А они этим словом прежде всего называют людей, которые создают неприятности – как для себя, так и для других. Я сразу предвижу ваше удивление, мой дорогой читатель. А разве это не одно и тоже? Ведь если кто-то (или что-то) начинает генерировать неприятности, какое уж тут спокойствие? И всё же разница есть, и как мне представляется, довольно существенная.
Спокойствие – это явление внешнее, поверхностное. Спокойным может быть море или, скажем, омут, а кто знает, что там делается чуть глубже? Как говорил один мой знакомый, чем тише омут, тем умнее черти.
Переходя теперь от философских экскурсов к герою моего рассказа Квадратному Яйцу, замечу, что за его спокойствием, и я бы даже сказал, безмятежностью всегда зрели те самые troubles15, которые в любую минуту были готовы вырваться на поверхность, сметая всё на своём пути, включая и то обманчивое спокойствие, о котором мы говорили выше, и тогда уж словарное определение вполне совпадало с общепринятым американским.
Кем же может быть человек с таким, я бы сказал, редко встречающимся именем?
Да-да, Вы правы, он был, как и большинство наших героев весьма необычным и, соответственно, запоминающимся.
Я, наверное, повторяюсь, но всё же скажу, что относился он к категории людей, и надо заметить, достаточно распространённой, которые чувствуют себя без блудняков как без пряников. В хорошие времена, а бывали и такие, ему приходилось разбираться с одним-двумя, но что бы не было ни одного, такого я не припомню.
Сейчас уже трудно сказать, что послужило причиной той разборки, благодаря которой он и обрёл своё знаменитое имя. Говорили, что будто бы недоплата за купленную траву-мураву, что им отрицалось с негодованием, как нечто невероятное. Лично мне представляется ещё более невероятным сценарий, при котором на него окрысились за то, что он переплатил и к тому же принёс деньги раньше, чем обещал.
Но как бы там ни было, во время этой разборки его отбутскали довольно сурово, и руками, и ногами. Один из пинков достиг скоромного места и одно из его яиц вздулось до такой степени, что не помещалось в трусах, а также поменяло цвет и форму. Цвет, как вы можете догадаться был буро-фиолетовым, а форма стала как-бы угловатой.
По прошествии какого-то времени размеры и цвет его яйца вернулись к более-менее человеческим стандартам, но вот форма, как он утверждал, так и осталась квадратной.
Что и послужило тому, что никто более не помнил, что звали его Борькой, как и меня; отныне для всех он был Квадратное Яйцо.
Прихожу я как-то домой и вижу – за столом заседает военный совет – Лео и Квадратное Яйцо. Я хотел тихонько пройти к себе, но меня попросили присоединиться к заседанию.
Голова Яйца и без того несколько деформированная, стала конусообразной. Но не так как вы подумали – широкой частью вверх, как случается иногда у гениев с супер-развитым черепом и небольшим подбородком, а наоборот, лоб впал как бы вовнутрь, а подбородок выдвинулся вперёд – одним словом видно – расстроен чем-то человек.
– В чём дело? – интересуюсь.
– Этот – далее следовало около десятка прилагательных, не самых приличных и одно существительное, тоже не самое – ОН хочет посадить меня в тюрьму!
Это было что-то новое. Обычно дело заканчивалось либо оскорблениями, либо мордобоем, а чаще – и тем, и другим.
– Тебя? В тюрьму? За что можно посадить в тюрьму такого кристально чистого человека как ты?
– Абсолютно не за что! – согласился он, не расслышав иронии в моих словах.
Из дальнейших сбивчивых объяснений можно было понять следующее.
Квадратное Яйцо работал шофёром такси (surprise, surprise!16) и сегодня вернувшись со своей смены он поехал к своему сменщику отдавать машину. В голову лезли приятные мысли типа: "Мы славно поработали и славно отдохнём!" Однако славного отдыха не получилось.
Кроме сменщика там были и другие шоферюги, а также владелец такси, у которого Квадратное Яйцо его рентовал. Он-то и заметил вмятину на бампере его машины. А на предложение заплатить за неё, ответил не только категорическим отказом просящему, но и оплеухой ему же.
– Да ты только пойми, – горячо убеждал меня Яичко, – за такую мототу он у меня попросил триста. Да мыслимо ли такое терпеть? Да за триста я акуле зуб из глотки выдерну…
– Оставь бедную акулу в покое. Хватит с тебя одного хозяина… Кстати, зубы у акул растут во рту, как и у тебя, а в глотке у них можно найти только любителей акульих зубов.
– Я, конечно, немного погорячился, но кто бы мог вытерпеть такое? Я же всё-таки живой человек…
– Да-да, ты абсолютно прав, конечно, это смягчающее вину обстоятельство. Вот если бы ты был мёртвым, тебе бы было гораздо легче перенести подобное оскорбление.
– Лучше бы я его сразу же убил, – гнул своё Квадратное Яйцо, – никто бы меня тогда не таскал в суд и не отнимал бы моих честно нажитых…
– В общем так, – срезюмировал прения Лео. – Опять придётся идти и отмазывать тебя, дурака. Боже, как мне это уже надоело! Пойдём Барсик, – обратился он ко мне, – попробуем как-нибудь увязать и этот блудняк. Это в последний раз мы идём тебя вытаскивать, – уже обращаясь к Квадратному Яйцу, – а в следующий раз подпрягай для этого акулу с выбитым зубом…
– Да какой же тут может быть следующий раз? Да пусть у меня лучше руки оборвут вместе с котлами и перстнями, чем я ещё когда-нибудь, кого-нибудь, за что-нибудь…
– Сиди здесь и жди нас, пока мы не вернёмся – прервал его клятвы Лео. – И чтобы никаких телефонных звонков и никаких выяснений… А если уж так надо с кем-то поделиться своим горем, так вон стоит бутылка коньяка, а вон рюмка… Тоже, кстати, не налегай особо…
Владелец такси встретил нас не сказать, чтобы радушно, но и не враждебно. Шея и плечо его были перевязаны и край лилового пятна багровел в местах, не закрытых бинтами. Его лицо было несколько перекошено, то ли вследствие полученной травмы, то ли от природы. Его жена, увидев нас зашипела:
– Вон они, дружки этого убийцы. Будь с ними поосторожней, Дима, а то и они тебя чем-нибудь грохнут.
Её лицо при этом перекосилось ещё больше, чем у её мужа. "Замечательная пара" – подумал я.
– Иди к себе в комнату, Зина, – поморщившись буркнул таксовладелец своей жене и сразу перешёл к делу.
– Я всё понимаю – сказал он – мотаться по городу в трафике17, день и ночь – ты кого-нибудь не вставишь, так тебя вставят. Что тут говорить? Такова шофёрская жизнь! Но вмятина сама-то не выпрямится, её нужно выправить и, соответственно, за это заплатить. Я ему предложил на выбор – или дай мне триста баксов, я её отремонтирую у своих ребят, да и дело с концом, или, если думаешь, что сможешь это сделать дешевле – вперёд и с песней, но ремонтируй в свою смену и плати за это сам.
– Вполне демократично, – заметил Лео. (Его понятия о демократии были довольно своеобразны. Своей недавней подружке он тоже давал выбор: "Если хочешь, милая, то в рот, а не хочешь – тогда в попу" – и тоже считал это самым высшим проявлением демократии.)
– Я тоже так считаю, – сказал владелец, – но ваш друг сразу полез в бутылку. Он стал вопить о том, что, когда он взял машину, она уже была с вмятиной.
– Тогда ты не должен был брать машину, и в этом случае за вмятину платил бы твой сменщик, – сказал я ему. Тогда он стал вопить громче и заявил, что он уже целую неделю ездит с этой вмятиной.
– Значит уже целую неделю ты мне должен деньги, – ответил я ему. Поскольку набор его аргументов был, видимо, исчерпан, ваш друг перестал вопить, а зарычав как янычар, наверное чтобы взбодрить себя, с размаху треснул меня своим рюкзаком… Уж не знаю, что он в нём носит, кирпичи или оловянные квадратные яйца, но если бы я не увернулся и удар бы пришёлся мне по голове, вы бы сейчас говорили не со мной, а с моей женой, которая в этом случае уже была бы не женой, а вдовой…
