует без таких переживаний. Кто-то сказал, что театр – это канат, натянутый над пропастью, а в кино канат лежит на земле. Очень верное сравнение. Горжусь двумя работами того периода. В «Мастере и Маргарите» режиссер Александр Урбанович доверил роль Мастера. Мне всегда казалось, что этот литературный герой немолод, но по замыслу постановщика он был юношей. Уложить произведение Булгакова в один вечер не получилось, мы играли спектакль по субботам и воскресеньям. Зрители приходили в театр два дня подряд, это было необычно.

А после «Капитана Блада», где я танцевал, фехтовал, дрался, проделывал всевозможные трюки, пришла «таганрогская» популярность. Теперь стоило появиться у служебного входа, меня тут же окружали поклонницы и требовали автограф. Девчонки признавались в любви, сочиняли романтические стихи.

А я уже был женат! Ирину встретил в институте. Абсолютно светлый, радостный человек, к тому же красавица, она мне сразу понравилась. Когда отправились в ЗАГС, нам было всего по двадцать лет. Но по-другому я поступить не мог – вскоре на свет появился сын Даниил. А родители воспитали меня строго: раз обзавелся семьей, должен нести за нее ответственность. Так что пришлось пахать: устроился грузчиком на рыбзавод, таскал в огромные рефрижераторы мороженых осетров. На них были прицеплены бирки «в Москву».

Распорядок моего дня выглядел следующим образом. В четыре утра являлся в местный краеведческий музей, брал в зависимости от времени года метлу или лопату и убирал двор и улицу по периметру. Горбатился до шести, пока не начинали звенеть первые трамваи. Однокашники и преподаватели ехали в институт как раз мимо музея, причем самые усердные – задолго до занятий. Я старался покинуть рабочее место еще раньше. Сейчас модно вспоминать, как ты когда-то работал в кочегарке или морге, а я тщательно скрывал высокую должность дворника – было стыдно. Возвращался домой, переодевался и мчался на учебу. Главная задача – засветиться перед старостой группы и как можно большим числом преподавателей. Поерзав на стуле первую пару, летел в театр, там в одиннадцать начиналась репетиция. Возвращался в институт часам к двум, снова старался попасться на глаза всем преподавателям. Потом бежал на молочную кухню, забирал бутылочки для ребенка. Время до вечернего спектакля коротал, занимаясь хозяйством: перестирывал и переглаживал груды пеленок-распашонок. В пять приходил в театр, с семи до одиннадцати играл. Потом на рыбзавод. На другой день все повторялось. И не жаловался, знал – так и нужно.

Окончив институт, получил свободный диплом: это означало, что не надо отрабатывать два года по распределению. И тут уж я окончательно влился в труппу, хотя домашние не считали актерскую профессию чем-то серьезным и перспективным. К тому же инженеры получали вполне приличные деньги, а в театре из-за отсутствия профильного образования мне положили минимальную ставку. Но, играя главные роли, со временем все-таки дорос до актера высшей категории.

Забегая вперед, скажу, что после радиотехнического я попытался получить диплом творческого вуза. Сергей Федорович Бондарчук, выбиравший натуру для своего «Тихого Дона», обратил на меня внимание и принял участие в моей судьбе – готов был взять на свой курс. Но этому воспротивился ректор:

– Вы же должны отработать два года.

– У меня свободный диплом.

– Все равно идите отработайте.

Так что с идеей потратить несколько лет на учебу пришлось окончательно проститься. Перестройка, знаете ли, и по мне прошлась.

Наверное, если нет способностей, корочки по большому счету ничего не значат. Но придают уверенности. Бывшие однокашники расходятся по театрам, работают в киноиндустрии, стало быть, у тебя появляются знакомства в разных местах. Я такой протекции был лишен начисто.

Позже пытался поступать к Анатолию Александровичу Васильеву: прошел первый тур, а на второй явился с той же программой. Просто не знал, что надо подготовить новую. Васильев был недоволен. В другой раз меня брал в ГИТИС Петр Наумович Фоменко. Показываясь ему, пошел на хитрость, чтобы обратить на себя внимание. Вместо того чтобы сначала объявить автора, произведение и потом уж начать читать свой монолог, брякнул: