Давно это было, ещё, когда я девочкой жила с родителями, отцом Геннадием Ивановичем и мамой Марией Дмитриевной в деревне Жуково в великих и дремучих кировских лесах. Деревня наша была в десяти километрах от большака, так называли дорогу, по которой ездили машины из одного городка в другой, и если не было попутной лошадки, ехавшей до деревни, или машины «бортовушки» то и в снег, и в грязь с дождем, иди себе вперед не кашляй. Главное быть одетым и обутым по погоде и запастись терпением, часто идти приходилось по непротоптанным дорожкам, тяжело ступая по снегу или грязи, но в детстве все кажется не таким тяжелым, как сейчас, было весело и беззаботно и большие расстояния нас не пугали, главное была цель, к которой мы так стремились.

Вот, и приключилась в те года с нами такая история. Школа была как раз за большаком, в поселке Матвинур, по другую его сторону и так как не набегаешься особенно, по десять километров туда и столько же обратно, обычно дети из дальних деревень пять дней учились и жили прямо в школе-интернате. И только в пятницу после обеда, а директор всегда старался отпустить детей пораньше, чтобы все успели придти домой засветло, на выходные, ученики уходили по своим деревням, а в понедельник уроки начинались с двенадцати, дети возвращались в школу. Так и в этот зимний день я собралась после обеда с подругой Татьяной и братом Виктором, остальные дети ушли пораньше из-за болезни учителя, вот и пошли мы втроем, в свою деревню, несмотря на начинающуюся пургу.

Шагали весело, хоть и мело, но было светло, грела мысль о скорой встрече с родными, матушка обязательно пекла в русской печи, открытый пирог с малиной и из картошки запеканку на сметане с яичной заправкой. Дорога была знакомая, сначала полем три километра, затем два лесом, потом опять полем, лесом и вот уже и родная деревенька должна показаться. Но, в этот раз, что-то пошло не так, то ли валенки сильно промокли, а может, есть хотелось сильнее обычного, но скорости в движении было, почему-то меньше чем всегда. Вечерело, а мы всё шли и шли, и не видно было конца пути, а ещё встречный ветер и бьющий в глаза снег, в сердце закрадывался холодный огонек непонимания и тревоги. Мы бодрились и по-детски поддерживали друг друга разными веселыми восклицаниями, но происходило это, пожалуй, от испуга.

Первой стала уставать Танюша, самая младшая из нас, она ходила в третий класс, да и валенки у нее были старшего брата, на пару размеров больше, подшитые тяжелой резиной.

– Не могу я больше идти, давайте сядем и немножко отдохнем, – капризно, предложила она и остановилась, показывая всем, что не намерена дальше ни шагу шагнуть.

– Нет, что ты, – говорю ей, – нельзя, осталось нам совсем немного чуть-чуть, вот сейчас закончится лес, а там триста метров до первого дома. нашего, там и отдохнем, и отогреемся, можешь у нас на ночь остаться, твой то дом в конце деревни, еще километра полтора пути.

– Но мне кажется, мы заблудились, сколько идем, а не видно, конца пути. Я не могу больше, устала, – и она села на край дороги, прямо на затвердевший снежный отвал, оставленный трактором.

С уговорами и угрозами, что бросим Таню одну, мы подняли её и стали медленно продвигаться вперед. И вот сумерки превратились в непроглядную ночь, а вьюга стала всё сильнее запрокидывать полы коротеньких детских пальтишек, наш шаг становился всё короче и медленнее, ноги в валенках тяжелели, казалось, что снега всё больше, и нет силы продолжать путь.

В итоге решили, куда нам спешить, лучше сесть и переждать, вот тут, прямо на дороге, авось или пурга закончится, не век же ей мести, или найдет кто. И вот мы присели отдохнуть, рухнув как подкошенные на снег, прижались спинами друг к другу, подняли, как могли воротники, отвернулись от ударов ветра, и стали клевать носами, разговаривать не хотелось и зубы стучали от холода.

Согревшись кое-как друг от друга мы стали понемногу засыпать. И видится мне, то ли снится сон, осветилась в темноте пурги дорога лунным светом, а сама луна опустилась почти до земли и висит прямо над головой можно рукой достать. Пурга как будто поутихла, метет, но рядом, а на дороге по тише, и впереди идут двое.

Женщина около трех метров роста, в дорогой, белой, длинной шубе с капюшоном, красоты неземной, с лицом задумчивой королевы, и маленький беленький, сухонький старичок не выше кухонного стола, аккурат своей спутнице чуть выше колена похож немного на благородный гриб и одеждой и повадкой. Идут себе разговаривают, голоса сильные, и даже вой пурги не может их заглушить, у женщины грудной голос, с растяжечкой, а у старичка звонкий с усмешкой, поглядывают друг на друга, хмурятся, видно, спорят. Как идут, не видно, будто летят над дорогой неспешно, так и добрались они до засыпающих ребятишек, остановились в задумчивости, замолчали, постояли несколько минут.

– Вишь, ли, ты, замерзают детки-то,– проговорил с горечью дедушка, не поднимая головы на спутницу, как будто сам себе.

– Да, – потянулась белая королева, равнодушно, – но, тебе-то, что, мои они теперь, и нет на них запрета, разве, что мальчонку отпущу, если хочешь, а девочки со мной пойдут, есть у меня для них работа на многие века.

– Да ладно тебе, посмотри какие молодые да красивые девочки-то, им жить да жить, любить, мечтать, рано, рано, отпусти, пусть поживут на белом свете, раз пришли в него, потрудятся, порадуются, попечалятся.

– Ох, Мороз Иванович, не понимаю я тебя, вечная у тебя жалость к пьяным, да малым, в чем секрет? На земле огромное количество людей, двумя больше, двумя меньше, не заметит никто особо, сгинули в пурге и всё тут. Вон у Надюшки девять человек в семье, они и не заметят потери, да и Таня шестая, в деревне сытой жизни нет, да и счастья особенного. А у девчонок будущее не сладкое, хапнут горюшка. Зачем им мучиться, страдать, пусть уснут крепким, сладким сном, а я о их душах позабочусь.

– Отступись Зимушка, матушка, их жизнь, их горюшко, но мила человеку жизнь любая, не написана в их судьбах такая кончина, я уже и тракториста Николая разбудил стуком снежка в окно, в данную минуту он заводит свою машину, с помощью мата и ручного, заводного механизма, и поедет с соседом Геннадием, детей искать. А, вон уж и фары пробиваются сквозь снег, отступись Матушка, пойдем, каждому человеку свою книгу жизни надо написать, зачем-то пришли они в сей мир, пойдем, – и с этими словами, старичок потянул за подол свою собеседницу дальше по дороге в сторону чернеющего леса.

Неохотно, но все-таки поддалась на уговоры Мороза, Снежная Королева, прежде чем уйти заглянула в лицо каждому из нас. Глаза её были огромные, голубые с белым, строгие и внимательные, а потом улыбнувшись безразлично и последовала за своим невысоким спутником, который будто и не ждал её, напоследок она обронила:

– До встречи детушки, авось свидимся. – раздался громкий и страшный смех, путники растворились в воздухе, в уже ярком свете фар и все стихло.

С легким дуновением ветра, стал доносится рокот мотора, а потом и пурга с новой силой загудела и стала забрасывать уснувших детей липким снегом, словно прорвалась сквозь заслон. А трактор выпрыгнул из темноты и заглох, увидев детей. Я потом подумала, что всё мне приснилось. Папа Танюшкин, мой отец Геннадий и его сосед Антип, местный лесничий, погрузили нас в кузов, закинули одеялами и поехали в Жуково так скоро, как только могли. Оказалось, что деревня была всего-то в полукилометре, но поди знай.

Конечно, все мы трое заболели, особенно Витя, у него был очень сильный кашель, мама даже к соседке знахарке Семь ходила, несколько раз за мазями и травками.

Прозвище свое получила местная ведунья за присказку, которую всегда повторяла, обращающимся к ней соседям, – Семь травок надо смешать и всё пройдет. Мальчишки даже на дом её, находящийся на отшибе от деревни, на другой стороне оврага, возле леса, табличку прибили с цифрой семь, откуда только взяли сорванцы.

А знахарка, ничего, даже снимать не стала, добрая она была, набожная, детей очень любила, и дети её любили, помогали весной, летом и осенью травы собирать, ягоды, коренья, а она угощала их чаем с медом, так как за домом держала пасеку и пекла тыквенные оладьи. Когда спрашивали ее, как стала ведуньей говорила, отвечала всегда одно и тоже, – Господь благословил, – нет в округе ни докторов, не младшего медицинского персонала, а люди болеют, попадают в разные беды, как и везде происходят разные случаи и все к ней бегут, а она помогает как может, никогда, никому не отказала. Кому просто ласковым словом, кому травами, кому молитвой, а кого и в Санчурск, посёлок городского типа, где есть много врачей, просила везти спасать.