– Давай, не тормози. План «Лучи Добра» не может дать осечки! Ведь его придумывал гениальный Я! – сохраняет непрошибаемую уверенность в себе и своих планах Беда.

И чтобы не видеть и не слышать этого неисправимого оптимиста и изобретателя с виду нормальных планов, которые почему-то неизбежно приводят к катастрофе, шагаю вперёд. Прикладываю специфическое усилие, которое я уже много-много раз проделывал, выполняя технику Переноса разума, и вот…

Картина с нарисованным на ней пейзажем превращается в окно, куда я и пролажу. А за мной вся компания моих воображаемых друзей.

Тут… мрачно… Я бы даже сказал депрессивно. Всё как будто нарисовано серыми красками. Нагоняет потустороннюю жуть… А это значит что? Верно!

– И когда я пойду долиной смертной тени, то не убоюсь я зла!

Вот всё, налёт жути куда-то пропал. Просто унылое бесцветное место.

Кто-то дёргает меня за рукав. Аутист. Тычет пальцами в три места. Колодец. Особняк. Возвышенность в дальней части… острова? Мы на острове? Ок. Сейчас всё исследуем…

– Нам надо разделиться! – с энтузиазмом предлагает Беда.

Присматриваюсь к его лицу повнимательнее. Нет. Он серьёзен. Ну, насколько может быть серьёзным воображаемый друг с шилом в попе.

– Хорошо, – твёрдым голосом командую, – остаёшься тут! И чтоб отсюда ни ногой!

Глаза у Беды становятся, как у маленького котёнка, которого злые хозяева отругали за описанные кем-то в прихожей… но не им… тапки. В этих громадный глазищах, полных едва-едва сдерживаемых слёз было столько укора этому бездушному миру, и мне в частности.

Но я не сдался! Я прошёл аж три шага. И лишь потом оглянулся через плечо. Эта фигура… Опущенная голова, сгорбленные плечи, два постукивающих друг о друга указательных пальца. В голове сами собой всплыли слова – forever alone.

– Останьтесь с ним кто-нибудь, – сам собой говорит мой язык.

К моему удивлению остаются Хулиган с Матерщинником. Странно, а мне казалось, что они совсем не ладят.

Ладно, первая точка нашего маршрута – возвышенность вдалеке. Сам не знаю, чего меня туда потянуло.

Несколько минут спустя

Что это часть острова к нам совсем не приближается… Ничуть… Хм, я что забыл в каком месте я нахожусь? В проклятом! Сто процентов на мой разум идёт какое-то малоощутимое воздействие, а я удивляюсь…

– Боли – нет!

Не помогло…

– Страха – нет!

Аналогично…

– Смерти – нет!

За один шаг я оказался возле… могилы? На надгробном камне надпись: «Сидзуко Ямамура». И портрет симпатичной японской женщины. Первая зацепка есть. Пора смотреть особняк.

Несколько минут спустя

Какое же тут запустение… Всё покрыто слоем листьев и прочей грязи, нанесённой через открытые двери и окна. Ну, как открытые… Стёкла выбиты, вот, считай, и открыты…

– Я займусь, – говорит Разрушитель. И уходит куда-то вглубь дома.

Движемся дальше. Кухня в ужасном состоянии.

– Это терпеть невозможно! – выкрикивает Обжора.

Не понимаю, что он хочет сделать с разрушенной кухней, но ему виднее.

Дальше вижу жилые комнаты. В одной из них на стенах висели картины. А потом какой-то варвар решил их сжечь. Но то ли бензину у вандала не хватило, то ли картины были хорошо нарисованы, но какие-то смутные силуэты на них всё же можно было рассмотреть.

– Предоставьте это мне, – говорит Плакса.

Не понимаю, о чём это он?

А вот и кабинет. Тут явно обитал мужчина. Строгий и педантичный. А потом кто-то посторонний ворвался, пошарил в ящиках стола… аж вырывая те с корнем… и сжёг найденное прямо на столе… Чувствуется та же рука вандала, что сожгла картины в жилых комнатах.

И что мне со всем этим делать?

– Тупик… Все улики сожжены… – вздыхаю я.

Тут меня дёргают за рукав. Аутист. Отрицательно качает головой. И жестами показывает, мол, всё в голове. И ещё что-то про семь мудрых вещей. Кажется, я догадываюсь. Ведь мы не просто в проклятом месте. Мы во Внутреннем мире Садако. И этот пепел – это то, что она изо всех сил хотела забыть. Но при должном усердии эти воспоминания можно вытащить на поверхность.

– Чувства мои под семью замками!

Вот это да! Наблюдая в обратной перемотке, как пепел превращается в несколько дневников. Я такое месяц читать буду…

– Разум мой – твердыня моя!

И один из дневников сам открывается на нужной странице.

«Я всегда подозревал, что Садако – не моя дочь. Но сегодня мне это стало окончательно ясно. Не может людское дитя так жестоко расправляться с другими людьми. Бедная Акико Миядзи, Садако отняла у неё сперва её жениха-репортёра, а затем и жизнь. Бедняжка Акико не догадывалась, что против чудовищ вроде Садако нож бессилен. Её смерть была ужасна.

И это ещё одно доказательство того, что Сидзуко была мне неверна. А я-то, идиот, говорил, морских демонов не бывает, и не верил в то, что мне хором говорили все – Сидзуко нагуляла ребёнка от нечистой силы. От демона.

Решено! Сегодня я положу всему этому конец.»

Можно было бы попытаться найти и другие обрывки информации, но, как я считаю, этой ниточки уже достаточно, чтобы начать разматывать весь клубок.

– Готово! – с радостным видом докладывает Плакса, и жестом зовёт меня за собой.

Что готово? Не понимаю ничего… Э, стоп! Это комната матери Садако, как её там… Сидзуко! И картины на стенах не были такими… новенькими…

– Это ты их… отреставрировал? – задаю я глупый вопрос. Ну, а кто же ещё?

– Пара пустяков для профессионала вроде меня! – показывает пальцами жест «виктория» Плакса.

Подхожу к картинам и начинаю вникать. Всё просто. Плакса уже расположил картины в хронологическом порядке. Вот мать Садако показывает дочери… вполне себе милой девочке, кстати… какие-то фокусы с гадальными картами, свечами и хрустальным шаром. Вот картина, где она на какой-то пресс-конференции. Какой-то журналюга давит на неё, у Сидзуко стекает капля пота по виску, срыв, та всё бросает и уходит. Следующая картина. Сидзуко слегла. Постель, лекарства, бледное лицо. Следующая картина. Похороны. Сидзуко в гробу. Садако комкает в руках газету с броским заголовком «Большая мошенница с маленького острова» и фотографией её матери. Последняя картина. Садако смотрит на того самого матёрого журналюгу, что довёл её мать. Тот выглядит откровенно плохо. Из его глаз, ушей, носа и рта хлещет кровь. Видно, что жить ему осталось всего ничего…

– Ты молодец, Плакса, – хвалю я друга.

Тот смущается, но я-то вижу, что ему приятно.

Итак, можно подвести предварительные итоги. Имеем мы тинейджерку на этапе пробуждения демонической родословной. Случай, как говорится, не раз описанный. Во всяком случае, в табличках клана Ооцуцуки о подобном говорится. И подобное срабатывание сверхспособностей, доставшихся от демонических предков, с помощью злости, ненависти или наличия угрозы собственной жизни, там описывается как нечто банальное. И само собой разумеющееся.

Ведь сверхспособности… особенно такие, как у Якумо и Садако срабатывают не как пистолет, в руках опытного стрелка, а как… м-м-м… граната в руках у блондинки… И всего лишь пара смертельных случаев, по меркам Ооцуцуки, это почти безболезненное пробуждение своей родословной…

Ладно, обдумаем это всё чуть позже… Отходим к колодцу.

Стоп! Что это приключилось с особняком? Он весь сияет… вокруг всё чисто, опрятно и никакой грязи на полу. А воздухе витает аромат домашней стряпни.

– Разрушитель? Обжора? Ваша работа? – спрашиваю у друзей.

– Тоже мне работа! – фыркает Разрушитель. – Прошёлся тут и там с веником, кое-где заменил стёкла, приколотил половицы, да поправил шифер на крыше. Было бы о чём говорить…

Обжора вместо слов протягивает всем тарелку с пирожками.

«Вкуснотища!», – дегустирую я пирожок.

Несколько минут спустя

– Это вам! – протягиваю их долю пирожков Беде, Хулигану и Матерщиннику.

– Ом-ном-ном!

Ещё несколько минут спустя

– А затем она уничтожила свои воспоминания. Ну, насколько смогла. И стала в итоге духом мщения, который и сам не особо понимает за что она, собственно, мстит окружающим. Вот так оно и было… – заканчиваю я излагать свою версию, событий приведшую к появлению Садако-утопленницы, нематериального существа