Литмир - Электронная Библиотека

Окончательно я понял, что наш брак развалился, когда младшая дочь, принимая американское гражданство, отказалась от моей фамилии. Когда дочь отвергла мое предложение после церемонии заехать во вьетнамское кафе, чтобы отметить событие порцией лапши, я вышел из себя. По-правде сказать, я просто взбесился, не дав, впрочем, гневу взять власть над собой. Я понял, что больше не нужен семье. Все, что семья от меня ждала, это постоянной работы на одном месте, которая бы позволяла оплачивать банковский кредит за дом и обеспечивала медицинской страховкой. На меня всем было уже плевать. Должно быть, я заслуживал к себе такое отношение. Дети со мной почти не разговаривали. Я не мог простить жене эту холодность детей по отношению к себе, и винил ее за то, что ей не удалось сформировать в них чувства семейного очага и привязанности к родителям. Да она к этому никогда и не стремилась, сказать по правде. Она и сама была довольно холодна по отношению к своей матери и сестре, которые остались в России.

В последнее время перед отъездом я пристрастился к пиву и марихуане. Я курил траву на заднем дворе и мне казалось, что я разговариваю с Богом. На самом деле, я тихо сходил с ума. Моей последней идеей, завладевшей моим воображением, стала идея о постепенном роспуске Израиля в результате выхода всех некогда уехавших «русских» евреев из Земли Обетованной в Крым, и основании на его территории Нового Иерусалима. Себе я отводил роль Моисея, которому нужно было найти способ донести эту идею до «фараона», то есть до Путина, который должен был спровоцировать массовое возвращение евреев, пообещав им бесплатные земли на Крымском полуострове и государственную автономию. Таким образом, убивалось два зайца сразу: Россия получала козырь на переговорах о международном признании вхождения Крыма в состав Федерации и одновременно снижалась политическая напряженность на Востоке. Не удивительно, что супруга отстранилась от меня, штудируя на досуге справочники по психиатрии и зависая на форумах, где участники обсуждали между собой аналогичные случаи поведения своих близких. Жена пришла к выводу, что я страдаю маньякально-депрессивным психозом, в последнее время красиво именуемым биполярным расстройством личности. Когда я завел с женой разговор на тему того, что было бы неплохо продать дом, взять деньги и вернуться в Россию, она попросту не стала меня слушать.

– Что меня ждет там, пятидесятилетнюю женщину? – спрашивала она меня сердито. – Опять начинать жизнь с нуля я не хочу! Разве ты можешь гарантировать мне нормальную работу, да и сам ты, кем там собираешься работать?

Моя супруга всегда была трезвомыслящим и практичным человеком, я дал ей имя Адамат за твердость и последовательность в своих решениях.

Я действительно не мог ничего никому гарантировать и поэтому поехал в отпуск один. В России я тут же пустился во все тяжкие. Собственно говоря, я заранее планировал оттянуться как следуют. Слишком уж аскетичными были эти шесть лет, прожитые в США. Американки не проявляли никакого интереса к женатому эмигранту, работающему уборщиком в школе, а я привык к женскому вниманию за годы жизни в России. Это была необходимая компенсация за тот дефицит чувственности, который я испытывал в семье. Возможно только благодаря этому наш брак и продержался так долго. Я думал о возвращении и одновременно я размышлял о том, чтобы подвести черту под нашими с женой отношениями. Из отпуска я не вернулся.

– Зачем – спрашивал я себя – всю жизнь жить с одной женщиной, если я так легко нашел ей замену на стороне?

Через полгода я оформил развод. На тот момент я уже три месяца как жил с Верой. У нее был продолжительный послеоперационный отпуск и мы его проводили на Северном Кавказе, где я купил небольшую квартиру в старом фонде недалеко от парка. Забота о ней отчасти оправдывала мое безделье. Я так и не нашел себе стабильную работу, зато при ее моральной поддержке начал писать романы. Я написал четыре автобиографических произведения о своей жизни, которые отправил в два крупнейших российских издательства и эта надежда на будущую известность питала мой энтузиазм и отвлекала от мрачных перспектив жизни в России. По правде сказать, я так и не адаптировался. Я искал свое место не в стремнине жизни, а в тихих заводях, на обочине, в маргинальных практиках литературного сочинительства текстов шокирующего содержания. Средства к своему существованию я получал сдавая в наем две комнаты в своей трехкомнатной квартире в Москве, постоянно проживая у Веры в Курске. Пикантность ситуации придавал тот факт, что Вера была замужем, хотя ее муж больше года назад получил должность и уехал служить в столицу, а теперь избегал с ней каких-либо контактов, и даже свои кратковременные визиты на родину он стараясь держать в тайне от супруги, останавливаясь у друзей. Постепенно я свыкся со своим двусмысленным положением. Днем я писал свои истории, вечером готовил ужин и ждал возвращения подруги. Раз в несколько месяцев, мы устраивали себе маленькие каникулы и выбирались в Ессентуки попить минеральной воды и погулять по парку. Ей нравилось то, что я пишу, Вера укрепляла мою веру в себя, настойчиво повторяя, что я талантлив и обязательно, рано или поздно, добьюсь признания.

В пятьдесят три года услышать подобные авансы в свой адрес дорогого стоит. По сути, мне предлагалось идти в ва-банк. Перспектива реванша кружила мне голову. Возможно это и явилось основной причиной почему я к ней так сильно привязался. Вера служила мне в роли психотерапевта, которого я часами водил по закоулкам своей памяти, и это стало началом большой работы по извлечению из глубин своего подсознания полузабытых историй, из которых я ткал полотно своих «романов». Я постепенно вгрызался в эти глубокие пласты, стремясь докопаться до истоков своих комплексов, страхов, тревог, стремясь, тем самым, найти способ избавиться от кошмаров детства и юности. Я посвящал все свое время тому, чтобы реализовать зарытые таланты, которые я до сих пор не осмеливался обнаружить.

Процесс так меня увлек, что я не замечал хода времени. Так я провел почти пять месяцев в ежедневном занятии сочинительством. Пока я писал, я был занят делом, мои страхи отступали, я не так сильно тревожился за свое будущее и настоящее, и не так сурово обличал себя за то, что бросил семью в чужой стране, сбежал от трудностей, спрятался, окопался в квартире женщины, с которой я познакомился по случайному стечению обстоятельств.

Мы не познакомились даже – мы просто вцепились в друг друга, как два неумелых фигуриста на скользком льду. Вера готовилась к операции по замене тазобедренного сустава, а я должен был начинать новую жизнь в Москве, после возвращения из Америки. Ни ей, ни мне не на кого было рассчитывать. Нас двоих преследовал страх неизвестности и одиночества, который мы тщательно старались заглушить коньяком, сексом и бесшабашным разгулом в курортном городишке.

Глава 2. Тени прошлого

Первое время после нашего знакомства я находился в состоянии эйфории. С сентября я начал работать агентом по недвижимости и к январю у меня прошло две сделки. Заработанные деньги позволили мне провести с Верой весь послеоперационный период. Как только Вера вышла на работу, я пытался возобновить свою деятельность в агентстве недвижимости, но у меня уже не было былого энтузиазма, меня неудержимо влекло в Курск, к Вере, и я срывался на выходные к ней, забросив все свои дела. Постепенно я полностью переселился в ее квартиру и начал писать роман от первого лица о своих летних приключениях. Написав первую историю, я взялся за вторую, в которой описал свои детские годы, взаимоотношения с матерью и отношения в женой. После этого я взялся за период жизни в Америке. В четвертой книге я описал свой опыт выживания в девяностые годы, как мы с супругой ездили в Китай в сопровождении групп «челноков», как работал гидом на Байкале, как после гибели японской туристки бросил эту работу и пошел в церковь кочегаром, а из кочегарки попал в кабинеты областного правительства, а потом и вовсе уехал в Москву, а из Москвы в Америку. Я писал почти ежедневно по пять-шесть часов в день. Я отправлял свою писанину – один роман за другим в издательства, откуда получал стандартный ответ, гласящий, что на рассмотрение рукописей в среднем уходит от шести месяцев до года, и если мой текст заинтересует издательство, то со мной свяжутся. Что ж, я не слишком доверял своей писательской удаче, но, во всяком случае, я был занят тем делом, о котором мечтал с детства.

2
{"b":"685623","o":1}