Если превратите вы залив

В сборник ядов и зараз;

Спрыгну там я, где обрыв,

Сосчитав: «Три! Два! Раз!»

И меня смоет в Юнистрем,

Словно в грязный унитаз!

Тут одна из протестующих кошек выступила вперед, сорвала с себя черный платок, и мы увидели персикового цвета мордашку Джил с желто-зелеными глазами!

– Я тоже здесь! И я тоже против! Про-отив!!! – кричала Джил.

Милли остановила видео и сокрушенно произнесла:

– Похоже, эти слова оказались пророческими для Джил. Ее и вправду смыло… Кроме того, я уверена, что эта выходка Джил очень сильно не понравилась Борису, именно поэтому он вместе со своим другом Фердинандом принял решение разогнать демонстрацию с особой жестокостью. Участие в разгроме протестующих принимали не только полицейские, но и военные.

– А после того, как площадь очистили, Борис устроил Джил серьезную взбучку. Психика Джил не выдержала, и она решила покончить с собой, инсценировав все под несчастный случай, – предположила Йоханна.

– Нет, на Джил это совершенно не похоже. Она – сильная. Если это и было убийство, то спланированное кем-то другим, но не самой Джил.

– А ты не замечала в последнее время в поведении Джил что-то необычное? Может быть, она выглядела встревоженной, подавленной, даже запуганной? Какой она была при вашей последней встрече?

– Если честно, то мы не очень хорошо расстались после нашей последней с Джил встречи. Мы поссорились из-за пустяка.

– Из-за какого?

Милли опасливо посмотрела на меня и сказала:

– Уважаемый Тим, не мог бы ты оставить нас одних на некоторое время? Нам с Йоханной нужно посекретничать как девочке с девочкой.

– ОК, оставайтесь в номере, а я вместе со своей бандой пойду репетировать. «Магнитик» любезно предоставил нам свою студию. Там круто! Тебе, Джоан, я тоже рекомендую порепетировать там после меня.

Я вышел из номера с уверенностью, что в скором времени и так узнаю все их девчоночьи секреты. И я их, конечно же, узнал, раз так подробно могу писать о них. И я пишу.

После того, как дверь за мной захлопнулась, Милли сказала Йоханне:

– Я обещала Джил сохранить эту историю в тайне, но раз Джил больше нет, то я могу говорить на эту тему свободно. Возможно, тот факт, о котором я тебе сейчас поведаю, поможет нам в нашем дальнейшем расследовании.

Дело было так. Недавно у Джил умер дедушка по матери. И она собралась ехать на отшиб Фелинбурга, чтобы помочь своей овдовевшей бабушке разобрать старые вещи на чердаке и в сарае. Перед отъездом Джил позвонила мне и сказала одну довольно неприятную фразу:

– Сначала я потеряла маму, сейчас – любимого дедушку; и теперь больше никому из родных я не нужна. Совсем.

Джил вернулась через два дня с какой-то старой потертой коричневой тетрадкой в сумке. Она сказала, что хочет поговорить со мной кое о чем важном и узнать мое мнение по этому поводу. Она предложила встретиться в ее летнем загородном бунгало, которое в середине апреля обычно пустовало. В этом самом бунгало и произошла наша последняя с ней встреча. Джил включила обогреватель и положила на небольшой деревянный столик ту самую коричневую тетрадку и пожелтевший от времени конверт.

– Что это? – спросила я, нервно постукивая пальцами по крышке своего ноутбука, который везде таскала с собой.

– Это – дневник моей покойной матушки, а это – ее письмо к некоему лейтенанту Вилли. Оно – примерно того же возраста, что и я. Я нашла все эти вещи, когда убиралась у бабушки на чердаке, – сказала Джил. С этими словами она открыла конверт и дала мне письмо.

Милли прервала свой рассказ, открыла один из засекреченных документов на своем ноутбуке, и показала Йоханне фото того самого пожелтевшего конверта. На нем значилось:

От кого: мадам Галатеи

Откуда: г. Фелинбург, ул. Пекарская, 24

Кому: лейтенанту Виллиаму

Куда: городок Сноутаун, ул. Ракетная, 6

Далее Милли открыла следующее фото, на котором была запечатлена старая пожелтевшая страница письма. Внизу она была залита чем-то темным, скорее всего, мадам Галатея случайно пролила на него кофе, пока писала. Буквы в некоторых местах расплывались, как будто мадам Галатея плакала, пока составляла письмо: слезы попадали на бумагу и растворяли чернила от ручки. Йоханна начала читать:

Дорогой Вилли!

Пишу тебе, сидя у себя в комнате в доме своих родителей, и слезы застилают мне глаза. С разбитым сердцем покинула я наш маленький уютный городок Сноутаун, и мне уже не суждено будет вернуться туда вновь. Ты навсегда останешься в моей памяти, как и день нашей первой встречи с тобой. Я тогда работала на ресепшне в отеле «Полар Стар», и ты приехал снять у нас номер в ожидании собственных апартаментов. Ты тогда сказал мне, что хотя и скучаешь по своему родному Стоунриверу, но Сноутаун тебе тоже очень даже нравится. Мы коротали наши вечера, строя блестящие планы на будущее, которое должно было стать счастливым для нас обоих. Но – увы! Нашим планам не суждено было сбыться. Прости и прощай, Вилли! Прощай навсегда! С тяжелым сердцем уезжаю я на южную границу, и даже время не сможет унять тупую ноющую боль в моей груди. Мне придется жить с ней до конца своих дней. Я так огорчена, что боюсь потерять…

Далее начиналось то самое темное пятно от кофе, и читать письмо стало невозможно.

– Не могу сказать тебе точно, но, возможно, пара страниц из дневника мадам Галатеи помогут нам прояснить ситуацию, – ответила Милли и открыла следующее фото. На нем также был текст:

За долгое время нашей совместной жизни с Борисом я окончательно убедилась в том, что с ним меня ничто не связывает. Я обожаю театр, кино, рестораны и отдых на море; а его, кроме хоккея, обжорства и собственной военной карьеры, вообще почти ничего не интересует. У нас нет совместных детей, и поэтому ничто не припятствует нашему разводу. И вот сегодня утром я решилась. Я выехала из Сноутауна в Норт-Ист, чтобы подать заявление в суд…

День спустя:

Борис был очень зол, когда узнал о том, что я подала на развод. Он ворвался ко мне в отель во время обеденного перерыва и прорычал, что испортит и выбросит все мои вещи из квартиры. Я пыталась успокоить его, уговаривала попить немного содовой с мятой, но он в ответ лишь что-то рявкнул и пулей вылетел из отеля, громко хлопнув дверью. После окончания смены я возвращалась домой в расстроенных чувствах. Мое воображение рисовало мне страшные картины. Порванные и разбросанные платья и шубы, поломанные украшения, разбитая посуда… Дрожащими лапками я открыла свою входную дверь и тихо, безмолвно пошла в свою комнату. Но когда я вошла внутрь, я была поражена. Вся комната была усыпана тысячами и тысячами алых роз, на столе лежало красивейшее жемчужное ожерелье, а посреди комнаты на коленях стоял мой Борис с набором золотых украшений для меня. Со слезами на глазах он умолял меня не уходить. Я подошла к нему, и он тихо, полушепотом, сказал: «Смотри, как много я могу тебе дать; а в Хотспринге я получу звание майора и смогу дать тебе еще больше. А что сможет предложить тебе этот жалкий лейтенантишка, который намного моложе тебя? И что ты вообще в нем нашла? Со мной ты будешь жить гораздо лучше, я думаю, ты и сама все это прекрасно понимаешь…» Я ответила Борису примерно следующее: «Я понимаю, что, возможно, ты и прав, и мне лучше остаться с тобой. Но что мне делать? Я надеюсь, ты знаешь, о чем я тебя сейчас спрашиваю.» Он сказал мне: «Самое лучшее, что ты сможешь сделать – это молчать обо всем и уехать вслед за мной в Хотспринг, на южную границу. Тогда нам удасться сохранить тайну, и никто не посмеет бросить в тебя камень…»