Мама попыталась расстегнуть дублёнку, но я ныла и сопротивлялась. Тогда она отстала и прижала меня к себе.

— Изнасиловал? — стоном спросила она.

— Пытался, — мой голос сильно дрожал и срывался. — Мама, мне надо бежать. Бабка меня продала, он вернётся и убьёт нас всех.

И, как ни в чём не бывало, вышла из комнаты бабушка, напяливая очки на нос.

Мама отпрянула от меня. Глаза её нездорово блеснули, и лицо стало походить на морду, страшнее чем у Любима в порыве страсти. Меня эти разборки не волновали, я хотела быстро собрать вещи. Только двинулась к комнате, как в дверь позвонили.

— Не открывай! — истерично завизжала я, но было поздно.

Бабка, увиливая от удара матери, быстро ковыляла к двери и, не посмотрев в глазок, щёлкнула замком.

Я зажмурилась. А когда распахнула глаза, чуть не задохнулась от счастья. В квартиру вошёл Кристофор. Был он взмыленный, а глаза его чёрные распахнуты огромными чёрными дырами беспросветными, полными кромешной тьмы. Он поймал меня взглядом и опять, его строгое лицо подобрело, украсилось любовью и печалью.

Я протянула к нему ослабленные руки, и мужчина кинулся мне на встречу, сгрёб в объятия. Почувствовав его запах, аромат его сладкий и бархатистый, я разрыдалась пуще прежнего, закусывая от отчаяния кожаную куртку, цеплялась за серый мех, стараясь покрепче прижаться. В этот момент я не знала, что мне делать, как быть. Я боялась, сильно боялась.

— Кто это сделал?! — зарычал он. Его пальцы проехались по опухшим укусам на моей шее.

— Любим, он уголовник, — ответила мама. — Крис, забери мою девочку, спрячь, пожалуйста.

Он никогда себя так не вёл. Две недели пустых отношений, а тут решился проявить чувства. А момент такой нехороший, что я даже всецело не смогла насладиться его поведением, его реакцией. Он взял моё лицо в свои ладони и стал осыпать меня колючими поцелуями. Он целовал глаза и слизывал слёзы, целовал лоб и щёки, а потом припал к губам. Нежно и трепетно прошёлся языком по уголкам рта, чуть вошёл внутрь, словно пробуя меня на вкус, лизнул мой язык и оторвался от поцелуя.

Это был мой первый поцелуй. Казалось, что после такого и умереть не жалко.

— С-собирай в-вещи, — тихо сказал он.

Только я шаг сделала от Криса, как в дверь, которую не закрыли, ввалились три бритоголовых мужика. Они были такими огромными, что заполнили всю прихожую. Бабка молча закопалась в куртки, висящие на вешалке, а мама, нервно потирая лицо, сделала шаг назад, припав спиной к стене.

Именно это я и ожидала, что за мной придут. Любим не простит моего поведения, его месть будет страшнее изнасилования. Я мёртвой хваткой уцепилась за Криса. Лишь бы его не тронули.

Впереди стоял тип с наглым выражением лица, жвал жвачку и его востроглазый взгляд оценил обстановку в квартире. За его спиной один закрыл дверь, второй крутил в руках нож-бабочку.

— Мы за Натальей Викторовной, — объявил тот, кто стоял впереди всех. — Вещи можно не брать.

Крис заслонил меня своей спиной и выпрямился, сунув руки в карманы.

— А еблище не треснет? — спросил он.

— А ты чё за хуй? — активно двигая челюстями, гаркнул бандит. — Дверью не ошибся?

— Это ты ошибся, мразь, — зарычал Кристофор и кинулся вперёд.

Истерично верещала бабка, мама по стенке двигалась в мою сторону. А я замерла в оцепенение, стараясь уловить движения Криса. Он был быстр, как молния. Подлетел к жвачному животному, уложил пятерню ему на голову и откинул в сторону. Бандит ударился об стену лицом, разбив нос. Удар был настолько сильный, что человек потерял сознание и сполз на пол, оставляя на старых обоях кровавую дорожку.

Кидая об стену одного, Крис заехал ногой в лицо другого. Тот отлетел к вешалке, где пряталась бабка, и, сорвав вешалку с петель, упал на полку с обувью. Третий попытался выхватить пистолет, но Крис его скрутил, захватив оружие. Рукоятью пистолета, он ударил бандита в переносицу. И видно было, что человек без сознания, но освирепелый Карачун три раза ещё ударил, превратив лицо в кровавое месиво.

— Крис! — крикнула я, когда тот, кто валялся на полке с обувью, попытался пырнуть ножом моего мужчину.

Кристофор резко отпрянул, перехватил запястье бандита и коленом выбил нож, заломил руку за широкую спину бугая. Крутнув пистолет в руке, Крис приставил дуло в ноздрю мужика.

— Имя, фамилия, и к какой группировке принадлежит твой хозяин.

— Ты покойник.

Крис сильнее заломил руку, и человек заорал.

— Либим, кликуха Любимчик. Не принадлежит никому, сам по себе в бизнесе! Отваливает всем и политиков кормит. Он уроет тебя за это. Ты, чувак, не в курсе на кого наехал.

— Это вы, блядь, не в курсе, на кого нарвались, — плюнул ему в лицо Крис. — Советую тебе до утра из этой квартиры не выходить, сегодня ночь террора.

Он ударил бандита по шее, и тот упал без сознания к своим товарищам.

Это был Карачун. У него лихорадочно светились глаза, отражая жёлтый свет лампы, окрысилось лицо, и стал он похож на хищника. Карачун в моём присутствии не заикался, он всегда был напряжён и весь во внимании. Делал своё дело, как бывалый… Небеса! Он ведь бандит. Он не полицейский, не военный. А с такой выправкой бывают только бойцы. У его племянников оружие боевое в шкафу. Этот мужчина опасен. Но он спас меня. Почему же нет облегчения? Почему остаётся ощущение, что я попала хуже, чем с Любимом?

— Собирайся, — выдохнул Карачун. И в голосе его был звериный рык и холодное безразличие. Он не глядя в мою сторону, достал телефон.

— А мама? — пискнула я, прижимая к груди кулачки.

— Забирай, кого хочешь, — он уже звонил. — Стёпа! Собери наших, мне тут надо съездить поговорить с одним. Марту пришли немедленно на Советскую сорок три, пусть мою Наташу в дом отвезёт.

— Я не поеду, — шепнула мне мама. — Я на два дня к знакомому уйду, пусть бабка сама разгребает, что заварила. А ты, давай, собирайся.

Она гладила меня по спине, чмокнула в щёку. С такой поддержкой близкого человека, я быстро собралась. Достала старую спортивную сумку, скидала туда: пару книг, новую одежду и бельё, учебники мальчишек не забыла, документы и зубную щётку. Ни одной бабкиной вещи я не взяла.

Крис закинул себе на плечо мою сумку и поддержал за руку, когда я застёгивала на ногах сапоги. Бабка глянула на меня зло и прошипела сквозь зубы:

— Будь ты проклята, кобыла криворукая.

— Будь благословенна, доченька моя, — тут же отозвалась мама за моей спиной. — Не слушай старую дуру, она мне не родная мать, удочерила однажды, и всю жизнь испортила.

Я открыла рот, а Крис потащил меня на выход, переступая через лежащее тело у порога.

Никогда двор нашего дома не казался мне таким родным и безопасным. У подъезда стояли три машины. На одной приехал Кристофор и его друзья. Я думала, что это друзья, но они очень почтительно относились к моему защитнику, называли по имени отчеству. Подчинённые?

Больше всего мне понравилось отношение Кристофора ко мне, обнимал меня, крепко прижимая к себе за плечо, иногда отрывался от тихого разговора и целовал в висок.

Другая машина появилась почти сразу, как мы вышли из подъезда. К нам подлетел долговязый Стёпа. Русоволосый, сероглазый молодой человек имел привычку лузгать семечки и растягивать слова. Мне представили его супругу Катю. Она мне показалась очень деловой и предприимчивой девушкой. В короткой крутке, джинсах, она поправляла чёрные кудри и рассматривала меня тёмно-карими глазами. Ростком она не вышла, зато было видно, что Стёпа в неё влюблён и очень сильно. Иногда накренялся, чтобы чмокнуть или послушать, что девушка говорит. А она говорила что-то едкое в адрес Марты.

Третья машина подъехала позже всех. За рулём сидел худосочный мужчина. Из примет только тёмный хвостик на макушке. Следом выбежала на высоком каблуке Марта.

— Коза, — фыркнула Катя.

— Овца! — ответила издалека Марта и семеня подбежала к нам.

— Ты с ними, — приказал Крис, и Екатерина сморщила личико в недовольстве.