«Черт возьми, надо тоже построить дом! – Вдруг осенила меня сумасшедшая идея, и я почувствовал, как что-то загорелось внутри и стало тепло и легко: так было, когда я уезжал из своей деревни навстречу неизвестности, выйдя на свой путь. – Можно на том месте, в Гарях, где стоял дом, а можно и здесь, среди людей, которые стали почти родными для меня. Впрочем, я не знаю, как они смотрят на меня…».
Тишину разорвал глухой звук автомобильного сигнала сверху, прервав сумбурные мои мысли. Отец Савва оживился:
– Должно быть, это – Максим. Соня сказала, что он обещал к обеду вернуться. Пойдем наверх.
Я еще раз зачерпнул ладонями воду из родника и сделал несколько глотков.
Мы с монахом поднялись наверх и обошли храм, чтобы посмотреть и удостовериться, что это действительно приехал Максим. Нам повезло выйти из-за колокольни именно в тот момент, когда Максим и Соня подбежали друг к другу и обнялись, затем Максим взял свою супруг на руки и закрутил, словно заправский премьер в балете свою приму.
– Когда я смотрю на Максима с Соней, – заулыбался отец Савва, – то мне кажется, что это Адама и Еву Бог простил и вернул обратно в рай.
Монах был прав: что-то было в них такое, как будто бы они знали и любили друг друга еще в те времена, когда мир был только-только сотворен, а потом их разлучили, и вот они встретились друг с другом через страшные пропасти веков. Они нас изначально не видели, но когда мы появились в их поле зрения, Максим и Соня перестали обниматься и даже немного стушевались от того, что кто-то увидел их любовь.
– Отец Савва! Валера! – крикнул нам Максим и помахал рукой. – Пойдемте обедать!
– Ты же еще не был в ихнем дворце? – спросил монах и тронул меня за плечо. – Хотя, Лена вчера чистила летнюю столовую: думаю, обед состоится там. Это за кирпичным домом. Там стоят газовые котлы, а на крыше спутниковая тарелка – видел, нет?
Я отрицательно покачал головой.
– Ну, да, – указал пальцем отец Савва, – они туда и идут. Лена готовит удивительно вкусно. Даже меня, старого монаха, постоянно вводит в искушение своей китайской кухней. Пойдем за ними.
И мы пошли вслед за Максимом и Соней навстречу вкусному обеду, который, действительно, был изумительным. Обедали мы, как и сказал отец Савва, в летней столовой. Я даже не предполагал, что за большим домом обитателей Лазорева есть еще одна постройка. Она представляла собой кирпичное здание размером примерно пять на восемь метров, к стене которого с южной стороны прилегала утепленная терраса из пластиковых профилей со стеклопакетами. Посреди этой террасы стояла комбинированная печка, которая с одной стороны напоминала небольшую русскую печь, а с другой – плиту, на которой лежала огромная то ли чугунная, то ли стальная плита размером метр на полтора. Вокруг этого лазоревского очага, в форме буквы «П», был стол, где могли бы уместиться свободно человек двадцать. Все было удобно как для едоков, так и тем, кто готовил: вдоль капитальной стены висели шкафы с посудой и разнообразными ингредиентами для кулинарной алхимии; под шкафами шла столешница с врезанными двумя мойками; под столешницей опять же тумбочки с дверцами, где хранились запасы; рядом с печкой для повара имелась особая столешница из камня, на которой также была врезана мойка – все было продумано и очень удобно. На «первое», как раньше говорили в советских столовых, была благоухающая лапша в мясном бульоне с овощами, чем-то схожее с лагманом. Затем Лена выставила на стол большую фарфоровую миску со свининой в кисло-сладком соусе. Закончили обед тающими во рту сладкими, обжаренными во фритюре, рисовыми шариками, покрытыми сверху кунжутными семечками, а внутри начиненными сливочным суфле. Тут я вспомнил про чай, который утром привез Слава.
– Ой, как хорошо, – впервые я услышал голос Лены, которая до этого только поздоровалась со всеми кивком головы, когда мы зашли на террасу. – У Дениса без чая начинает болеть голова, и он плохо чувствует себя. Я тоже без чая ничего не могу делать. Все ломается в руках – так, вроде говорят, да? Я правильно сказала?
– Леночка, все правильно, – сказал отец Савва, – хотя, если скажешь «валится из рук», то будет звучать интересней.
Китаянка рассмеялась, поняв шутку монаха, словно задребезжал серебряный колокольчик. Лена говорила с сильным акцентом, но словарный запас чувствовался довольно приличный.
– А где же Денис и отец Феликс? – спросил я Максима.
– Они так сильно заразились идеей восстановить поле за Пижой, что я боюсь за них, – сказал он и обратился к Лене. – Надеюсь, они с собой поесть взяли?
– Да, – ответила она, – они много взяли. Сказали, что и ужинать будут на поле.
– А люди из команды Олега? – снова я обратился к Максиму.
– Ну, у них свой распорядок и своя служба. У нас есть договоренность, как я тебе говорил, о том, что их не должно быть видно. Бенгур очень не любит людей с ружьями, с автоматами и с прочим оружием. У них есть вагончики, напичканные разной электроникой для слежения за всеми движениями вокруг Лазорево, где они и сидят. В каждом таком вагончике есть холодильник, плита и все, что нужно для нормальной жизни. У них свой завхоз и свой завоз продуктов. Так, сколько же их – дай посчитаю…. Надо же: нас охраняют двенадцать человек! Да у нас тут самое безопасное место в мире! Если даже нехороший человек, какой-то враг, прорвется через них, то наткнется на Бенгура, который никого не проспит даже без всяких тепловизоров, камер и датчиков движения. На самом деле, я считаю, это блажью Олега, но это его работа – пусть будет так. Кстати, ты еще не спросил: где ребенок Лены?
Все рассмеялись, кроме Лены – она немного стушевалась.
– Лена, ты не так поняла, – подбодрил ее Игорь. – Лена у нас просто электровеник – все успевает. Сейчас Денис занят, и я стараюсь исполнять роль деда. А маленький коренной житель нашей деревни спит там, за дверью.
Игорь показал рукой в сторону плотно закрытой пластиковой двери в кирпичной стене.
– Маленький Джек, он же Джеки Чан, он же Евгений Денисович личность с нордическим характером, – сказал Максим. – Я не помню, чтобы он ночами плакал. Ну, может, днем иногда для порядка похнычет, но недолго.
Лена совсем потерялась, не до конца понимая дружеские шутки. Видя это, к ней подошла Соня и обняла ее.
После обеда все разошлись по своим делам: отец Савва хотел перебрать свои облачения; Игорь, посоветовавшись с Леной, ушел в теплицу; Лена стала убирать посуду, а Соня стала ей помогать. Я хотел просто сидеть и смотреть, как звезда мирового балета двигается по террасе, но Максим взял меня за руку и потащил на улицу.
– Ты не обижаешься, что я несколько обделяю тебя вниманием, – спросил он меня, когда мы вышли из помещения и стали спускаться к речке в противоположную сторону от храма.
– Да что ты, Максим! – удивленно посмотрел я на него. – Какие обиды. Как я благодарен тебе, что очутился здесь. Лена вот сказала про своего Дениса, что у него болит голова без китайского чая, а я перестал замечать даже эту свою головную боль: ныла она постоянно. А сегодня я проснулся без этой боли и целый день так мне хорошо – только за это стоило мне приехать к вам.
– Моя Соня завтра улетаетт, и мы с тобой еще наговоримся потом, хорошо? Ты вино пьешь? Отец Савва, случайно, не показал наши запасы вина?
Я сказал, что пью только сухое вино, да и то редко.
– Вот и хорошо, – сказал Максим. – Завтра вечером обещал прилететь Олег: он сказал, что все дела сделал. Яхно старается всегда сам контролировать поездки дочери. Кстати, Валера, ты рулить умеешь? Мы же обещали твоей тете Рае привезти ее к нам в церковь, а обещания надо исполнять. Видишь, сколько у нас забот и хлопот? Лето проходит быстро – надо в этом году насыпь полностью сделать и засыпать щебенкой. Еще хочу небольшой кирпичный завод поставить недалеко от того места, где мы с тобой встретились. Думаешь, я от нечего делать шастал с удочками? Удочки – это для отвода глаз, на самом деле брал пробы глины и отправил с Олегом для анализа. Ты ж местный и слышал, пожалуй, о том, что в соседнем Онучино до революции делали глиняные горшки и били кирпичи, а глину брали именно на том крутом склоне. Там до сих пор небольшие ямы остались от старых разработок. А еще надо за лето поднять четыре дома.
