– И я… э-э-э… ну, в общем, Флинн – это ещё и мужское имя, но я девочка. Это на случай, если вы сомневаетесь.
Даниэль по-прежнему изучающе смотрел на неё, и Флинн, сама того не желая, автоматически опустила голову. Казалось, прошла целая вечность, пока Даниэль продолжил разговор.
– Нахтигаль, – повторил он, пробегая глазами записи мадам Флорет. – Полагаю, из Брошенпустеля. Во всяком случае, мы там останавливались прошлой ночью. О господи!
– Знаю, – только и сказала Флинн. – Точнее, наш дом в нескольких километрах от Брошенпустеля. И нет, там не красивее, чем представляется.
Даниэль опять бросил взгляд в её сторону, на этот раз очень коротко, и прочёл записи до конца:
– «Тринадцать лет… цели нет… дарований нет… дурные замашки, упрямая и непонятливая…» – Нет, я так не думаю.
Наконец он нашёл открывашку или что-то в этом роде: маленькую металлическую штуковину в форме жука. Когда Даниэль насадил её на одну из бутылок, она со щелчком выбросила маленькие лапки и автоматически крутнулась вокруг бутылочного горлышка. Поворот сопровождался механическим жужжанием, словно железный жук бил оловянными крылышками. С тихим «хлоп» крышка отскочила от бутылки. Даниэль повторил ту же процедуру со второй – Флинн наблюдала за ним, потеряв дар речи. Оснащение этого поезда было не только дорогим, но и явно необычным.
Когда обе бутылки с крем-содой были открыты, одну из них он протянул ей. Очевидно, пар из распылителей служил для того, чтобы бутылки на полках не нагревались. Когда Флинн взяла свою, от пальцев на стекле остались отпечатки. Она во все глаза смотрела на булькающее пойло, вдыхая насыщенный аромат ванили. Жидкость сильно пенилась.
Даниэль сделал глоток, а Флинн в это время опять накрыло ощущение обречённости. Как и в столовой, в чайном баре всё было изысканным и дорогим: полированная барная стойка, золотые подставки под бокалы, фотографии на стенах. Пахло карамелью и немного пылью, и она поймала себя на мысли, что прекрасно может представить в этом благородном, благодатном поезде Йонте. А себя – нет.
Собравшись с духом, Флинн сказала:
– Знаете, я бы всё сделала, чтобы мне разрешили остаться. Может, мне хватит на билет, если я буду помогать на кухне?
Даниэль внимательно посмотрел на неё, отставив бутылку.
«Только вперёд», – подумала Флинн. Пока он молчал, она могла попытаться убедить его.
– Я бы и Фёдору могла помогать, – она сделала паузу. – В любой его работе.
Даниэль по-прежнему молчал.
– Я буду незаметной. Я почти всегда как бы невидимка.
– Послушай, Флинн…
– Или я могла бы продавать лимонад. Здесь, в баре.
Даниэль откашлялся. Флинн осеклась. Как это у него выходит добиваться тишины такими мелочами?
– Послушай, Флинн, – повторил Даниэль, – это Всемирный экспресс, а не лимонадный поезд. – Он многозначительно взглянул на неё. Флинн почувствовала себя полной дурой. – Во Всемирном экспрессе живут те подростки, которые однажды станут героями.
Глаза Флинн округлились. Даниэль, смеясь, покачал головой, словно прочёл во взгляде её мысли:
– Нет, я сейчас говорю не о Человеке-пауке или Женщине-кошке. Настоящие герои – это исследователи, люди искусства и учёные, которые день за днём борются за то, чтобы мир стал лучше. Всемирный экспресс – интернат для незаурядных детей из бедных семей, которые когда-нибудь будут бороться. Здесь они изучают всё, что для этого требуется.
На секунду у Флинн закружилась голова от ощущения, что она не улавливает ход его мыслей. Раньше она никогда не задумывалась о том, что дети её возраста в будущем могут стать людьми, отвечающими за что-то большое и важное. Но потом она подумала: Йонте! Её брат был просто создан для великого будущего. Он бы всё отдал ради того, чтобы не обречь себя на жизнь, предначертанную ему в Брошенпустеле. Ради того, чтобы суметь что-нибудь совершить.
И к тому же он был из бедной семьи.
Даниэль, казалось, попал в родную стихию. Он продолжал:
– Благодаря великому Стефенсону нам здесь не докучают законы ни одной страны.
Флинн, ничего не понимая, покачала головой.
– Кому благодаря? – спросила она.
Даниэль провёл рукой по волосам, отчего они взъерошились больше прежнего:
– Джорджу Стефенсону, основателю нашей школы[4]. Он создал этот поезд-интернат, чтобы обойти школьные правила всех стран.
Флинн не знала что и думать.
– То есть в поезде нет никаких правил? – Йонте без правил был как лагерный костёр без кострища из камней – пожароопасен.
Даниэль рассмеялся:
– Нет-нет, правила есть, спроси мадам Флорет. Но это правила Стефенсона. Поэтому здесь нет ничего бессмысленного. Нет уроков математики и тестов или контрольных.
Флинн ошарашенно взглянула на Даниэля. Она ещё раз осмотрелась в вагоне, где в приглушённом солнечном свете сверкала каждая пылинка. Этот поезд начинал ей нравиться.
Даниэль взял свою бутылку:
– Интернат был основан более ста восьмидесяти лет назад. С тех пор поезд объезжает весь мир, континент за континентом, страну за страной, город за городом. Пойдём-ка со мной!
Они прошли на вагон дальше, в библиотеку, полную золотых стеллажей и пыльного света. Флинн провела пальцами по толстым коленкоровым переплётам, словно по изгибу своего бумеранга. От долгих лет использования они были такими же потёртыми и вызвали в ней успокаивающее чувство чего-то знакомого.
– Вон, видишь? – Даниэль показал на потолок, где была нарисована гигантская карта мира. Краски поблёкли, и всё же выглядела она настолько натурально, что Флинн казалось, будто она видит, как по морям и пустыням прокатываются волны и песчаные дюны.
– Мы находимся здесь, – сказал Даниэль, показав на Европу. Континенты перерезались чёрными линиями транспортных сетей. Три линии в Европе горели красным, по одной из них со скоростью улитки двигался логотип поезда: буковки «ВЭ» и раскрытый павлиний хвост.
Флинн смотрела с испугом. Это был рисунок. Всего лишь рисунок. И он двигался!
– Красная линия обозначает наш маршрут на ближайшие недели, – продолжал Даниэль, словно двигающаяся карта была чем-то совершенно естественным. – Он пройдёт через Францию и Испанию до Болгарии и Венгрии. Гигантский крюк. – Он потёр подбородок. – Я мог бы из-за тебя попросить в центральном офисе экспресса разрешения слегка изменить маршрут.
Флинн не поняла, что это значит.
– Простите, – сказала она, – но, может, мне стоит поговорить с директором школы или… ну, с кем-то таким важным?
Даниэль взглянул на неё с недоумением.
– Но я и есть директор, – сказал он. – Даниэль Уилер. Из Австралии. – Он едва заметно поклонился. – Разве тебе никто не сказал?
Флинн подняла на него испуганные глаза.
– Ой! – воскликнула она. – Нет. Я думала, раз все говорят просто «Даниэль»…
Даниэль вздохнул:
– Не люблю я это «господин Уилер». Звучит так, как если бы я был судебным приставом. Оставаясь «Даниэлем», я выполняю свою работу так же хорошо – или так же нехорошо. Вообще-то мне полагается организовать, чтобы тебя забрали на следующей же станции. Это будет Амстердам.
Флинн встрепенулась. Неужели она сейчас всё испортила?!
– Всё равно мама не приедет, – выпалила она.
Да и каким образом? Ей и доехать-то до Голландии не по карману.
Даниэль недолго помолчал.
– А ей и не нужно приезжать, – сухо сказал он. – На твоё счастье, у меня слабость всё делать неправильно. Для начала можешь остаться. – Он предостерегающе поднял руки. – Но особо не привыкай. Самое позднее через две недели мы вернёмся в Германию, и тогда я не смогу не высадить тебя. В конце концов, у тебя нет билета на этот поезд.
Даниэль хитро подмигнул Флинн и чокнулся своей пустой бутылкой о её полную. Раздался тихий высокий звук.
Флинн тяжело вздохнула. Да, билета у неё нет. Но есть две недели. Целых две недели, чтобы найти Йонте. Ведь в поезде это не составит большого труда, правда?