- Что теперь будет Анатолий Ильич? - спросил заместитель Леонида Ивановича. - Видимо, ему угрожали, вам он ничего не рассказывал?
- Нет, - ответил Анатолий и подумал: "Может, не хотел говорить. Большая строительная фирма, при приватизации досталась вся строительная техника столицы, огромный парк машин и прочего оборудования. То и дело слышишь про рейдерские захваты, убийства из-за передела собственности. Не могли пропустить такой лакомый кусок. Наверное, молчал, не говорил, верил, что на него не осмелятся"...
- Милицию вызывали? - спросил вслух.
- А зачем? Врач "скорой" сказал - инфаркт.
- Вызывайте милицию, нет, я сам. - Анатолий позвонил отцу, рассказал о том, что произошло. В ответ он ничего не услышал.
- Папа, ты слышишь меня?
- Слышу, в себя не могу прийти от известия.
- Сейчас позвоню начальнику московской милиции, он пришлёт бригаду. Охрану надо усилить. Не паниковать!
<p>
***</p>
После похорон Леонида Ивановича обнародовали завещание, свой, основной пакет акций он завещал Анатолию. После вступления завещания в силу Анатолий в свои двадцать пять лет практически стал владельцем самой крупной строительной фирмы. Ещё до вступления в силу завещания в офис компании минимум раз в неделю приходили люди, требовали отказаться от акций в пользу бывшего работника Центрального комитета комсомола, папа которого был послом в Австрии. "Надо всё бросить и бежать из страны!" - говорила мать. "Ага, в Израиль? Не надо пороть горячку! Послушай женщину и сделай наоборот, - говорил отец. - Выслушивай их, этих пешек! Я буду разговаривать с его отцом, побоится идти против президента, в Австрии хорошо живётся, тихо, мирно, вряд ли захочется возвращаться в Россию". - "Да что же это такое! Братки, договариваться, криминал - только и слышно! Разве можно так жить?" - кричала, обычно спокойная, мать. "Ирина, ты хочешь просто жить или жить хорошо? За всё надо платить! Играешь, как твои родители, то в Израиль поедем, плохо в СССР, России, то кому мы там нужны. Из-за таких как вы всё рушится. Пошла вон, видеть тебя не могу". Мать заплакала и ушла.
- Иди, живи, как народ, у него ничего не отнимают, всё отняли. Люди пешком ходят на работу, на проезде в метро экономят! Такой жизни хочешь? - крикнул Илья Захарович вслед жене.
Отец позвонил в Вену. О чём он говорил, Анатолий не знал, но малиновые пиджаки на какое - то время оставили его в покое. Отец бросил фразу: "Я на президента даже не ссылался, сказал, что у меня есть знакомые в ГРУ, в группе ликвидаторов". - "И ты бы пошёл на это?" - спросил Анатолий. "А что делать? Как говорил Ленин, любая революция должна уметь защищаться. В стране революция, анархия, власти нет, поэтому любые методы хороши. Деньги не пахнут".
- Папа, ты таким не был.
- А кем я был? Всю жизнь боялся шаг в сторону сделать, как бы не сняли с должности. Бабы никогда хорошей не попробовал. Твоя мать, извини, но по-мужски скажу, первый год ещё ничего была, а потом больше спать любила. Я бы и не познал наслаждения, если бы не новые времена. Сколько той жизни осталось!
- Ты...
- Это моё дело! Не бойся, жену не брошу. Нет у меня, как у других, одной любовницы. Я всех женщин люблю! Жизнь хороша, когда ты свободен.
- Особенно, когда власть и деньги есть...
- Не скажи, какая-никакая, власть у меня и раньше была, деньги тоже. Но боялся черту переступить, теперь всё иначе. У тебя-то есть кто-нибудь?
- Это мои дела.
- Твои, но смотрю, живёшь, как монах. Нельзя. Работа работой, а личная жизнь превыше всего.
Отец для Анатолия раскрылся с другой стороны. Он считал, что отношения отца и матери незыблемы, пример для подражания. Ему стало жаль мать. С другой стороны, он видел, как горят глаза у отца, сколько в нём энергии.
<p>
***</p>
На балу, который состоялся в новом загородном доме, было человек сто, все из высших кругов общества, не только российского, но и европейского. К Илье Захаровичу подходили, разговаривали уважительно, и всё время просили отойти, пошептаться. Он улыбался, делал комплименты дамам, то и дело повторял: "Давайте дела оставим на потом. Бал! Когда ещё удастся потанцевать!"
Президент не приехал, но вся его свита была. Анатолий, наблюдая за праздничной суетой, невольно заражаясь ею. С радостью отметил, что отец ведёт себя в рамках приличия. Он первым открыл бал, пригласив на вальс жену. Анатолий считал мать красивой, но сегодня она была просто обворожительна. Вечернее платье сидело на ней потрясающе, чёрные локоны волос были подняты вверх, но главное глаза - в них была какая-то чертовщинка. Анатолий подошёл к матери сделать комплимент, но не успел, подошёл отец и сказал: "Оказывается, за двадцать семь лет жизни так и не узнал тебя. Ты обворожительна". Они открыли бал, на них смотрели с восхищением. После первого круга к их паре стали присоединяться другие. Анатолий не танцевал, никак не мог выбрать пару, может, быть потому, что внимательно следил за развитием отношений отца и матери. Как только к матери подходил мужчина, чтобы пригласить на танец, отец оказывался тут же и говорил: "Извините, эта женщина моя, она моя жена! Она ни с кем не танцует, кроме меня". Мама была такая счастливая!
- Забудь, всё, что я тебе говорил, - сказал, подойдя к нему, отец. - Я влюбился в свою собственную жену. Я дрожу, как перед первой брачной ночью.
Анатолий засмеялся, обнял отца, поцеловал. И, наконец, решил пригласить на танец девушку, которая стояла в кругу молодых дам. Выделил её, показалось, что она не такая, как другие, не из золотой молодёжи. Подумал так и иронически улыбнулся: "На такие балы золушки не попадают".
