Ей следовало быть таковой, но что возьмешь с погоды. На каждого сумасшедшего ученого, весьма кстати для которого гроза разражается в ту самую ночь, когда он завершает свое Великое Делание, приходится множество неудачников, просиживающих штаны под мирными звездами, пока Игорь подсчитывает свои сверхурочные.

Однако не позволяйте туману (на смену которому вскоре придет небольшой дождь, а температура упадет до семи-восьми градусов по Цельсию) усыпить вашу бдительность. Даже приятным теплым вечером посланцы темных сил не дремлют. Они никогда не дремлют. Они повсюду.

Повсюду и всегда. В этом-то все и дело.

Вот и сейчас двое посланцев этих самых сил таились на заброшенном кладбище. Один сутулый и коренастый, другой зловеще-тощий, оба – мастера скрадывания олимпийского класса. А если бы Брюс Спрингстин вдруг собрался записать альбом «Рожденный таиться», эта пара достойно смотрелась бы на обложке. Они таились в тумане уже целый час; впрочем, они только раскачивались: их таения вполне хватило бы на всю ночь, да еще осталось бы зловещести на финальный рывок перед рассветом.

Наконец, по прошествии очередных двадцати минут один из них буркнул:

– И где только его черти носят? Договорились же не опаздывать.

Говорившего звали Хастур, и был он герцогом преисподней.

Доказательств тайного вмешательства Сатаны в дела человеческие более чем достаточно: войны, эпидемии чумы, неожиданные налоговые проверки… Однако все знатоки демонологии единогласно признают: лондонская окружная трасса М25 – это доказательство № 1.

И если они ошибаются, то лишь в одном: проклятие кольцевой дороги вовсе не ограничивается тем, что на ней ежедневно происходит невероятное количество жутких столкновений и аварий.

В действительности лишь нескольким избранным мира сего известно, что уже сами очертания М25 формируют знак «одегра», означающий на языке Черных жрецов древнего Му «Слава Великому Зверю, Пожирателю Миров». Тысячи автомобилистов, которые ежедневно газуют по извивам дороги, производят ровно такое же действие, что и вода, льющаяся на молитвенное колесо: так возникают незаметные глазу, но крайне ядовитые миазмы низкопробного зла, отравляющие метафизическую атмосферу на много миль вокруг.

Кроули считал трассу одним из лучших своих достижений. На это ушли годы, три хакерские атаки, два грабежа со взломом, одна мелкая взятка, а когда все оказалось тщетно – два часа промозглой ночью, в грязи, покуда Кроули перемещал топографические колышки всего лишь на пару метров, чрезвычайно важных с оккультной точки зрения. Позже, наблюдая за первой пробкой длиной в добрых тридцать миль, Кроули испытал истинное удовольствие от сознания хорошо выполненного злодейства.

Ему была объявлена благодарность.

Сейчас Кроули мчался со скоростью в сто десять миль в час чуть восточнее Слау. Внешность его особой демоничностью не отличалась, во всяком случае, по классическим стандартам: ни рогов, ни крыльев. Да, он слушал лучшие хиты группы «Queen», но с выводами спешить не стоит: пролежав две недели в бардачке машины, любая кассета превращается в «Best of Queen». И никаких особенно демонических мыслей – Кроули всего лишь рассеянно размышлял о том, какое Фредди дело до Никиты Сергеевича Хрущева.

Высокие скулы, темные волосы, туфли из змеиной кожи… если, конечно, это были туфли. Языком Кроули умел проделывать удивительные вещи, а если забывался, иной раз мог и зашипеть.

Кроме того, он очень редко моргал.

Машина Кроули была черным «Бентли» 1926 года, и с самого дня выпуска она верой и правдой служила единственному хозяину. Кроули хорошо о ней заботился.

Опаздывал он по простой причине: ему чрезвычайно нравилось жить в двадцатом веке. Это столетие, с его точки зрения, выгодно отличалось от семнадцатого, не говоря уже о четырнадцатом. Время тем и прекрасно, говаривал Кроули, что оно неуклонно уносит тебя все дальше и дальше от четырнадцатого века, самого паршивого и скучного столетия, какое только видывали, извините за выражение, небеса. А вот двадцатый век скучать никому не давал. К примеру, синяя мигалка, маячившая в зеркале заднего вида последние пятьдесят секунд, недвусмысленно заявляла, что Кроули преследует машина, двое пассажиров которой намерены сделать его жизнь еще более интересной.

Он глянул на ручные часы, предназначенные для богатеев-аквалангистов, которым и на морском дне хочется знать, сколько же времени нынче в двадцати одной столице подлунного мира[2].

«Бентли» с ревом промчался по выездному пандусу, заложил вираж на двух колесах и рванул по усыпанной листьями дороге. Синяя мигалка не отставала.

Кроули вздохнул, снял руку с руля и, чуть повернувшись, сделал над плечом замысловатый жест.

Мигалка быстро исчезла вдали, поскольку полицейская машина, к большому удивлению ее водителя и пассажира, вдруг остановилась. Спустя минуту они изумились еще сильнее, открыв капот и обнаружив, во что превратился двигатель.

Тем временем на кладбище Хастур – тот демон, что повыше, – передал бычок низкорослому (и более поднаторевшему в искусстве таиться) Лигуру.

– Кажется, я вижу свет, – сказал он. – Явился не запылился наш щеголь.

– На чем это он прикатил? – спросил Лигур.

– Это называется машина. Такая самобеглая карета, – пояснил Хастур. – Полагаю, во время твоего последнего визита их еще не изобрели. Во всяком случае, не запустили в массовое производство.

– А, помню. Впереди них всегда ходил тип с красным флагом, – откликнулся Лигур.

– Ну, с тех пор тут кое-что изменилось.

– Кто он хоть такой, этот Кроули? – спросил Лигур.

Хастур сплюнул.

– Ошивается здесь с давних пор, – проворчал он. – С самого Начала. И, по-моему, совсем отуземился. Разъезжает на машине и прямо за рулем треплется по телефону.

Лигур пытался оценить услышанное. Подобно большинству демонов, он имел очень скудные понятия о технологии и как раз собирался сказать, что для этого, должно быть, нужна целая уйма проводов, но в эту самую минуту «Бентли», взвизгнув шинами, остановился у ворот кладбища.

– И вечно шляется в солнцезащитных очках, – фыркнул Хастур. – Даже по ночам. – Он немного повысил голос. – Слава Сатане!

– Слава Сатане! – повторил Лигур.

– Приветик, – сказал Кроули, небрежно помахав рукой. – Уж извините за опоздание, но сами знаете, как сложно проехать по А40 возле Дэнхема, так что я попытался срезать и рванул через Чорливуд, а потом…

– Ныне, когда мы встретились наконец, – многозначительно прервал его Хастур, – нам до́лжно отчитаться за Деяния минувшего дня.

– А, ну да… Деяния, – проворчал Кроули со слегка виноватым видом, какой бывает у человека, впервые за долгие годы заглянувшего в церковь и успевшего подзабыть, что, собственно, там полагается делать.

Хастур прочистил горло.

– Я искусил священника, – сказал он. – Он шел по улице и взглянул на загорающих красоток, а я заронил в его душу Сомнение. Он мог бы стать святым, но теперь лет через десять будет наш.

– Мило, – с готовностью похвалил Кроули.

– А я совратил политика, – сообщил Лигур. – Внушил ему, что в небольшой взятке нет ничего страшного. За год он будет наш.

Оба герцога выжидающе взглянули на Кроули, ответившего им широкой улыбкой.

– Вам это понравится, – пообещал он.

Его улыбка стала еще более заговорщицкой и лучезарной.

– Я на сорок пять минут во время обеденного перерыва заблокировал все мобильные телефоны в центре Лондона, – сказал Кроули.

Наступила тишина, которую нарушало лишь далекое шуршание машин.

– Ну? – наконец сказал Хастур. – И что?

– Послушайте, это было нелегко, – заметил Кроули.