– Повторяю вопрос – зачем тогда ты здесь? Я прошу тебя – иди, мне нужно собираться, – Кравченко демонстративно отвернулся от меня, склонившись над рюкзаком.

– Я думаю, что это не особенно сложно, учитывая, что вы не на курорт едете, – заметила я – ко мне вернулась самоуверенность, ведь, раз он не выкинул меня из квартиры на первой секунде, то теперь уже точно этого не сделает.

– Тогда садись и не мешай, – он кивнул в сторону дивана, и я опустилась на него. – И еще – «выкать» перестань, терпеть не могу!

Я кивнула, чего он, по-моему, не заметил, сосредоточенно упаковывая рюкзак, и принялась разглядывать стены хибары. Ничего интересного, только фотография в рамке на стене – Кравченко, Рубцов, Леший – молодые, улыбающиеся, на фоне какого-то кишлака. Больше ничего. Богатая квартира – диван, два стула, маленький стол с пепельницей, на полу – немецкий телевизор и видеомагнитофон, валяются какие-то кассеты. Все.

Кравченко закончил с рюкзаком, посмотрел на меня:

– Нравится обстановка?

– Да, как в казарме – ничего лишнего.

– У тебя есть родители? – неожиданно спросил он.

– Да, только я с ними давно не живу.

– Почему?

– Так вышло. Они не могут смириться, что я институт бросила.

– Какой?

– Медицинский. Пошла в училище, потом в госпиталь устроилась, аттестовали, фельдшером работаю. А мама мечтала, чтобы врачом.

– Что ж ты так? – поинтересовался Кравченко, садясь на пол у стены.

– Стыдно быть плохим врачом. А фельдшер я хороший.

– Да, я слышал – «руки ангела», – он улыбнулся из-под усов, и у меня как-то потеплело на душе.

– Откуда вы…ты знаешь?

– Рубцов нарыл сегодня.

– Оперативно! – усмехнулась я.

– Разведка. Знаю, что тебе двадцать пять лет, была замужем, правда, недолго и неудачно, работала сначала в городской больнице, потом в госпиталь ушла. На работе уважают, хотя и дерешься, – снова улыбнулся он.

– Да-а! – протянула я. – Подготовился. Жаль, у меня нет друзей в разведке, было бы, о чем поговорить. Хотя… Капитан Алексей Кравченко, тридцать семь лет, Афганистан, Чечня, два ранения…В общем, все.

– Авдеев изложил?

– Да.

– А говоришь – разведка нужна. Добавлю – не женат, не был никогда, характер несносный, бессонница, невроз, выпиваю, нечасто, но в дрова.

– Мне все ясно. Леша, а возьми меня с собой, – неожиданно для нас обоих попросила я.

– Куда? – не понял Кравченко.

– С собой, в командировку.

– Ты соображаешь вообще, о чем говоришь?! – заорал он, вскакивая. – Это тебе что, игрушки в войнушку?! Пиф-паф, падай, ты убит?! Там бабам не место!

– Не ори! Я не баба, я фельдшер, я старшина медицинской службы…

– У меня в роте фельдшера только парни, так было и так будет! Все, хватит! – отсек он.

Я замолчала, не понимая, как вообще у меня это вырвалось, и в какой момент я поняла, что если меня не будет рядом, то с ним непременно случится что-то ужасное, непоправимое, от чего только я и сумею его уберечь. Мы молчали, а потом я протянула руку и дотронулась до его плеча, до татуировки, которая снилась мне ночью – небо, горы… Я вдруг почувствовала, как неудержимо тянет меня к этому человеку, как я хочу быть с ним. Видимо, от меня пошла какая-то волна, потому что он тоже что-то почувствовал.

– Подумай хорошо, – сказал глуховато Кравченко, повернувшись ко мне и глядя в глаза.

– Я не хочу думать, Леша, ты нужен мне, я за этим и приехала, я никогда не делала такого раньше… Мне наплевать, что мы едва знакомы, я хочу быть с тобой везде и всегда, я прошу, не прогоняй меня, иначе я не переживу… прошу тебя…прошу…

– Не плачь…

Он обнял меня как-то неловко, неумело, гладил по голове, потом поднял с дивана и носил на руках по комнате, как носят плачущего ребенка. Со стены улыбались Рубцов и Леший…

…Утром я проснулась на продавленном диване под простыней, было дико холодно, в кухне хлюпала вода. Я встала и пошла на этот звук – Кравченко обливался холодной водой над большим тазом, по рельефным мышцам стекали капли, он фыркал и снова лил на себя ледяную воду. Он был так невыразимо прекрасен, что у меня даже дыхание перехватило… Я подошла сзади и прижалась к его спине.

– Фу, напугала! – засмеялся Леха и вылил на меня остатки воды из железной кружки.

Я завизжала, он, смеясь, подхватил меня на руки и понес в комнату. Мы занимались любовью часов до трех, забыв обо всем на свете, даже о том, что ему скоро ехать на вокзал. Хорошо, что вообще спохватились. Леха одевался, я тоже поднялась, шатаясь, как пьяная. Он подал мне джинсы, майку, кроссовки:

– Осталось только ключи соседке занести, – он сказал это так буднично, словно собирался на дачу на выходные. – У нее дочка замуж вышла, пусть у меня пока живут. Ты вот что, Марьяна, фотографию забери пока, пусть у тебя побудет…

Я бережно сняла со стены рамку и прижала к себе:

– Леша, а можно, я с тобой на вокзал поеду?

– Зачем тебе?

– Надо.

Что-то в моем лице сказало Кравченко о том, что я все равно сделаю так, как решила, поэтому он согласно кивнул и предложил:

– Давай присядем.

Мы сели, потом Кравченко легко поднялся, подал мне руку повел за собой из квартиры. Постучав в дверь на первом этаже, Леха отдал ключ маленькой женщине в красном платке. Она заохала:

– Лешенька, куда опять?

– Командировка, Ольга Ивановна. Пусть Наташка ваша с Пашкой у меня поживут пока.

– Спасибо, Лешенька, – закивала соседка. – Ты не сомневайся, все в целости будет. Дай тебе Бог! – она перекрестила Леху и заплакала: – Возвращайся, Лешенька…

– Вернусь, Ольга Ивановна.

К поезду никого чужих не пускали, но Кравченко провел меня через милицейский кордон. На перроне было очень много людей – военные в камуфляже, их жены, дети, родители…Целая толпа, колыхавшаяся вокруг этих военных, многоголосо звучащая и то и дело разрываемая детским плачем… Плачущие женщины, жмущиеся к затянутым в камуфляж мужьям и сыновьям, дети всех возрастов, то сидящие на руках у отцов, то прилипшие намертво к родительской куртке… Я увидела Рубцова с красивой рыжеволосой женщиной и парнишкой лет восемнадцати в форме военного училища. Брови Сереги взлетели вверх, когда он увидел меня рядом с Кравченко.

– Знакомься, Ленка! – весело сказал он жене. – Это Марьяна.

– Очень приятно, Лена, – просто и дружески отозвалась красавица. – А это Саша, наш сын.

– Здорово, дядь Леш! – пробасил парень, протягивая Кравченко руку.

– Здорово. Как учеба?

– Порядок!

– Отличник! – гордо произнес довольный Рубцов, потрепав Сашу по затылку. – Командир отделения, должность обязывает хорошо учиться.

Тем временем Лена незаметно взяла меня за локоть и отвела чуть в сторону:

– Девочка, а у тебя это серьезно? В смысле, с Кравченко?

Я даже не возмутилась подобному вопросу от человека, которого знаю всего пять минут – Лена внушала доверие и производила впечатление умной и надежной женщины.

– У меня – да, у него – скорее нет.

– Вот что – я дам тебе телефон, звони, поболтаем. Ждать намного легче, когда есть, с кем поговорить об этом.

– Спасибо вам.

– И давай сразу на «ты», хорошо?

В это время раздалась команда «По вагонам!», и толпа на перроне разделилась надвое – люди в камуфляже двинулись к поезду, остальные замерли, глядя на них. Леха обнял меня, поцеловал, долго держал мое лицо в своих ручищах, а я все шептала, глотая слезы:

– Я все равно к тебе приеду…вот увидишь…

– Забудь об этом! Я запрещаю тебе! Увижу – сам лично, собственными руками обратно отправлю, поняла? Не смей! – он еще раз поцеловал меня и вскочил на подножку тронувшегося уже поезда…

Просто сорок первый год какой-то… В мирное время провожать человека на войну…врагу не пожелаешь. Но разве же мы в этом виноваты – Леха, Рубцов, Леший, Лена, я?..

С вокзала я возвращалась вместе с Рубцовыми; невысокий, крепкий Саша потихоньку меня разглядывал, а его мать… Я даже не думала, что бывают такие открытые люди – она рассказывала мне о своей жизни так просто и буднично, словно бесконечное ожидание было делом обычным, словно не было многих месяцев мучительного одиночества, бессонных ночей с маленьким сыном, постоянного безденежья и неустроенности. И главное – страха, постоянного страха, что можешь не дождаться…