Дмитрий Александрович Пригов Г Государство «Так Лермонтов страдал над жизнью…» Так Лермонтов страдал над жизнью Ее не в силах полюбить И Шестов так страдал над книгой Ее не в силах разлюбить И Достоевский так над Богом Страдал не зная как любить Так я страдал над государством Пытаясь честно полюбить «Государство – это отец, его мы боимся…» Государство – это отец, его мы боимся и уважаем А в дни празднеств и побед с собою отождествляем А Родина – это, естественно, мать, ее мы любим и даже больше – обожаем И стыдимся, и ревнуем, и презираем, и помыкаем, и мучаем, и желаем И наиболее впечатлительные, как говорит Фрейд, убивают отца и с Родиной сожительствуют и все не удовлетворены вполне А мы – мы простые люди, мы и с отцами разойдемся да и женимся на стороне «Вот я курицу зажарю…» Вот я курицу зажарю Жаловаться грех Да ведь я ведь и не жалюсь Что я – лучше всех? Даже совестно, нет силы Вот поди ж ты – на Целу курицу сгубила На меня страна «Давай, Лесбия, болеть в одной постельке…» Давай, Лесбия, болеть в одной постельке Бледными тельцами касаясь То в жару виртуально расширяющимися То в испарине холодной истончающимися И сходя, сходя на нет полупрекрасные За окнами вдруг увидим знамена красные Праздничные — Коммунисты опять к власти, знать, пришли «Давай, Лесбия, заведем себе ребеночка…» Давай, Лесбия, заведем себе ребеночка И будем мыть его в теплой водичке, ласкотая Обмывая целлулоидные ножки И в тонкой вытиральной простыночке промокшей Стремительно понесем его в кроватку На ходу в окошко взгляд бросив случайный — Ишь, опять вроде к власти демократы Пришли После перерыва «Чайка огромной звериной красы…» Чайка огромной звериной красы Гордо вышагивает и недаром Вот бы еще ей лихие усы Славным была бы приморским жандармом Или начальником чрезвычайки Я обращался бы к ней: Товарищ Чайка Куда прикажете арестованных девать? — В расход! – и по своим делам «Такая большая страна…» Такая большая страна А все вот никак не провалится Всё, вроде, одна сторона Ее Как будто бы рушится, валится То кровь, то скопившийся пот И гной Как будто проломит, продавит Ан, нет — То Петр что-то там подопрет То Павел чего-то подправит И дальше пошло «Еще не вся повыпита отвага…» Еще не вся повыпита отвага Из наших белых самобытных тел И государства серая бумага Еще промнется от великих дел И будут кверху восходить высоты И дали разнесутся по краям И здесь умрет не тысячный, не сотый — Но первый и второй. И будет храм. «Теперь поговорим о Риме…» Теперь поговорим о Риме Как древнеримский Цицерон Врагу народа Катилине Народ, преданье и закон Противпоставил как пример Той государственности зримой А в наши дни Милицанер Встает равнодостойным Римом И даже больше – той незримой Он зримый высится пример Государственности «Вот голая идет красавица…» Вот голая идет красавица Среди ослабшей государственности Ей всё это конечно нравится А мне это не то что нравится Да и не то чтобы не нравится Меня все это не касается Ну разве только в смысле нравственности И в смысле нарушенья нравственности И проявления безнравственности Среди ослабшей государственности А так мне всё конечно нравится «С женою под ручку вот Милицанер…» С женою под ручку вот Милицанер Идет и смущается этим зачем-то Ведь он государственности есть пример Таки и семья – государства ячейка Но слишком близка уж к нечистой земле И к плоти и к прочим приметам снижающим А он – государственность есть в чистоте Почти что себя этим уничтожающая «Возле города Ростова…» Возле города Ростова Возле города Орла Для решения простого Повстречались два орла Российские Для того, чтоб прокормиться Порешили – и правы! — Тушками объединиться Но зато в две головы Кушать И были правы |
