Они прошли по узкому коридору и поднялись на второй уровень.

– Как называется эта пташка? – спросил Андрей.

– Большой планетарный модуль «Аист 521», – опередив Настю, ответил процессор.

По уровню отделки интерьера «Аист» сильно проигрывал «Альбатросу». Узкие коридоры с низкими потолками, металл и пластик, никакой роскоши. Полное отсутствие живых растений, к которым уже успел привыкнуть Андрей. Воздух в модуле отличался от атмосферы «Альбатроса» – прохладный и слегка ароматизированный.

– Мы идем в отсек отдыха экипажа, – Настя явно чувствовала себя здесь как дома, – там очень уютно и тихо.

– Ты здесь часто бываешь? – Андрею почему-то нравился этот корабль.

–Два – три раза в неделю, а иногда и чаще. «Аиста» нам дали перед последней экспедицией. Мне он очень нравится.

– У меня тоже к нему явная симпатия – напоминает наши пассажирские авиалайнеры, даже запах внутри похожий, – Андрей демонстративно принюхался.

Они действительно шли через салон, сильно напоминающий пассажирские самолеты двадцать первого века. Те же три ряда кресел, те же столики и иллюминаторы. Салон закончился на удивление просторным тамбуром с уже знакомым сервис-терминалом. Справа в сторону съехала перегородка, над которой горела надпись – «Вход только для экипажа». Настя повернула туда, и они оказались в достаточно просторном отсеке, уставленным мягкой мебелью. Куполообразный потолок напомнил Андрею «смотровую площадку» на «Альбатросе». На одной из стен была плоская проекция морского пейзажа. Тихий шум волн. Не очень выразительно, но реалистично.

– Усаживайся, где тебе удобно, – Настя отпустила его руку.

– Морские виды бывают и покрасивей, – сказал Андрей, осматриваясь.

– Это не земное море, это океан третьей планеты звезды В, системы Альфа Центавра.

– Вот оно что! – он другими глазами посмотрел на крутой скалистый берег и слегка волнующуюся гладь океана. – Давай сядем здесь, – Андрей указал на два огромных мягких кресла, стоящих в отдалении и разделенных небольшим прозрачным столиком. Усесться на одном диване с Анастасией он не рискнул.

Настя подняла одну бровь, но пошла за ним и села в белое бархатное кресло. Андрей протянул ей ободок, напомнив о цели их уединения.

– Я недавно научился сканировать свою память самостоятельно. Оказалось, довольно интересно вспоминать и заново переживать определенные моменты своей жизни. Знаешь, ведь у каждого человека есть вещи, которые ему очень близки и волнительны, – Андрей закрыл глаза и поежился. – Осень, я очень люблю осень. Запах мокрых осенних листьев, их шуршание под ногами. Рядом с моим домом, на Земле, есть заброшенный сквер. Мы часто ходим гулять туда с моей дочерью. Александра еще маленькая, но тоже любит осень. Мне так плохо без ее звонкого смеха и бесконечных вопросов, – он опять закрыл глаза.

Настя молчала. Странная это была картина: человек из прошлого изливал душу искусственной девушке из будущего. Они сидели друг напротив друга, и она рассматривала его лицо и полные грусти глаза. Андрея неожиданно посетило ощущение, будто все это с ним уже было, что он уже сидел так, напротив девушки, а его душу раздирало глубокое чувство тоски.

«Вот сейчас она встанет, подойдет и сядет ко мне на колени, а я обниму и прижму ее к себе», – подумал он.

И действительно, Настя встала и подошла к нему, надела на голову ободок и спросила:

– Можно, я сяду к тебе на колени?

– Садись, – медленно проговорил потрясенный Андрей. Он иногда интуитивно предполагал дальнейшее развитие событий, но настолько точно и ясно – первый раз. Дежа-вю ли это было или что-то другое, но оно полностью подтвердилось.

Она села и прижалась к нему. Он нащупал на ободке сенсор активации. Настя глубоко вздохнула. Андрей хорошо знал, что она сейчас видит и ощущает. Он чувствовал ее ровное теплое дыхание, и даже как бьется ее сердце, хотя это могло ему и показаться.

«Она сказала правду – она живая, – думал он, – неужели они полный аналог человека? А как же реализованы преимущества, о которых говорила Арина? Ведь Настя почему-то проиграла бой Веронике. В библиотеке наверняка есть информация про них. Что-то есть такое в Анастасии, что-то едва уловимое и притягательное. Почему вдруг я решил показать ей мою осень? Или она кого-то мне напоминает? Странный сегодня день».

Осень действительно нравилась Андрею. Находясь на Земле, он редко задумывался над этим. Сейчас, глядя на умиротворенное лицо Насти, он почему-то хорошо осознал, насколько привязан к таким вещам. Он показывал их Арине. Одним из таких его воспоминаний был снегопад. Бывают такие «сказочные» снегопады, вечером, когда не холодно и не ветрено, а снег падает большими хлопьями. Арине очень понравилось, она никогда не видела настоящего снега. Но уловить тонкую нить настроения и ощущения сказочной, именно сказочной красоты снегопада, она не смогла.

В этих небольших отрезках воспоминаний не было его собственных эмоций, это была просто запись того, что он видел, слышал и чувствовал. Конечно, нельзя было требовать слишком многого от этих людей, лишь недавно вернувших способность переживать эмоции, да и то далеко не все. Но почему-то сейчас Андрею было очень важно, что скажет об увиденном Анастасия, пусть она и не совсем человек.

Прошло восемь минут. Именно столько длилась запись в ободке транслятора. Настя зябко поежилась и открыла глаза. Только сейчас Андрей заметил, что его рука лежит на бедре девушки, но убирать ее он не стал. Настя сняла ободок и посмотрела в глаза Андрею.

– Листья умирают, и их оплакивает дождь, – тихо проговорила она. – Осень – грустная пора, грустная и очень красивая. Теперь я знаю. Дождь. Дождь холодный и серый. Но он нужен умирающим листьям. Они падают, а потом долго смотрят вверх, на голые ветви. И на капли, падающие с серого неба. Осень – это последний, яркий танец засыпающей природы, – она дотронулась губами до его уха и прошептала: – Танец для нас. Люди – зрители этого прощального танца.

Андрей не знал, что сказать. Мысли в его голове путались. Он был очарован красотой Настиного восприятия осени. Его осени. Настя увидела в ней гораздо больше, чем он сам.

И опять он почувствовал прилив необъяснимой симпатии к этой девушке. Что-то всплывало в его памяти, далекое и в тоже время очень родное ему. Он посмотрел на нее.

– Я хочу подарить эту осень тебе. Пусть она будет и твоей тоже, – он нежно провел рукой по ее изящной шее и спине.

– Как это приятно. Твои руки, от них исходит тепло. Мне удивительно хорошо рядом с тобой. Ты стал частью моей жизни, моего сознания, – она взяла его ладонь, поцеловала и прижала к щеке.

Андрей не сразу понял, что произошло. У него в голове как будто кто-то щелкнул выключателем. Он хорошо помнил этот жест. Помнил настолько, что на глаза навернулись слезы. Так делал только один человек в его жизни – Вера, его погибшая жена.

14.

Время шло. «Альбатрос» все еще висел на орбите у Европы. Станция на ее поверхности занимала уже более одного квадратного километра. Через несколько дней ее развитие завершится, и она будет накрыта огромным прозрачным куполом, зачатки которого уже были видны в центре сооружения. После этого начнет синтезироваться воздух, и вскоре станция станет пригодной для жизни людей. Целесообразность этого Андрею была непонятна, ведь на самом деле никто здесь жить не собирался, по крайней мере, пока. Но и у далеких предков существуют инструкции, которые необходимо выполнять.

Как понял Андрей, такие станции производят сырье для репликаторов и топливо для нейтронных реакторов. Ресурсы «Альбатроса» были небезграничны, и в течение двух недель они должны были пополниться благодаря усилиям станции переработки материи.

Андрей пошел в оранжерею один. Он облюбовал себе отличное укромное местечко на третьем ярусе, под самым куполом. Здесь было тихо, лишь изредка журчала вода в системе полива. Андрей знал, почему его постоянно тянуло в оранжерею. Под ее куполом создавалась иллюзия, будто он находился на Земле. Здесь он успокаивался, и райская обстановка благоухающей растительности настраивала на философский лад.