–Привет
–Да, привет -безучастно ответил юноша
–Алекс, может встретимся?
–Да, можно, – со вздохом согласился.
–Можно? «А ты сам не хочешь?» —с дрожью в голосе произнесла девушка.
–Нет, Ев, что ты такое говоришь…
–Ал
–Да?
–Я соскучилась
–И я
Нависла минута молчания, она очень давила «Нам даже не о чем поговорить. Сам я не хочу, а она даже не знает о чем. Нет ни тем, ни понимания, между нами,». Он думал об этом постоянно, но вместо этого, как всегда, увел разговор в ее русло:
–Давай тогда у меня встретимся
–Давай
–Все, мне пора идти, завтра встретимся
–Я люблю тебя
–И я тебя – сквозь зубы процедил Алекс. Конечно, он не мог сказать так в лоб, он не мог и подумать о том, чтобы так сказать, это было бы очень больно и, возможно, стало бы невыносимо для нее. Что-то неприятное екнуло в области сердца.
Алекс повесил трубку и уставился в стену. «Что вообще в этом мире стабильно? Если наши чувства могут пропасть, если они, подобно камней в реке, вымываются со временем. Бегбедер проповедовал теорию о том, что любовь живет всего три года, после чего люди либо остаются, оставляя себя друг другу как привычку, либо расходятся, так и не приняв друг друга за аксиому. Конечно, Фромм говорил о том, что это не так и что до любви нужно просто дойти, но сейчас его теория никак не внушала доверия, наоборот это списывало его к идеалистам, которые «знают как надо», но сами с этим не сталкивались. А что, если люди не могут постоянно находиться в состоянии любви друг к другу? И все зависит от свободолюбия человека. Все просто. Если его ценности заканчиваются на семейном уюте, то у него будет крепкая семья, но никакой самоактуализации, о которой так яро говорил Маслоу. Но если он выбирает самоактуализацию, то его удел, скитаться в одиночестве, в мире рыночных отношений. Звучит холодно, но другого объяснения я этому не нашел. Взять наших гениев современности таких как Илон Маск, Стивен Хокинг – недолгий и непрочный брак. Взять Канта или Юнга – абсолютно тоже самое. Если я и могу ошибаться, то как объяснить ошибки таких великих людей? Определенно, есть только две стороны этой медали. Но они не лишены счастья, хотя что есть счастье? Замедленный распад серотонина, его повышенная концентрация. И что с этого? Почему, когда мы умнеем, нам тяжелее быть счастливыми? Почему знания так убивают? Ты просто понимаешь структуру всего и видишь бессмысленность любых действий. Получается армия была самым идеальным местом, сохранения сознания. Там, строя псевдоидеалы «за забором», я думал, как прекрасна жизнь и как она энергична. Никакой интеллектуальной нагрузки, никакого права выбора- только строгие алгоритмы, следуя по которым, придешь к нужной цели. Правда, нужной кому-то и кем-то давно распланированной, но это не так важно. Главное тут – сохранение сознания. А ведь там я считал иначе. Я бунтовал каждый день перед системой и проповедовал свое видение каждому своими сочинениями.»
Он вытащил старый потрёпанный блокнот, корешок которого был в плачевном состоянии. Полистав несколько листов, перед глазами пошли события, воспоминания о , хотя не очень приятном, но довольно стабильном для психики, прошлом. По традиции, пролистав начальные домыслы Алекс очень аккуратно открыл его середину. Сверху страницы красовалась надпись, сильно выдавленная ручкой «Системе».
«Здесь царство хаоса и порядка,
Тут лицемерие не порок.
Мы встали- кинулись к обряду:
Мотать души печальный срок.
И каждый, кто хоть каплю жив-
Отчаянно борется с системой;
Надеясь, найти к счастью лифт-
Сам утопает весь в проблемах
И жизнь лишь с виду как поэма,
Творца сжирает та система,
Но годы жизни не вернуть.
Фальшив тот блеск на звездах офицера,
Что власть сейчас дает ему.
Я вижу кодекс чести – в когтях у лицемера.
Ложь- породила лишь войну.
Я слышал хруст и стон ломающейся воли ,
И жизненный огонь в глазах потухший.
Эта картина отзывалась в сердце болью,
И каждый день лишь ужас вопиющий.
Я призываю вас, друзья!
Если важны декартовы проблемы-
Не запирайте вы себя
Тогда не станете системой…»
Он улыбнулся. За этот стих ему пришлось отстоять ни один наряд. «Ведь думать там было равно преступлению. Но это было тогда, а сейчас я как раз таки и хочу ни о чем не думать. Сейчас объём и скорость обработки информации пугает меня и обесценивает все, что происходит вокруг. Абсолютно каждую вещь, начиная от дешевого печения, купленного в магазине напротив, за жалкие гроши, что дополнительно портит ему вкус, до брендовой куртки Tommy Jeans, купленной за целую зарплату, но имеющая равнозначную ценность этому печенью, так как относится к материальному. Как я говорил своему психологу, если бы мне сказали, что, вкрутив саморез в голову, я избавлюсь от тревожных мыслей и бесконечного психоанализа, я бы сказал «давайте сразу два»».
Глава 2. Похоть
«Похоть – многие говорят ,что это
мысли нормального человека.
Но какого человека можно
назвать нормальным?»
Рассуждения людей
Алекс спешно оделся и вышел из дома. На улице был тяжелый воздух, который при вдохе сковывал грудь. Небо, как всегда, было затянуто серой пеленой без малейшего голубоватого проблеска. Быстро обогнув дом – Алекс начал спускаться в метро. Оставался еще целый час до работы, но город привил привычку постоянно бегать. Миновав турникеты, он сел в новенький вагон, который, впрочем, уже успели изрисовать школьники. Алекс понимал эту природу стремления к деструктивности, но такой способ привлечения внимания его раздражал. Он улыбнулся, представив, как этого школьника ловит полицейский, а потом отвозит домой. Он звонит в дверь и открывается вид на чистенькую аккуратную квартирку с евроремонтом, где красивая дама с презрением смотрит на очередной привод сына. И все бы вроде красиво и парень одет с иголочки и родители не пьяницы, тогда откуда такое стремление к вандализму? Ответ прост. Благополучие и достаток лишь иллюзия счастливой семьи, где материальная ценность ставится выше духовной и ребенок, в отчаянном протесте, пытается привлечь к себе внимание. Алекс улыбался не потому, что ему это казалось смешным, а потому что он знал уже все сценарии наизусть. Это не единственный, но очень типичный случай в этом городе.
Тем временем состав подошел к нужной станции. Двери открылись, и Алекс вышел. На горизонте показалась знакомая вывеска «Blue Bell», с перегоревшей второй буквой B, меняя название с «голубого колокола» на «голубой локоть». Дверь была стеклянная, но с разбитым нижним углом, в виде паутинки, которая появилась то ли от неосторожного заноса продуктов, то ли от недовольного посетителя. Алекс зашел и его с радостью встретил мужчина в бирюзовой футболке.
–Ооо, Алекс, пришел. Наконец.
–Привет, Глеб, рад тебя видеть.
–Как ты? Я прям соскучился по тебе.
–Хорошо все. У тебя как?
–Шикарно, – с улыбкой произнес Глеб, – вчера наряжали с Амелией елку. Это так круто вместе это делать. А потом мне на голову упала игрушка, она засмеялась – я ее повалил, мы дурачились, ну и ты понимаешь сам че там дальше было- подмигнул менеджер.
–Хах, понимаю, да. Весело вам живется. Счастливые вы люди.
–Ну чего ты, счастье оно же здесь, в мелочах. Даже в нашем разговоре с тобой, понимаешь?
–Даа, если бы оно так было, если бы я умел это ценить.
–Да ты просто загоняешься, надо просто не философствовать излишне.
Алекс посмотрел на менеджера. У него были голубые глаза, легкая щетина и лицо зрелого мужчины. Этот человек производил впечатление счастливого человека. Он всегда радовался мелочам и умел превозносить все, что посылает ему судьба. От Глеба часто можно было услышать рассказы о «шикарнейшей шарлотке» , приготовленной Амелией.
Или о новом шикарном лонг-дринке который ввели в баре. В любом случае, это был человек, который никогда не задумывался об экзистенциальных проблемах и относился дружелюбно к каждому, кто был ответственен к работе и добр сердцем. Алекса он ценил за интересные истории и всевозможное просвещение – от психологического до метафизического. Алекс, в свою очередь, тоже был неравнодушен к Глебу, хотя бы потому, что тот сохранял свою человечность, находясь на довольно высоком посту. Это было нетипично для города и , по мнению некоторых высоких чинов – “непрофессиональное несоблюдение субординации между начальником и подчиненным“. Алекса всегда тошнило от систем, и система иерархии не была исключением.
