Руководствоваться в дальнейшем маршруте было нечем, поэтому, немного осмотревшись, я просто взял и вошел в главные ворота, однако дальше въездной площадки идти не решился. Несмотря на впечатление запустения, которое создавалось снаружи, внутри имелись красноречивые свидетельства обратного: более половины мест, четко разграниченных не иначе, как свежей краской, были заняты машинами. Из одной и вышла та самая тетечка, которая оставила мне записку.
– Вы вовремя, Максим Сергеевич, – похвалила она. – Здравствуйте.
Сохраняя каменное выражение лица, я подошел к ней.
– Давайте немного прокатимся. – И она повелительно указала на машину.
Машина не подходила этой женщине так же сильно, как и она сама нелепо выглядела в роли заговорщицы. Ну, посудите сами, как слегка полноватая женщина лет шестидесяти, одетая в провинциально-цветастое одеяние, может сочетаться с наглухо тонированной и основательно заниженной черной «приорой»? Однако очевидный контраст ни в коей мере ее не смущал. Более того, она загрузилась в ярко-красное спортивное водительское сидение с завидной сноровкой, свидетельствующей о значительной практике в этом деле. Я пожал плечами и уселся на переднее пассажирское стандартное сидение. Кроме нас, в машине никого не оказалось.
Глушитель, как и следовало ожидать, оказался не родной, а гораздо более громкий. Пробудив среди голых бетонных стен оглушительное эхо, мы под визг шин выехали на улицу.
– Чего вы от меня хотите добиться? – стараясь перекричать рев выхлопа, задал я единственный терзающий меня вопрос.
– Я вам все расскажу, – успокаивающе заверила она. – Но для начала давайте проведем небольшой эксперимент. Он не отнимет у нас много времени.
Мне ничего не оставалось, как молчаливо согласиться на это, и вскоре мы лихо припарковались на стоянке у железнодорожной станции. Я вновь удивился той скорости, с которой она выбралась из машины, и сам поспешил последовать ее примеру. Тетечка этакой слегка утиной походкой просеменила к багажнику, открыла его и, погрузившись туда, принялась копаться. После недолгих поисков она извлекла два черных пакета и, взвесив на руках, передала один мне.
– Сейчас сядем в электричку и пойдем по вагонам. Первый пройдете со мной – посмотрите, что я делаю. Ну а дальше самостоятельно. Пошли.
– Э… Постойте… – начал было я, но она нетерпеливо отмахнулась и ринулась в самую гущу толпы.
Едва мы успели, обзаведясь билетами, выйти на платформу, как подошла электричка. Тетечка втиснулась в первый вагон, я, естественно, последовал за ней. Как только электричка тронулась, моя спутница извлекла из пакета черный платок, какую-то икону и ящик с прорезью в крышке. Повязав платок на голову, отчего стала похожа на взаправдашнюю монахиню, она пошла по вагону, пронзительно прося пожертвовать на строительство какого-то храма. Я плелся за ней, делая вид, что мы не вместе. В тамбуре она перестала орать и обратилась ко мне:
– Обождите, пока я не пройду вагон, а потом идите сами. В пакете все необходимое. Встретимся в последнем вагоне.
И она двинулась дальше. А я заглянул в пакет.
Там была небольшая кумачовая подушка, портрет Сталина и коробка для сбора денег с надписью: «Музей тов. Сталина». Я извлек подушку, водрузил на нее портрет, коробку взял в другую руку, а пакет сунул в карман и, тяжело вздохнув, отправился вперед.
– Товарищи! – громко обратился я к пассажирам. – Наша организация занимается сбором средств на создание в Москве музея генералиссимуса товарища Сталина! Нам кажется несправедливым, что человеку, отстоявшему нашу Родину, преданному своей стране и оболганному неблагодарными потомками, до сих пор не посвящено ни одного музея. Пришло время восстановить историческую справедливость!
Сам не знаю почему, но я говорил пылко и вдохновенно. Слова будто сами собой лились из меня ровным, уверенным потоком. В них начала проявляться какая-то живая сила, придававшая всей речи недоступную ранее правдивость. Ораторское вдохновение нередко посещало меня и прежде на многочисленных судах, где мне приходилось выступать. Все без исключения эти заседания завершались моими победами. Но ни одна из них даже рядом не стояла с этой. Сейчас все было совершенно по-другому. Возвышенней, что ли, ярче, убедительней. Я даже ужаснулся, когда подумал, что, может быть, все дело отнюдь не во мне, а в тематике выступления?..
Удивительным было и то, что на меня глазел абсолютно весь вагон. Даже те, кто сидел спиной, выворачивая шеи, смотрели на меня. Некоторые глаза выражали недоумение и откровенную ненависть, но их было не много. Гораздо больше людей – причем самого разного возраста – смотрели с неподдельным интересом и каким-то, что ли, воодушевлением. А вот безразличных людей я даже и не заметил.
Пока я медленно двигался по вагону, беспрерывно подставляя коробку под протягиваемые со всех сторон деньги, меня буквально засыпали вопросами о том, где будет музей, когда будет, какой он будет и почему бы не запустить рекламу на телевидении. Серьезным, доверительным, громким голосом я отвечал первое, что приходило в голову, стараясь придать ответам больше убедительности.
То и дело напарываясь на отдельные взгляды, полные ненависти, я с опаской ожидал других вопросов и высказываний – гневных и злобных. Но их, к моему искреннему недоумению, не появилось. Видимо, перевес оказался на стороне положительно воспринявших предложение пассажиров, а противники просто побоялись высказать противоположную точку зрения.
В каждом следующем вагоне история повторялась. Раз за разом я добавлял в свою речь новые детали, которые только подогревали интерес слушателей. Да что там интерес?! В последнем вагоне я и сам уже практически верил в каждое произнесенное слово. Поднялся такой ажиотаж, что тетечка, к счастью быстро сообразившая, что мне нужна помощь, буквально вырвала меня из цепких рук потенциальных спонсоров и выволокла на платформу.
Стоит сразу поставить точки над «и»: сам я ни в коей мере не поддержал бы создание этого музея. По моему глубокому убеждению, таким людям, как Сталин, вообще не стоило появляться на свет. Наверное, именно поэтому эффект, вызванный моими речами и портретом поверженного вождя, вызвал мое крайнее удивление и основательно выбил меня из колеи. Я просто не ожидал такой реакции.
Назад мы ехали молча и не давая больше концертов. И только когда наконец снова оказались в машине, она попросила меня пересчитать содержимое коробки. Все еще находясь под впечатлением, я безропотно выполнил просьбу. Там было больше ста тысяч.
– А на церковь дали всего полторы тыщи… – притворно сокрушаясь, сказала она, а потом, вновь став серьезной, добавила: – Хотя, может, это и оттого, что ты толкнул знатную речь… Я слышала, как ты говорил в последнем вагоне. Впечатляюще!
– Так я вам нужен, чтобы собирать подаяние в электричках? – злорадно предположил я, начисто проигнорировав похвалу и момент перехода на «ты».
– Что-то вроде этого, – внимательно рассматривая меня, серьезно кивнула она. – Только малость в больших масштабах.
– Нет, нет и нет! Как вы это себе представляете? – Мои нервы не выдержали абсурдности положения, в которое меня пытались поставить. – Это же не по электричкам дедушек и бабушек лопошить. Вы хоть представляете, сколько дерьма обрушится на наши головы?! Когда я шел по вагону, встречались люди, по глазам которых было видно, что они меня готовы убить только за одно упоминание о Сталине. И если, находясь среди людей, большинство из которых действительно меня поддерживали, они попросту струсили вступить в спор, это еще не значит, что они не всадят нож в спину, когда… – Я закашлялся. – Если вы заставите провернуть это в большем масштабе… Сталин не та тема, с которой можно шутить.
– Зато какая благодатная… – взвешивая в руке пачку денег, извлеченных из моей коробки, и задумчиво рассматривая меня, медленно проговорил Григорьев.
Мы вновь находились на той самой стоянке. Некоторые места были превращены владельцами в самые настоящие гаражи – видимо, никто не возражал по поводу появления в некоторых местах не предусмотренных проектом стен и ворот. В одном из таких самодельных помещений, с виду ничем не отличающемся от остальных, мы сейчас и располагались. Вообще-то вход был в ворота одного гаража, но логово этих аферистов простиралось на целых три, соединяющихся между собой проделанными в смежных стенах проходами. Внутреннее убранство было под стать небогатому офису, и, находясь внутри, никак нельзя было предположить, что ты не в обычном здании, а на автостоянке. Даже окна имелись. Правда, на поверку они предсказуемо оказались фальшивыми, зато правдоподобно подсвеченными изнутри матовым светом и прикрытыми жалюзи.
