Капитан, по его словам, недавно вспомнил, что у них в плену находится красный замначштаба с фамилией Вербер, одна буква роли не играет – «н» или «р», какая разница? И у него сразу созрел план.

– То есть некая Вернер 24 лет, вернее, Вербер, осталась жива, попала к вам в руки. Хитро, – ухмыльнулась Елена

– Голь, сами знаете, на что способна. Ха-ха, – капитан рассмеялся отрывистым, лающим смехом. – Словом, совершенно верно. Вы в нашей контрразведке скрывать свое происхождение не стали, но не рассказали, что поддержали красное восстание в Москве. Наоборот, мол, вы мужественно бились с большевиками на баррикадах. Потом решили затаиться, а при случае записались в красные добровольцы. Вас определили стрелком в бронепоезд. Из Москвы он вышел 14-го сентября, пять вагонов и грузовой прицеп. Вы – второй номер пулемета, не знаете полного вооружения поезда и состава команды. Начальник бронесостава – Айвар Меднис, латыш, по прозвищу Кребс – русский. Мы его нашли с дыркой в голове в штабном вагоне, застрелился. Можете сказать, что шуры-муры с ним крутили, обещал, мол, в Латвию после войны забрать. Голубоглазый красавец с белым и чистым, как у юной девушки лицом. Под Змиёвкой оказались поврежденными рельсы. Ремонтная бригада отправилась осматривать пути, и тут налетели корниловцы. Так вас взяли в плен. О судьбе остальных вашей товарищей вам ничего неизвестно, вероятно, все погибли. Белые, узнав кто вы, предложили вам убедить своего отца рассказать нам все, что он знает о дислокации и передвижении красных частей. Вы согласились. Так вы встретились с отцом и вместе решили привести корниловцев в засаду под Герасимово, где вас не могли не заметить свои.

– Что-то здесь не всё нелогично, – заметил Вербер.

– Например?

– Зачем Марию взяли со мной в Герасимово?

– Для надежности, чтоб вы каким-либо образом не выдали корниловский отряд. Если что, сразу обоих и в расход.

– Ладно, – согласился подполковник, – главное, чтобы Зингер в легенду поверил. Он знаете, какой недоверчивый, хитрый, бывший каторжанин, подвох за версту чует. С каторги и сбежал через Дальний Восток в Америку.

– Можете не сомневаться, поверит, – заверил капитан, похлопав Вербера по груди.

В село въехали, когда начало светать. Остановились за площадью, у винной лавки с заколоченными ставнями и ободранной вывеской «Тимофеев и сын. Вино в бочках, бутылках и разлив».

Все выпрыгнули из санитарного грузовика, стали разминать затекшие после долгой тряски конечности.

– Можно приступать? – спросил Подоленцева подпоручик с обвисшим, потным лицом.

– Приступай, Саша, – разрешил капитан.

«Медведь» отвел Вербера за грузовик, ударил огромным кулаком сначала в живот, а когда тот согнулся пополам, ногой в лицо. Подполковник упал в пыль, закашлял кровью. Подпоручик начал нещадно его пинать во все части тела. Кашель перешел в хрип.

– Вы что, с ума сошли? – Васнецова дернулась к Верберу. Подоленцев ее остановил:

– А вы как думали, Елена Николаевна? Большевика, который провел у нас в застенках несколько дней, мы будем вешать свежего, словно огурчика? Кто нам поверит? А уж прожженный каторжник… Не перестарайся, Саша, а то всю обедню испортишь.

Пнув затихшего Антона Петровича еще несколько раз, «медведь» встряхнул уставшими руками. На правом кулаке его была кровь:

– Вот теперь хватит. А то ненатурально будет. Поднимете-ка его.

Солдаты подскочили к Верберу, оторвали от земли. Тот застонал, разлепил полные тоски и боли глаза. Лицо превратилось в кровавое месиво, из ушей текла кровь.

– Гады, – пробормотал он. – Ненавижу.

– Вот. То, что нужно, – констатировал подпоручик. – И говорить может членораздельно, а вы во мне сомневались, Аполлинарий Матвеевич. Ха-ха. Мы дело свое тонко знаем. А с ней что?

Елена попятилась:

– Как, вы им меня будете бить?

– Только чуть-чуть, Елена Николаевна. Для пользы дела.

Не успела прапорщик и глазом моргнуть, как с неё сорвали тулуп, изваляли в пыли, порвали платье, а Подоленцев ей лично поставил под левым глазом фиолетовый синяк.

– Не случайно вас Подлецовым прозвали, – прошептала Елена, держась за разбитую щеку.

Но капитан не обиделся, расхохотался:

– Контрразведка и разведка, Мария Антоновна, дело тонкое, аккуратное, в них нет, и не может быть мелочей. Чуть не так и провал. Сами ведь согласились, добровольно, так что будьте любезны играть по всем правилам. От этого зависит не только ваша жизнь, но и судьба многих солдат и офицеров Русской армии, ради которых вы пошли на эту жертву. Не исключено, что у красных вас может ждать более суровое физическое испытание. Будьте готовы к героизму. Пафосно, но объективно.

Елена высморкалась в разодранную до бедра юбку, стряхнула пыль со всклоченных волос:

– Претензий не имею, капитан. Кушать только хочется.

– Потерпите, в тюрьме покормят. Ха-ха.

Солдат, посланный в острог, прибежал с заспанным унтером-дроздовцем и ефрейтором в светло-серой форме императорской армии. Офицеров в селе не оказалось.

Капитан приказал им согнать на площадь, несмотря на ранний час, людей. А Зингера в камере заставить смотреть в окошко на казнь.

– Дерево есть подходящее для виселицы напротив острога? – поинтересовался у унтера Подоленцев.

– Так точно, – ответил тот, вытянувшись во фрунт. – Березы ветвистые.

– Веревку покрепче выбери, лично приладь. Смотрю, ты в этом деле искушенный.

– Не извольте беспокоиться, ваше благородие. Не оплошаем.

– Чтоб было все натурально.

– Так точно, ваше благородие. Не извольте беспокоиться.

На площади, напротив церкви застыл броневик «Полковник Безмолитвенный», отбитый, как объяснил унтер, в прошлом году у красных Донской армией. Донцы за три бутыли самогона передали «железку» дроздовцам.

Возле «Полковника» по-утреннему вяло курил солдат, в надвинутой на глаза шапке. Он, казалось, даже не обратил внимания на корниловцев, притащивших на площадь избитого человека в военной форме без погон.

В противоположной стороне от храма, там, где стоял острог, а раньше было жандармское управление, действительно росли мощные березы. На одну из них унтер деловито приладил веревку, предварительно опробовав ее на прочность. Ефрейтор подставил под дерево табуретку, принесенную из острога.

К месту «казни» солдаты пригнали, кого нашли – пару торговок с пустыми плетеными корзинами, трех сопливым мальчишек. Бабы испуганно перешептывались, нервно грызли семечки, ребята ковыряли в носах.

– Веревка точно подо мной оборвется? – беспокоился, окончательно пришедший в чувство и вновь способный что-то соображать подполковник.

– Не волнуйтесь, Антон Петрович, – заверил капитан. – Ну, какой мне смысл вас обманывать? Начальный план операции и построен на этом.

– Операции «Снежная рапсодия», – уточнила Елена.

– Что? Почему «Снежная рапсодия»?

Васнецова пожала плечами:

– Не знаю. Вспомнила первый осенний снег, мягкий как пух, он ложился мне на ладони, а я его лизала, словно мороженое. Только музыки не хватало, Венгерских рапсодий Листа. Она звучала у меня в душе.

– Красиво, – согласился капитан. – Пусть будет «рапсодия», какая, в сущности, разница. Можно вас на минуточку?

Подоленцев отвел Елену в сторону, приблизил взмокший нос к ее уху:

– Вы должны сказать нашим офицерам-связным Вальнову и Дунайцеву пароль. Запоминайте, его кроме них и нас с вами, не знает никто: «Я слышала, до войны вы коллекционировали живопись». Ответ: « У меня было хорошее собрание набросков Васнецова. В частности, «Жница». Если офицеры выйдут на вас сами, назовут тот же пароль, тогда вы ответите про наброски Васнецова и Жницу.

– Как в шпионском романе, – ухмыльнулась однофамилица живописца.

– Мы и живем, как в романе, Елена Николаевна. Пару лет назад и представить невозможно было, что такое с нами будет.

Капитан подошел к Верберу, сидевшему у стены дома:

– Возвращаясь к нашим баранам, Антон Петрович. Перед тем, как вас вздернут, произнесите, пожалуйста, пару ярких, можно пафосных фраз, для полноты картины. Мария Антоновна, вы готовьтесь, скоро и ваш выход. Зингер у окна?