Я уже говорил, какие цели преследовал Михаил Полторанин, в ту пору вице-премьер, предлагая кандидатуру Яковлева президенту. Во-первых, человека Горбачева он делал человеком Ельцина. Ельцину должен был понравиться этот замысел. В стан Ельцина переходил человек, олицетворяющий в журналистских кругах эпоху шестидесятников. Во-вторых, это был и шаг навстречу Горбачеву, в ту пору еще президенту СССР, а значит, и свидетельство расположения к нему со стороны Полторанина. В-третьих, это было возвращение долга. В конце 80-х, после крушения московской карьеры Ельцина, бывший член бюро горкома КПСС и бывший главный редактор "Московской правды", сподвижник Б.Н.Ельцина Михаил Полторанин остался без работы. В тот трудный для него момент Егор Яковлев протянул руку помощи и пригласил его на работу. Михаил Полторанин и Егор Яковлев чрезвычайно разные люди, в чем-то антиподы, но идеи, объединяющие их, оказались значимее несогласия. Полторанин этого яковлевского поступка не забыл, и у него появилась возможность вернуть долг благородства.
В-четвертых, во главе "Останкино" должна было появиться значимая, профессионально состоявшаяся фигура демократа (Яковлев в полной мере соответствовал этой характеристике), который если и не искоренит, то сильно разбавит большевистскую закваску старой телевизионной гвардии.
И, наконец, в-пятых. Яковлев, конечно же, как человек амбициозный, не допустит, чтобы его заместитель по "Московским новостям" Олег Попцов взял над ним верх. Следовательно, будет жесточайшая конкуренция. Попцову состязательной злости не занимать, и если Попцов станет слишком зарываться и самостоятельничать, его можно будет поставить на место. И у президента, правительства появится хороший выбор, на какую компанию можно сделать ставку, как компанию для власти оплотную. Тогда еще никто не подозревал, что власть предполагает, а деньги (или их отсутствие) располагают. Согласимся, что замысел был многомерным, хитрым и значимым, однако...
Развязка грянула достаточно неожиданно. После показа по первому каналу документального фильма о критической ситуации в Северной Осетии между осетинами и ингушами, в котором журналисты, анализирующие этот конфликт, выступили в поддержку последних, появился немедленный и поспешный указ об отстранении Егора Яковлева. По стечению обстоятельств Егор даже не видел этой работы. Перед эфиром ее отсматривал Игорь Малашенко. Работа была сделана профессионально, жестко, как того требовала суть конфликта. Но на встрече президента с главами республик, входящих в Федерацию, президент Северной Осетии Галазов заявил резкий протест по поводу фильма, как "извращающего суть конфликта и унижающего осетин". Президент, естественно, фильма не видел, но напору Галазова уступил. Реплика президента была неординарной: "Хватит! Подготовьте указ об освобождении Яковлева".
В этой фразе ключевым является слово "хватит". Если хватит, значит имело место некое накопление информации, раздражения, подозрений. Спустя пять лет нечто подобное переживу и я. Но тогда столь неадекватный поступок президента вызвал оторопь, и прежде всего в стане демократической прессы. Что же именно вызревало и вызвало мгновенную вспышку ельцинского гнева? Даже после путча, практически опрокинувшего Горбачева как политически значимую фигуру, Ельцин продолжал ревностно отслеживать поведение сторонников своего главного оппонента. Тот факт, что назначение Яковлева на пост главы "Останкино" в свое время пришлось согласовывать с Горбачевым, оставался некой занозой в памяти российского президента. И когда ему представилась формальная возможность ее вырвать, он это сделал немедленно. Ельцина раздражали отношения, которые сохранились между Горбачевым и Егором Яковлевым. При встречах со мной Ельцин не раз проговаривался на этот счет. Каждая встреча Яковлева с Михаилом Сергеевичем тщательно фиксировалась и, соответственно, в негативном образе преподносилась Ельцину. "Не пойму я вашего друга. Чем его так привязал к себе Горбачев?" Далее следовала не восторженная аттестация самого Горбачева и вывод: "Егор Владимирович ведь умный же человек. Мне и так все намекают на их постоянные контакты". Я старался перевести все в шутку. Говорил, что президент перестал бы уважать любого человека, который прекратил бы свои дружеские отношения только на основании того, что его друг перестал быть высоким начальством. Что постоянство Егора Яковлева говорит о его порядочности. "Это так, соглашался Ельцин, - но Горбачев - это же..." Лицо Ельцина кривилось в неодобрительности, рот делался подвижным, уходил куда-то вбок. Затем несогласное движение головы и скрипучий ельцинский баритон завершал монолог: "Нет, не понимаю".
Полагаю, что и Михаилу Полторанину, автору яковлевского назначения, приходилось выслушивать обидчивые слова президента. Зная и Ельцина, и Полторанина, их диалог воспроизвести несложно.
Ельцин: Я вас предупреждал - он человек Горбачева. Вы мне что ответили? "Это пока Горбачев президент".
Полторанин: Ну и что? Пусть встречаются. Горбачеву сейчас не с кем поговорить. Для него Яковлев вроде отдушины. (Полторанин как бы подтрунивал над Горбачевым и над Яковлевым. Но президент настроен на строгость, и приглашение перевести все в шутку и посочувствовать одинокому Горбачеву не принимает.)
Ельцин: Горбачев знаете что обо мне говорит? Я, конечно не обращаю внимания. Чего ему остается - только болтать. Но Яковлев - мною назначенный человек. Он что, этого не понимает?
Ельцин не простил этих отношений Егору. У челяди хозяин должен быть один.
Отставка Яковлева практически была первым неадекватным шагом Ельцина образца 92-го года. Я помню, как прореагировал Полторанин. Ельцин, разумеется, не посоветовался с ним. Полторанину я позвонил тотчас, как узнал об указе. Он сам снял трубку и, опережая всякие мои вопросы, со вздохом выдавил из себя: "Давай, приезжай". Когда я появился в его офисе, сразу почувствовал нависшее в воздухе напряжение. Даже у его секретаря, милой и доброй женщины, на лице читались испуг и волнение. Полторанин ходил по кабинету и нервно потирал руки.
- Видишь, как получилось?! - Он сразу перешел в атаку. Предупреждаешь вас, объясняешь, а вам всем по... Лезете на рожон.
В этом неопределенном "видишь, как получилось" прочитывалось многое. И обида, что президент рубанул сплеча, не посоветовавшись с человеком, который отвечал за СМИ. И предупреждение мне: дескать, и с тобой может быть так же. И со многими. И начхать ему на наши единые баррикады.
- Надо что-то делать, - сказал я.
- Надо, - согласился Полторанин.
На заседании правительства, его вел Ельцин, во время паузы я передал президенту записку. Текст был рискованный, но выхода не было. Ельцин терпеть не мог, когда ему указывали на его ошибки. Но я почувствовал, что президент и сам считает свое решение неудачным, не ошибочным, а неудачным. И поэтому рискнул. Ельцин прочел записку и с раздражением перебросил ее Полторанину. Полторанин тоже прочел, затем что-то написал на ней, снова передал Ельцину. Как потом он мне сказал, на другой стороне записки он написал: "Я с Попцовым согласен".
Другое время, другие отношения, другой президент. И Полторанин и я напрашивались на неприятности. Подсуетились и Игорь Голембиовский, и Паша Гусев. Мы напросились на встречу с президентом. Полторанин активно поддержал нас, эта встреча состоялась. На встречу был приглашен и Егор Яковлев. В этом состояла суть замысла. Встреча получилась и нервной, и откровенной. Президент понимал, что, утратив добрые отношения с прессой, уже выпущенной на свободу, он многим рискует. Во время этой встречи президент очень определенно проявил свою суть. Он признал, что решение по Егору Яковлеву не считает удачным, но переигрывать его или отменять не станет. Такой шаг непозволителен для президента. Он готов Егору Яковлеву предложить любую должность и даже извиниться перед ним. С Егором началась легкая истерика. Он сказал, что никаких должностей от президента не примет. Он обустроит свою судьбу сам. И еще что-то о судьбе демократии. И, как апофеоз, сконцентрированная обида - такого отношения к себе со стороны президента он не заслужил; если президент чем-то недоволен, он мог ему сказать об этом; он, Яковлев, президента бы понял и ушел сам.
