– О, вас, наверное, это должно сильно разочаровать. Я знаю из истории вашего времени, что существовал некий институт брака, что мужчины и женщины испытывали взаимное духовное и физическое влечение. Сейчас этого нет. Есть единое общество, где нет различия между полами, кроме, разумеется, физического. Но это различие пока приходится сохранять для размножения. Что это вы состроили гримасу? Разочарованы?

– А все происходит так же, как раньше?– спросил Андрей как можно более ровным тоном, проигнорировав вопрос о разочаровании.

– Что именно?

– Ну… размножение…

– Практически так же. Яйцеклетку отбирают и оплодотворяют самым качественным семенным материалом. Потом ее возвращают женщине, а дальше беременность, роды.

– А как же выбор партнера, в смысле – донора, это кто решает?

– Служба контроля размножения. Банк генофонда огромен. Подбираются наиболее совместимые геноносители. Я тоже продукт такого отбора. Все наше общество уже более ста лет воспроизводится таким способом. Мы новый тип человека – «человек отборный».

– По крайней мере, у вас сохранилось чувство юмора, или это тоже пережиток прошлого?

Она в ответ пожала плечами.

Андрею стало очень неуютно. Кое-что встало на свои места. «Экипаж – продукт искусственного отбора. Лучшие особи человека, в определенной мере потерявшие человечность. Этим объясняется их поведение. Впрочем, «человечность» в нашем понимании. В их времени это норма. Здесь я выгляжу странно. Зато физически они прекрасны. Они могут преодолевать и пространство, и время. А еще они любят растения», – думал Андрей, входя в оранжерею.

– Это наша гордость. Посмотрите вокруг, – Арина обвела рукой купол оранжереи. – Здесь собраны растения из самых разных земных питомников.

Оранжерея действительно была великолепной. Она вертикально делилась на три круговых яруса, закрепленных на прозрачных пилонах. На каждом ярусе были посажены хорошо подобранные по видам и совместимости цветы, кустарники и деревья. Местами это переходило в буйные заросли, а лианы переползали с яруса на ярус. От пестроты цветов рябило в глазах. В воздухе, несмотря на мощную систему вентиляции, витали диковинные ароматы. От центра оранжереи радиально отходили дорожки, посыпанные самым обыкновенным на вид щебнем. Вдоль дорожек попадались многочисленные скамеечки и диванчики, стилизованные то под дикий камень, то под ствол упавшего дерева. Андрей посмотрел вверх: над головой было голубое небо. Как удавалось добиться такого эффекта, он пока не знал. Снаружи купол был прозрачен. Но чего-то явно не хватало.

– Вам бы сюда птиц или хотя бы бабочек, – посоветовал он.

– Я не знаю, почему нет птиц и насекомых. Видимо, есть определенные трудности с их жизнеобеспечением. Пойдемте, я покажу вам свое любимое место.

– Наверное, побоялись, что они расползутся по всему кораблю, – попытался пошутить Андрей.

Они свернули на одну из дорожек и вскоре вышли к красивому подвесному диванчику, окруженному зарослями вьющихся роз.

– Посидим, – предложила Арина. – У вас есть еще немного времени.

Они уселись. Ощущалось дуновение ветерка, очевидно, неподалеку была вентиляционная шахта.

«Наверное так должен выглядеть рай, – промелькнула мысль, – и ангел в синей униформе… продукт генетического отбора…»

– Значит, в вашем обществе все планируется, все – вплоть до рождения детей с определенными возможностями?

– Не совсем. Подбирается идеальный набор генов, а способности и наклонности ребенка выясняются позже, при генетическом тестировании.

– И вас определили в звездолетчицы? – Андрей попытался разрядить обстановку.

– Да, именно. Поэтому я на «Альбатросе».

«Синяя униформа определенно к лицу этому ангелу», – Андрей улыбнулся, продолжая осторожно рассматривать собеседницу.

– У вас две нашивки, что это обозначает – звание?

– Цвет нашивки определяет степень допуска к управлению кораблем, а их количество – звание. У меня золотые нашивки – это высшая степень допуска. Их две – это офицерское звание – капитан второго ранга. Я командую исследовательским отсеком.

Услышанное Андреем никак не вязалось с внешним обликом Арины. Он дал бы ей от силы лет двадцать пять. Спросить, сколько ей лет на самом деле, он не решился. Определенно, в будущем генетики добились больших успехов.

– Скажите, Арина, а что произошло с психикой людей? Я вижу замкнутых, малоэмоциональных биороботов. Хотя все улыбаются. Вы – первый человек здесь, с которым мне удалось пообщаться в какой-то мере по-человечески, – Андрей заглянул ей в глаза.

– Что ж, вы абсолютно правы. Когда наш звездолет застрял в вашем времени, и стало понятно, что вернуться скорее всего не сможем, мы стали активно изучать жизнь ваших современников. Мы просматривали и анализировали ваши телепередачи и информацию из глобальной сети, слушали телефонные разговоры. Это была огромная работа с одной лишь целью – понять, сможем ли мы жить в вашем обществе, поймете ли вы нас.

Вывод был очень печальным – мы не понимали жизнь вашего общества. Мотивация ваших поступков для нас бессмысленна. Значительная часть населения Земли двадцать первого века не обладает способностью ощущать себя частью мироздания. Многим недоступно понимание основной цели Человечества – распространение разумной жизни во Вселенной. Но при этом эмоциональная составляющая вашей жизни очень высока. Я бы сказала – она занимает ведущую роль. Отношения между родителями и детьми, между мужчинами и женщинами выше нашего понимания. Об этом можно говорить очень долго. В библиотеке есть полный отчет о проделанных исследованиях.

В конце концов, высшим советом «Альбатроса» было принято очень трудное для всех нас решение – попробовать научиться у предков испытывать первичные эмоции. Сущность этих эмоций, их характер и интенсивность определяются расшифровкой сигналов, поступающих из внешней среды, и уровнем ответной активации организма. Конечно, остаток эмоциональных проявлений есть и у нас. Но связь с этими участками генетической памяти была безвозвратно утеряна, – Арина опять прикоснулась к своему лбу. – Наш мозг работает немного по-другому. Он плохо расшифровывает эти сигналы. Эволюция? Возможно. Но по-моему, мы потеряли что-то очень важное. Вы дали этому весьма своеобразное определение: «малоэмоциональные биороботы», – она грустно усмехнулась. – Когда вы смотрели на звезды, Андрей, мы уловили очень слабый поток мозгового излучения, обращенный во Вселенную. Проанализировав, мы сделали вывод, что вы очень близки по способу мышления к нам, хотя совершенно непохожи на малоэмоционального биоробота. И вот вы здесь, – она посмотрела ему в глаза, – и я очень рада этому.

К Андрею вернулось ощущение нереальности происходящего. Он машинально потянулся к ближайшему небольшому бутону розы, но опомнившись, одернул руку.

– Неужели я один такой? – вопрос звучал нелепо, но понял он это поздно.

– Достаточно много людей обладают таким же способом мышления, как и у вас, Андрей. Но… – Арина замешкалась, подбирая слова, – вы смотрели на звезды, и я… выбрала вас. Не знаю, почему.

«Видимо, утерянная связь с участками генетической памяти, отвечающими за влечение к противоположному полу, у нее все-таки сохранилась, – подумал Андрей. – Мне повезло!»

– Мне непонятно одно – как вы будете обучаться эмоциям?– после некоторой паузы спросил Андрей.

– Это очень просто – сканирование и передача вашего мозгового излучения обучаемому.

– Но ведь мне нужно испытывать эти эмоции, они же не могут возникнуть на пустом месте.

– Вы сможете заново пережить уже испытанное вами, переживая события из вашей глубокой памяти.

– Гипноз? – Андрей немного знал о гипнозе.

– Нет. Перенос событий из глубокой памяти в промежуточную.

Андрея совсем не радовала перспектива пережить некоторые события своей жизни заново. И уж совсем не хотелось, что бы кто-то копался в его мозгах.

Арина, видимо, почувствовала его настроение:

– Это не опасно и абсолютно безвредно. Просто легкий обруч на голове. Мы все так проходим обучение. Информация передается непосредственно в свободные области глубокой памяти. Быстро и надежно, – она закрыла глаза.