© Паулсен, 2018

© Monica Kristensen and Forlaget Press, Oslo 2014

Published by agreement with Copenhagen

Literary Agency ApS, Copenhagen

В глубинах самого одинокого из всех океанов, в недрах самой суровой, самой мрачной зимы теплится жизнь.

У него свой особый маршрут – он продвигается между торосами высотой с башню. И где-то раздаётся приглушённый всплеск полыньи. Тень скользит по снегу. Тяжеловесный и опасный, он терпеливо выслеживает свою очередную жертву.

Белый медведь, с жёлтым мехом, весь в рубцах и шрамах, старый самец, на самом пике тёмной полярной ночи забрёл далеко на север. Нынешней весной морской лёд начал таять непривычно рано, оторвавшись от Квитойа[1], необитаемого пятнышка к северо-востоку от Шпицбергена[2]. Белый медведь всё лето напролёт бродит вдоль побережья и не может ничего найти, кроме птичьих яиц и морских водорослей, чтобы насытить своё мощное и тяжёлое тело.

Когда наступает зима, медведь снова устремляется к северу. Теперь он кочует по морскому льду только с одной-единственной целью – раздобыть какой-нибудь прокорм. В кои-то веки ему неожиданно повезло. Он увидел следы – они появлялись то там, то сям и исчезали в снегу. Медведь долго и терпеливо шёл по ним. Наконец-то он нашёл нужное, разворошил снег и обнаружил экскременты, замороженные, но вполне съедобные. Время от времени он приседал, чтобы набраться сил, но упорно брёл вдоль обнаруженных следов. Он опустил голову, защищаясь от порывов встречного ветра, преодолевая милю за милей, с трудом передвигая лапы.

В снегопад, в лютый мороз и в зимнюю тьму. И так всё дальше и дальше на север.

Самый студёный месяц в году на Северном Ледовитом океане – март, когда начинает возвращаться свет. Снег хрустит от холода. От открытой воды серыми облаками медленно поднимается пар. В ясные ночи высоко надо льдом светят луна и звёзды.

А северное сияние переливается в небесах.

Медведь постоянно теряет в весе. Кожа под животом висит и раскачивается от каждого шага. Голод вгрызается в пустой желудок как живая крыса. Проходят недели, и приближается весна. Далеко на горизонте зажигается свет, он с каждым днём поднимается всё выше в небеса.

И вот в один прекрасный день они появляются в поле зрения – палатки, ящики, люди и собаки. Белый медведь останавливается. Он долго стоит, прижав лапы друг к другу и настороженно подняв голову. Наконец он отползает за торос и замирает в ожидании.

На 87-м градусе северной широты ледяное покрывало раскинуто во всех направлениях, насколько видит глаз, вплоть до самого горизонта, там, где лёд исчезает в полоске света. Полыньи и торосы рисуют узкие, сине-чёрные линии – получаются затейливые узоры. Над ними висят низкие облака как ковры из светло-серой шерсти. Между этими двумя бесконечностями – небом и морем – летит вертолёт, жужжащая чёрная металлическая машина, удерживаемая на высоте тяжеловесным вихляющим мотором.

На борту четверо мужчин – два пилота, механик авиакомпании «Эйрлифт» и полицейский из администрации губернатора в Лонгиере.

В пассажирском салоне, где сидят полицейский Кнут Фьель и механик, очень жарко. Переговоры по селектору прекратились. Воцаряется мирная, почти идиллическая атмосфера. Кнут проваливается в полудремотное состояние, его голова покачивается в такт движению вертолёта. Ему даже не хочется утруждать себя тем, чтобы подсчитать – сколько времени прошло с тех пор, как они вылетели из аэропорта. Он просто расслабился и сонно размышляет на случайные, приходящие в голову темы, то и дело засыпая и просыпаясь.

Вертолёт приземлился ближе к немецкому научно-исследовательскому судну «Поларштерн»[3] севернее Фрамстредет[4], чтобы заполнить топливные баки, но посадка оказалась слишком короткой – экипажу не хватило времени даже выпить чашку кофе с командой корабля. Через несколько минут после того, как «Поларштерн» исчез из виду, по правому борту показался остров Датский[5].

Вскоре после этого они уже могли разглядеть крошечный остров Моффен, известный тем, что тут собирались последние огромные стада моржей на Шпицбергене. Впрочем, сегодня их не было видно. Под ними вообще ничего не было видно, кроме сплошного льда.

Вертолёт направлялся к последней обозначенной стоянке палаточного лагеря одной из норвежских экспедиций на Северный полюс – это была маленькая точка в белой ледяной пустыне. К ним по ступил экстренный вызов со спутникового телефона – экспедиции потребовалась помощь. Вообще-то, с позиции губернатора, полёты далеко за пределы Шпицбергена считались слишком дорогостоящими, выходящими за рамки бюджета, но сообщение о вторжении агрессивного белого медведя на территорию лагеря нельзя было оставлять без внимания.

Обычно, когда присутствие белого медведя становится угрожающим, полицейский и служащий экологического департамента администрации губернатора приезжают на место, чтобы оценить ситуацию. Но на сей раз эколог только-только приехал на Шпицберген, а из всех офицеров полиции самым опытным считался Кнут. И по всему выходило, что ему придётся действовать в одиночку.

– Воспринимай это как счастливый шанс продвинуться на север намного дальше, чем обычно, – сказал начальник полиции Том Андреассен, который подвёз Кнута к вертолётному ангару. – Собственно говоря, тебе нужно лишь отпугнуть медведя. Наша обычная задача.

Кнут ничего ему не ответил. Эти слова он уже слышал раньше, и много раз.

Команду спасателей больше всего тревожило то, что экспедиция, указывая координаты своего месторасположения, могла ошибиться. А искать крошечные палатки в этой ледовой пустыне без конца и края – всё равно что искать иголку в стоге сена.

Кнут считал, что, по крайней мере, есть смысл ориентироваться на то самое место, откуда доносился сигнал. Хотя никакой уверенности в том, что им будет сопутствовать удача, нет. Морской лёд находится в постоянном движении. Льдина, на которой располагалась экспедиция, могла и сместиться на много километров в течение прошедших после вызова суток.

За долгое время поисков мимо них скользили льды – и никакого следа от экспедиции. Никто из них, тех, кто находился на борту вертолёта, ничего не сказал, хотя всех тревожило одно и то же обстоятельство. Топлива в вертолёте хватило бы не более чем на несколько коротких раундов разведки. Ясно, что им следовало поворачивать назад. Последнее, что пытался сделать командир экипажа, это совершить ещё пару-тройку кругов над обозначенной позицией. Все сидели как вкопанные и напряжённо разглядывали торосы и полыньи, тени и узоры. В последнем из них зоркие глаза механика сквозь отверстие в облаках разглядели палатку.

Лагерь представлял собой жалкое зрелище. Уже с высоты нескольких сотен метров Кнуту удалось понять, что ситуация там, на льдине, сложилась критическая. Одна из палаток стояла вертикально, другая завалилась набок. Ткань трепетала на ветру, словно ветошь. Самих полярников не было видно.

Они, вероятно, все вместе находились в той палатке, которая пока ещё устояла под напором ветра. Её конус едва угадывался за высоким торосом.