– Нет, не родственник. Хотя я Ивана знал: дружили в детстве. Меня зовут Валерий. Приехал на Радуницу родителей навестить на кладбище. Встретился случайно с Максимом, и он привез меня сюда в гости.
– Вы меня простите, что разбудил, – проговорил Слава.
– Давай на «ты» и пошли в дом, – пригласил я почтальона. – Довольно холодно так стоять.
– Подожди, я же не просто так поболтать приехал, – сказал Слава и быстро зашагал от крыльца к припаркованному рядом с домом джипом «УАЗ Патриот», на двери которого пыла приклеена надпись «Почта России».
Слава достал с заднего сиденья довольно большой фанерный ящик и затащил в дом. С одной стороны этого ящика, прямо на фанере были сделаны надписи иероглифами, с другой же стороны был приклеен ламинированный лист бумаги с адресом Лазорева, и в строке «Кому» значился Годунов Денис Иванович.
– Это для Дина, то есть Дениса, родной чай из Родины. Китайцы без чая не могут жить. Я сам кроме простого черного чая ничего в них не понимаю. Денис как-то показывал мне, как надо чай заваривать и пить – уж больно муторно. Ты потом тогда передашь ему, если сам он не появится, хорошо? – все так же быстро проговорил Слава.
– Хорошо. Слава, ты завтракать не хочешь. Вчера мне на ужин еду выставили, а я после бани даже не притронулся. Давай, поедим.
Слава с радостью согласился. Мы с ним позавтракали, попили чай, и я решил расспросить почтальона о строительстве храма. Оказалось, что он родом из Лазорева, и даже учился в одном классе с Иваном.
«Иван был отличником в классе, – начал охотно свой рассказ Слава. – В начальных классах я его почти помню. Точно, он же болел. Так-то он старше меня на год был. Постоянно ездил на олимпиады, помню. После восьмого я учился в Уржуме в ГПТУ, там у меня бабушка жила, а Иван – в Лебяжской средней школе. После школы его сразу в Армию забрали, и мы с ним уже встретились только на похоронах его жены. Да, печальная история получилась. Только тогда я узнал, что он Герой Советского Союза, когда он свою Звезду положил в ладонь мертвой Веры в гроб. Правда, его дядя потом забрал-таки ее перед закрытием крышки. Верой вроде бы звали его жену. Потом Иван уехал, и я уже думал, что он никогда не вернется в деревню. Тогда еще колхозы были живые у нас, и председателем нашего хозяйства был брат отца Ивана, дядя Никон – так мы звали его свои. В начале лета, месяца через два после похорон, Иван снова появился здесь и стал жить в пустом старом родительском доме в Лазорево. К тому времени в Лазорево уже никто не жил: все перебрались в главную усадьбу колхоза в село Кузнецово. Вначале никто не понимал Ивана, когда заговорили, что он уговорил своего дядю построить большое общее овощехранилище силами трех колхозов. У него случилась такая трагедия, а тут какой-то огромный погреб. Все гадали: к чему бы это? Может, задумал мавзолей для своей жены или еще что-то подобное? На закате СССР почему-то колхозам много денег давали, вот и с проектом Ивана сложилось все хорошо. Ну, и, конечно, и звание Героя помогло, и связи и авторитет дяди Никона. Я сам служил в стройбате в армии, и мне довелось поработать на строительстве военных объектов. Так вот: у вас, с вашей стороны, где-то как раз в то время собрались строить шахты для трех ракет. Собрались, и уже начали зарываться в земной шар, да как-то резко сдружились с американцами и решили, что строить не надо и сыграли отбой. А материалы уже были частично завезены, включая особый цемент, построена небольшая установка для замешивания бетона непрерывным способом и все остальное. Иван узнал об этом и договорился с военными насчет бетона, да и насчет спецов по таким делам. Как он их уговорил, и что дядя Никон посулил им – это я не знаю, – но весь нижний этаж храма залит бетоном от военных. Этот бетон для ракетных шахт какой-то особый в том плане, что кроме того, что он очень прочный, так еще вдобавок не пропускает воду. Конечно, он делали дополнительно гидроизоляцию – все же на моих глазах делалось, – но военные говорили, что и без нее состав там такой, что тысячу лет пройдет, а вода через бетон не пройдет. Там же всегда сухо, хотя, когда рыли скреперы котлован, пробили довольно сильный водоносный горизонт. И этот поток сейчас по трубе течет под бетонным полом, поэтому в жару в цокольной части храма всегда прохладно и держится одна температура. Сама постройка этого овощехранилища, скажу тебе, была монументальна, и не хуже, чем шахта для ракет: только высококачественный бетон да полнотелый красный кирпич, который также привозили военные. Если посмотреть с точки зрения исторической справедливости, то все верно и сделано: государство разрушило храм в Лазорево, а потом с процентом вернуло обратно свои долги. Поэтому, можно сказать, что основу храма заложили почившие в Бозе советские колхозы. Хоть на этом им спасибо. С развалом Советского Союза развалились и все наши хозяйства. Дядя Никон перед смертью помог оформить недостроенное овощехранилище на Ивана, а сам не выдержал глобальных перемен в нашей стране. С тех пор прошло тридцать лет. Ивана только я и навещал, пожалуй. Как же он строил! К концу лета он становился весь каким-то серым, похожим на мумию скелетом, обтянутым кожей. В основном он один поднимал стены храма. В самом начале, два лета подряд, у него работали двое из Ленинграда. Иван мне говорил, что они реставраторы, или как их там зовут. Потом была бригада из Архангельска. Нанимал и местных порой для тяжелых работ. И вот какая красота получилась! Божий был человек, Царствие ему небесное!»
Зазвонили колокола на храме, как будто они только и ждали этого восклицания Славы. Я даже вздрогнул – так все было неожиданно к месту.
– Пойду я, Валера, – сказал Слава. – Я же, нехристь такой, давно не причащался. Надо было приехать на Пасхальную службу – лень не дала. Максим мне вот машину купил, чтобы я везде успевал с почтой, а я вот как…. Пойду к отцу Савве на службу.
– Постой, – удержал я его, – я с тобой.
На утренней службе нас было четверо: отец Савва, Игорь (который был также пономарем), Слава и я. Несмотря на ранний час, уже все занимались усердно своими делами: Максим, как сказал мне Игорь, уехал в Киров по финансовым делам будущей дороги; отец Феликс с Денисом занимались дальше полевыми работами; жена Дениса, которую я так еще и не увидел, занималась обустройством теплицы, расположенной за домом возле леса. После службы Слава уехал выполнять дальше свои обязанности почтальона. Отец Савва остался в церкви. Меня же Игорь потащил в кирпичный дом, чтобы показать обстановку и покормить завтраком. Я втайне надеялся увидеть хозяйку усадьбы – по крайне мере я так думал, что она хозяйка – Соню Яхно. Звезда мирового балета находится рядом, и, вполне возможно, сейчас я с ней буду пить кофе или чай. Кто этого не хочет?
– А где Бенгур? Что-то его не видно, – спросил я Игоря по пути к кирпичному дому.
– А его никогда не видно, если в Лазорево нет Максима. Он же никого не признает кроме него. Да, еще Соню жалует, а больше никого. Я не знаю, предупредил Максим тебя или нет, но никогда не пытайся его погладить. Он же не собака – не лает, не кусается, но может убить в одном прыжке. Бенгур сейчас, голову даю на отсечение, лежит где-нибудь и наблюдает за нами, а мы не видим его. Вот у Максима есть охрана во главе с Олегом, но Бенгур лучше и надежней этой охраны во много раз здесь, в Лазорево. Хочешь, расскажу интересную историю о…, – Игорь замолчал и махнул рукой в ту сторону, куда уехал Слава. – Нет, не буду рассказывать. Во, видишь – черный джип с синей мигалкой едет? Это Лежнин, генерал полиции едет к нам. Он тебе расскажет – ты попроси его. Его Виталий Егоровичем зовут. Лежнин в те времена, когда эта история произошла, был здесь начальником полиции в здешнем районе и все сам видел. Он сам местный, из Лазорево.
Подъехал черный большой джип, за рулем которого сидел лейтенант полиции. Задняя дверь с противоположной стороны от водителя открылась, и появилась фигура пожилого, грузноватого на вид, мужчины моего возраста в форме и с генерал-лейтенантскими погонами. Увидев нас, он с улыбкой подошел к нам и представился:
