Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что нас беспокоила масса проблем: отношения будущего президента с парламентом и съездом, поведение коммунистов, взаимоотношения с Горбачевым. Как впишется президентская власть в жизненный уклад России? Что будет с экономикой? Ну и конечно, нас беспокоила сама победа. Тот первый ельцинский штаб возглавлял Геннадий Бурбулис. Нервозность, разумеется, была, но мы не сомневались в победе. Обилие кандидатов наводило на мысль о возможности второго тура. Я помню, как пришел в штаб и предложил обсудить нашу тактику в случае второго тура голосования. Едва я произнес эти слова, улыбающееся лицо Бурбулиса мгновенно утратило располагающее выражение, глаза зло округлились, отчего стали еще темнее и круглее:
- Ты зачем пришел?! - спросил Бурбулис.
- Поговорить о втором туре, - еще раз пояснил я, - а вдруг.
Меня несколько насторожило его агрессивное молчание. У него это хорошо получалось. В глазах появлялся недобрый блеск, и сами глаза становились твердыми и холодными.
- Второго тура не будет, - сказал Бурбулис. Эти слова он произнес медленно, с расстановкой, как если бы каждое слово было отдельным предложением.
- Никто не сомневается в победе, - заметил я, - и разрыв будет значительный, но может оказаться не пятьдесят плюс один, а 49%. Что тогда? Мы должны быть готовы к любым вариантам.
- Никаких вариантов, мы выигрываем в первом туре.
- Почему ты так уверен?
- Потому что второй тур не входит в наши расчеты. Да и денег нет. Будем побеждать в первом.
Уверенность Бурбулиса в те дни сыграла немалую роль. Все были захвачены единым порывом. И даже когда хотелось поссориться, сдерживали себя - потом. Вот выиграем выборы, сядем и спокойно разберемся. Тогда мы берегли свое единство.
Но все меняется. Время, люди, президенты, их семьи. Кто-то бросил на ходу: "А Ширак не дурак, если ..." Возможно, и фразу не договорил, а поди ж ты, услышали.
В ЦАРЕВЫХ ЧЕРТОГАХ ЗАЖИГАЕТСЯ СВЕТ
В один из суетных дней 93-го года я накоротке столкнулся со Львом Сухановым, старейшим помощником президента. Старейшим не в силу возраста, просто он работал помощником Ельцина еще задолго до его президентской биографии. У Льва Суханова был один изъян: его недолюбливала семья президента. Она не видела в нем перспективной полезности. Суханов своим присутствием и поведением напоминал прошлую укладность Ельцина, борца с привилегиями и номенклатурным барством, что никак не соответствовало образу теперешнего президента, имеющего с десяток резиденций по всей стране и быстро привыкшую к вседоступности младшую дочь. И несмотря на минувшие времена (а он рядом с Ельциным пробыл до 1998 года), Суханов воспринимал президента в первоначальном исчислении, к которому он, Лев Суханов, был причастен. Он понимал, что Ельцин изменился, но все равно продолжал верить в уже несуществующую остаточность, пусть возвышенно-властного, но друга. Суханов был предан Ельцину во все времена и при любых обстоятельствах. Он неизменно присутствовал где-то рядом с президентом, выполнял поручения не грандиозного масштаба, но достаточно доверительные. Суханов не участвовал ни в каких подковерных или коридорных интригах. Иногда складывалось впечатление, что он нигде не значится, ни в каких предвыборных штабах и списках его нет. Его уже какой раз оттеснили. И это было правдой. Менялись фамилии теснящих Суханова. Сначала таким фигурантом был Бурбулис, затем Илюшин, потом Коржаков, а в промежутке Филатов или Егоров, а чуть позже их заместители. Кто-то самую малость, кто-то в полном объеме. Суханов не оказывал на Ельцина значимого влияния, но он был частью среды обитания президента с его непрезидентским прошлым. Суханов излучал ностальгическую энергию. И это раздражало. Президент не без помощи своих помощников задвигал Льва Суханова в самый далекий и неосвещенный угол кремлевского бытия, куда-то в сторону от шумных политических баталий. Даже чисто территориально кабинет Льва Суханова все дальше и дальше отодвигался от президентских апартаментов. Но проходило время, Ельцин вдруг спохватывался, и мы могли прочесть в газетах, что в очередной отпуск президент отбывает в сопровождении пресс-секретаря и своего помощника Льва Суханова. Измученное перемигиваниями, подозрениями сердце первопроходца успокаивалось. С этой минуты Лев Суханов забывал о нанесенных ему обидах. Все становилось на свои места, президент по-прежнему его любит.
Это маленькое отступление необходимо. И даже не для того, чтобы воздать должное многолетнему товарищу Бориса Ельцина Льву Суханову, а чтобы лучше понять суть разговора, случившегося между нами весной 1993 года.
Отношения между президентом и парламентом переступили черту критической массы. По стране блуждали предпутчевые настроения. Кажется, это был Дом союзов, собрание творческой интеллигенции. Суханов увидел меня, мы поздоровались. У нас сложились ровные, уважительные отношения еще с той поры, когда Суханов набрался смелости и предложил мою кандидатуру на пост главы пресс-службы в то время еще не президента, а Председателя Верховного Совета Бориса Ельцина. Замыслу Суханова не суждено было исполниться, я отказался. Но, слава Богу, добрые отношения взяли верх и симпатии друг к другу сохранились. Мы обсудили непростую политическую ситуацию, непреходящую раздраженность президента по этому поводу. И вдруг Суханов сказал: "Все будет хорошо. Мы консультировались с Вангой". Еще что-то про астрологический центр, удачное для Ельцина расположение звезд, откровения буддийских монахов, ссылки на исторические пророчества сначала XVI, а затем XVII века. И, как итог - Ельцин преодолеет все немыслимые трудности, одержит сокрушительную победу: будет избран президентом на второй срок. Напомню, что все это говорилось весной 93-го года. И вообще, Ельцину предписано судьбой едва ли не положить начало новой царской династии и выполнить на этой земле роль мессии. Суханов говорил очень возбужденно, один или два раза в разговоре промелькнула фамилия Рогозин. Я тогда не придал этому значения. Однако Россия уже вступила в эру великой смуты, и роль колдовских заклинаний, мистических предсказаний, повествований о пришельцах из космоса уже не выглядели нелепостью, а, скорее, даже врачевали душу, истерзанную столкновениями, преступным беспределом, глупостью и слепотой власти.
Тогда я еще не знал, что Рогозин, заместитель Коржакова, изучал тибетскую медицину, интересовался буддизмом, оккультными науками, пробовал себя в роли экстрасенса и вообще был неравнодушен к идеям биоэнергетики, астрологии, алхимии, космогонии. Было бы удивительно, если бы информация в той или иной форме не доходила до Ельцина. Теперь уже никто не отрицает, что природа самых внешне несуразных явлений мало изучена. Вещи двигаются, стекла лопаются, прикосновения руки оставляют следы ожогов, в расположении звезд угадываются точные предначертания судьбы. И знания, полученные нами в университетах и академиях, кажутся нам спорными и несущественными. Опять в цене хиромантия. И с ужасающим любопытством мы вызываем голоса усопших и беспокоим тени великих, требуя от них косноязычных откровений по поводу событий, сотрясающих нас. Н-н-н-да-а...
Президент тоже человек. Ему внушают, он вяло сопротивляется: "Какая монархия, зачем?!" А душа пятится, освобождает место для сладостной мечты: а вдруг... Зловещий вирус проникает в душу где-то на самом дне, и оттуда медленно сочится холодное тепло. На твоей памяти последние дни, часы, минуты жизни императорской семьи: Екатеринбург, профессор Боткин, комендант. Роковая депеша из центра. Всех поголовно, и детей тоже. Кстати, именно Ельцин, будучи первым секретарем Свердловского обкома партии, дал указание взорвать мрачнопамятное строение - Ипатьевский дом.
А чем черт не шутит. Свершилось-де его рождение и витало в воздухе как энергетическая пыль. Искало почву, где осядет и прорастет в сознании скрытое, второе "Я". Там кончилась царская фамилия, там ей сызнова и начаться. Как же складно получается.
