Она закрыла глаза и вздрогнула. Наполеан забрал то темное существо и видел его конец. И это было правильно. Это было необходимо. В конце концов, смерть, так или иначе, была неизбежна.

Так проклятие распорядилось много веков назад.

Либо в жертву будет принесен темный младенец, либо Наполеан подвергнется безжалостным пыткам и будет убит вместо темного.

И последнее только ненадолго отсрочит смерть темного ребенка, потому что пускать в мир нечто столь ужасное, едва ли будет стоить смерти отца.

Она читала летописи дома Джейдона, подробные отчеты и знала наверняка, что темный близнец вырастет в убийцу, насильника и разрушителя. Начнет безостановочно охотиться на людей. Так что, в конечном счете, сыны Джейдона будут вынуждены его уничтожить.

Брук содрогнулась от этой мысли. Хотя она и понимала реалии мира вампиров, она также осознавала, что знать и делать были две разные вещи. Подводя итог, Наполеан был вынужден принести жертву в одиночестве, что было особенно ужасно для такого сверхъестественного и сильного существа.

Брук пошевелилась в мягком кожаном кресле и склонила голову, когда у нее созрела новая, но не менее тревожная мысль…

Накари Силивази.

Другое бремя, лежавшее тяжелым грузом на короле.

Молодой мастер маг, спасший жизнь Наполеана. Он умер для того, чтобы освободить душу Наполеана. Для того чтобы вырвать из его тела черное сердце отвратительного создания, темного лорда Адемордна. Жертва Накари позволила вернуться истинной душе короля. После того как Наполеан оказался в безопасности, другие маги, воины и его братья рассчитывали вернуть храброго вампира к жизни, возвратив душу в его собственное ожидающее тело.

Но что-то пошло очень, очень неправильно.

Брук поняла не все из того, что рассказали ей Джослин и Киопори. Однако многое ей стало ясно из тона Джослин. Она также увидела всю глубину боли, что отражалась в глазах Киопори, и это ясно давало понять, насколько колоссальной была потеря для дома Джейдона. Потеря была невосполнимой. Джослин рассказала, что семья Силивази перенесла потерю близнеца Накари всего два месяца назад и горе почти разрушило их.

Пока не покинул особняк, Наполеан пытался скрывать от Брук свои бурные эмоции, ради ее же блага, но даже слепой мог увидеть истину. Король мучился чувством вины и раскаяния из-за случившегося с Накари. Его переполняло чувство беспомощности, но он был решительно настроен сделать все, что было в его силах, чтобы помочь семье и своему народу. Пока он мог лишь сидеть с братьями и их судьбами в клинике Лунной долины, из солидарности ждать и наблюдать, молиться небесным созданиям о возвращении Накари, хотя даже Брук понимала, что с каждой прошедшей минутой шансы на возвращение мага сильно уменьшались.

Несмотря на полное отсутствие опыта в уходе за новорожденным ребенком, а также ее недавнее обращение, Брук настояла, чтобы Наполеан провел с Силивази столько времени, сколько понадобится, и вернулся только когда устанет или ему понадобится перерыв.

— Как наш сын? — Глубокий, хриплый голос Наполеана эхом отразился в комнате, и Брук от страха почти выпрыгнула из кресла.

— Боже правый! Ты меня напугал! — воскликнула она.

Она не видела, как он вошел в комнату… или материализовался в пространстве. Он просто появился из ниоткуда и теперь стоял возле колыбельки. Муж был похож на шелк и пламя, бесшумный и грациозный, абсолютное мужское совершенство, одетый в обтягивающую майку и темные джинсы, он склонился над их спящим сыном.

— Извини, — прошептал муж, его слова обволакивали словно бархат. — Я не подумал…

Неожиданно его глаза расширились. Наполеан за мгновение окинул взглядом ее тело, и его мозг, казалось… застыл… словно пытаясь осознать, что именно он увидел. Мужчина пристально посмотрел на узкие бретельки ее шелковой ночной рубашки, а затем его глаза переместились на оголенные плечи, после проследовали от плавной линии ее ключицы к грудям, задерживаясь на талии и остановившись на открытых бедрах. Доказательством его одобрения стал быстрый выдох, после чего взгляд медленно прошелся обратно вверх по ночной рубашке, задержавшись на шее и, наконец, встретился с ее взволнованным взглядом. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, но затем закрыл его обратно, казалось, позабыв все слова.

Наполеан прочистил горло и облизнул свою полную нижнюю губу, непроизвольно увлажняя рот сексуальным жестом. А затем сияющая улыбка тронула уголки его рта.

— О боги, Брук, ты прекрасна.

Глава 23

Наполеан едва мог дышать.

Он вернулся домой, ожидая увидеть свою судьбу несколько встревоженной и, может быть, даже немного расстроенной из-за его неизбежного длительного отсутствия. Вместо этого он застал красивую душевную сцену: его чудесный сын мирно лежал в старинной колыбельке, прикрыв от удовольствия глазки, а его маленькие ручки и ножки были раскинуты в разные стороны. Его женщина, его судьба, уютно устроилась в большом кресле возле ребенка, мирно сложив руки на коленях, очаровательная словно ангел, наполненная светом и кажущаяся нереальной.

А затем он заметил, во что Брук была одета…

Его тело мгновенно напряглось, и вампир едва смог вдохнуть.

Наполеан потерял дар речи от вида ее нежной шелковой ночнушки. Но выражение ее утонченного лица, раскрасневшегося от ожидания, — не то, что он ожидал увидеть в течение многих недель, — полностью застало его врасплох.

Он назвал ее прекрасной, потому что она на самом деле была такой.

Теперь он подумал, а не поспешил ли с визуальной оценкой.

В конце концов, их отношения по-прежнему были очень хрупкими. Слишком многое случилось за очень короткий промежуток времени. И они все еще узнавали друг друга как друзья.

Брук нервно поерзала в кресле и поднесла руку к груди, частично прикрывая открытые участки кожи, от которых у него перехватило дыхание. Очевидно, что ей было неудобно и, может быть, она была немного напугана, но, тем не менее, она надела самое красивое белье из шелка. Для него? Ее густые темные волосы пахли лавандой и ванилью, мягкие локоны изящно качнулись чуть выше хрупких плеч, когда она повернула голову, чтобы взглянуть на него.

— Спасибо, — прошептала женщина в ответ.

Он нежно улыбнулся, не желая еще больше волновать ее своими словами.

Не в состоянии удержать зрительный контакт, Брук нервно пригладила пальцами прядь волос, потянулась изящной рукой к колыбельке и поправила уголок детского одеяла.

— Он проспал большую часть вечера.

В ее голосе звучала нежная материнская ласка.

Наполеан проследил за ее взглядом, наслаждаясь видом ребенка, которого они вместе создали, не зависимо от того, выбирали они способ его зачатия или нет.

— У меня от него перехватывает дыхание.

Брук улыбнулась, расслабляясь.

— У меня тоже, — Ее глаза заблестели, а голос наполнился детской радостью и удивлением. — Я понятия не имею, что делать с малышом, Наполеан, — Она засмеялась. — Но я уже… — Она сделала паузу и еще раз встретилась с ним взглядом. — Я уже его люблю.

Эти слова поселились у него глубоко в душе.

Все еще держа руку прямо над сердцем, она добавила:

— Он уже здесь.

Наполеан кивнул.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду.

Его глаза наслаждались ее красотой, и мужчина внезапно четко осознал, что больше не мог сдерживать свою страсть. Он постарался бы быть нежным и ласковым, но она уже полностью обратилась, окончательно и бесповоротно стала принадлежать ему, и он хотел ее всеми возможными способами. Отправив ребенку сильное психическое внушение, умоляя его не просыпаться, он протянул руку.

— Иди сюда.

Брук заметно побледнела и откашлялась.

— Прошу прощения?

Наполеан усмехнулся, а затем произнес низким и глубоким голосом, не собираясь усиливать ее испуг, но также не в силах сдержать свое веселье.

— Иди ко мне, Брук.

Она разгладила свою ночную рубашку и нервно оглядела комнату, в отчаянии остановив взгляд на халате, что лежал на краю кровати.