В автобус они зашли вместе, изрядно потолкавшись, но мест уже почти не осталось. Саша, как истинный не-джентльмен, прошёл вперёд и сел на свободное место в начале салона, у прохода.
– Вон там в конце, на заднем ряду, можно сесть вместе.
Саша повернулся всем телом и посмотрел назад. Оценил перспективу.
– Нет уж, спасибо. Меня стошнит там.
«Господи, что-то надо ответить, но что?!» А люди толкают сзади и пытаются пройти и утащить за собой коробки с мониторами, и диски, и всё, что только можно оторвать.
Вика сдалась и пошла; без малейших колебаний уселась на среднее сиденье последнего ряда. Задняя скамья возвышается над всем салоном и имеет 5 сидений, среднее из них выходит в проход. Так Вика смогла поставить мониторы в этом самом проходе и положить на них вытянутые ноги. Королева. Она мысленно попросила Бога повернуть Сашину голову в свою сторону. Бог ответил упавшим с ноги шлёпанцем. Пришлось вставать, перелазить через мониторную баррикаду и искать его на четвереньках. Автобус тем временем заполнялся. Справа от Вики уселись две религиозные девчонки в длинных юбках, грязных сандалиях на босу ногу, из бесформенных сумок которых сразу были вынуты дневники, ручки и прочие писули – ни одно впечатление не должно быть забыто. Слева возле окна сидел какой-то мальчик. Сиденье рядом было пока свободно. Слева же, двумя рядами впереди, пыталась упаковаться религиозная француженка с ребёнком в коротких штанишках. Религиозные француженки выглядят весьма своеобразно: они соблюдают все требования – закрыто до щиколотки, до локтя и до шеи, а на голове шляпа, но всё такое обтягивающее и сексуальное, что хоть умри, а молитвы в голову уже не лезут. Она может и рта не раскрывать, только по одному её виду можно понять – недавно переехавшая в Израиль француженка. Она уселась на свободное крайнее сиденье и укладывала все свои пожитки, в то время как ребенок стоял в проходе и ждал своей очереди взгромоздиться на мамины ручки.
В это время в салоне автобуса появился ещё один религиозный человек. Это был толстый, очень толстый, почти уродливый человек. Одет он был традиционно для умеренно религиозного еврея. Чёрные брюки, белая рубашка, плотная жилетка, кипа, жидкая, чем богаты, тем и рады, бородка, сквозь которую просвечивалась белёсая кожица. Человек продирался сквозь стоящих и собирающихся сесть пассажиров с необыкновенной яростью. Места быстро занимались, и религиозный кидался от сиденья к сиденью, пока его взгляд не сфокусировался на задней скамейке. Вика не могла поверить, что этот тип собирается усесться рядом с ней. Насколько ей было известно, разнополые религиозные не садятся рядом. То ли из скромности, то ли берегут честь женщин, которые, может быть, не замужем или замужем за другими – Вике это не было известно. Ей было точно известно, что законы соблюдаются, когда-как и когда-кем – и понять, для кого и какие законы именно, в еврейском многоцветии было сложно. Религиозный, отвратный, толстый, потный, мерзкий тип добирался до заднего ряда. Вика съёжилась от отвращения. Боясь, как бы кто не вынырнул из-под пола и не занял последнее место, Религиозный, или на местном жаргоне просто Дос1, казалось, потерял всякие приличия. Не дожидаясь, пока растерянная француженка поднимет ребёнка на руки, Дос протащил своё тело через него и вмял последнего в боковушку сиденья. Ребёнок принял муку молча. Когда последняя волна жира освободила задыхающегося младенца, первая докатила до Вики, а с нею и одуряющий запах августовского пота. Дос повис на поручнях, натянул своё тело и, прытко перенесясь через мониторы, втиснулся между Викой и молодым человеком. Потная рубашка Доса была порвана в двух местах, а на шее в глубокой царапине запеклась кровь. Дос сладко вздохнул, снял с плеча маленькую сумочку и положил её на колени. На сумочку он тут же водрузил свои белые-белые руки. Руки досов надо видеть. Эти руки не держали ничего тяжелее ложки или стакана. И немудрено – ведь основным предназначением еврейского мужчины является изучение Торы – святой книги. А книга… Это вам не картошку копать.
На уродство можно смотреть так же долго, как и на красоту, или на огонь, или на воду. Вика не могла оторвать глаз от пары рук, мирно лежащих одна на другой. Белые – не то слово, пальцы, пухлые, сужающиеся к ногтю – конусообразные. Было ощущение, что эти руки вегда холодные, как лягушки – холодные и влажные от пота.
Автобус к этому времени наполнился до предела. У задней двери, это в центре салона, примостился ультрарелигиозный парнишка лет пятнадцати. На нём была большая чёрная шляпа, из-под которой свисали длиннющие пейсы, завитые по всем правилам в аккуратные локоны «Если такое намокнет, достанет до колена», – подумала Вика, по локону у каждого уха. Длинный чёрный лапсердак, а на ногах, хоть и не было видно, так как парнишка спустился на три ступени и погрузился почти до подбородка – на ногах обязательно должны были быть бриджи, белые чулки и штиблеты – всё из 19-го века, как сквозь машину времени. Несчастный отвернулся от автобусного содома, уткнулся в окно глазами, в дверь носом и принялся шептать и покачиваться. А за спиной, вне его мира, остались религиозные всех направлений и манер, светские мужчины и полуодетые женщины, солдаты и солдатки, автоматы М-16, или эм-извините, так как очень длинные – постоянно всех бьют куда ни попадя, Голани и Гивати2, пистолеты, сумки, крики, дети, бабки, дедки и поверх всего этого почти индийского гама – радио, война, репортажи с мест событий.
«Ты-ды-ды– пи-и-ип. Итак, время шестнадцать часов ноль ноль минут и с вами Новости на волнах армии. Шестнадцать ракет Катюша упало на территории Израиля за истекший час. Жертв нет. Министерство здравоохранения Ливана официально заявило о гибели еще 5 ливанских граждан, наступившей в результате действия Израильской армии. За истекшие сутки по территории Израиля было выпущено 112 ракет типа Град. 16 раз звучали сирены в северной части страны. 14 человек пострадали и были доставлены в больницы с повреждениями различной степени тяжести. Госсекретарь Соединенных Штатов Америки Кандолиза Райс заявила…»
«Хорошенькое дело, ты сидишь с ногами на мониторах, этого придурка, чтоб его стошнило в начале салона, даже не видно, сбоку сидит никчемная глыба жира в жидкой бородке и с короткими пейсами, а кругом идёт война! ну не кругом» …
У Доса зазвонил телефон. Автобус в это время уже выкатился с третьего этажа, проехал подземелье и вырулил на улицу Иерусалима. Ещё минута и конец дурацкому городу, прощай, толкотня и истерика, здравствуйте, просторы, крутые спуски, дорога, а там, глядишь, народ раскидают и будет свободнее.
– Алло, – на чистом русском. – Да, мама, я еду домой. Да, уже еду. Да, последним автобусом, да, он проходит. Кто звонил? Девушка? Какая девушка? Какой голос? На хер её. На хер, на хер, на хер. Ты слышала?
«Уж слышала» … – Вика скосила на Доса не только глаза – пол её лица скособочилось в попытке попялиться на него, не выходя за рамки приличия. А тот как ни в чём не бывало громко, но спокойно, даже методично, можно сказать, посылал какую-то девушку на хер, да ещё через собственную мать.
– Не знаю, чего она хотела? А ты? Ну на хер. На хер. Да, я еду домой. Да. До свидания, мама.
Дос посмотрел на табло телефона, аккуратненько закрыл его, ещё раз посмотрел на него и так же аккуратненько положил в нужный, совершенно для этого подходящий карманчик сумочки. Поверх сумочки Дос сложил вышеупомянутые ручечки. Потом он повернулся к Вике и мило, вежливо и совершенно отстранённо улыбнулся, мол, извините, покричал, но вы же всё равно по-русски ни хрена не понимаете, так что я очень даже приличный молодой человек. А он был молод – Викин ровесник, может, на пять лет старше? Тридцать, тридцать пять? Борода отвратная, прости Господи!
Автобус вырулил из города. Последний светофор остался позади, и начался весёлый, лихой спуск из Иерусалима.
