Жизнь моя за время службы подвергалась опасности трижды.

Впервые, когда мне пришлось утихомиривать своих собственных перепивших матросов, в моем подразделении были подвижные радиопеленгаторы, развернутые вне части, в полях и лучах. На пеленгаторах неслось боевое дежурство, являвшееся важным компонентом нашей деятельности. Контроль за несением службы на этих боевых постах осуществлялся эпизодически в силу их удаленности. Поэтому я использовал любую возможность для плановых и внезапных проверок. Однажды, будучи дежурным по части, я решил проверить несение вахты на пеленгаторах и отправился туда с помощниками на грузовой машине. Картина, которую мы там застали, была удручающей. Все братцы-матросики были мертвецки пьяны. Они отмечали день Военно-морского флота. Пришлось отстранять всех от несения службы и вызывать им замену. Большинство приняло этот удар судьбы смиренно. Но один из матросов, несший вахту на силовых агрегатах, забуянил. В целом он был положительным парнем, готовился вступать в партию. Но «зеленый змий» его подвел. Ничего не соображая, он катался по земле, ползал у моих ног, целовал ботинки, просил прощения, ругался и убеждал, что я не имею права так поступать с будущим товарищем по партии. Мне надоели его словоизлияния, и я приказал помощникам связать его. Это ввергло его в дикий раж, он схватил лом и, размахивая им, двинулся на меня. Ощущение не из приятных: двухметровый лом в руках двухметрового верзилы, не соображающего ничего. Пришлось достать пистолет и выстрелить в воздух, что, впрочем, не произвело на него особого впечатления. Он продолжал наступать. К счастью, моим помощникам удалось нейтрализовать буяна, связать его руки и ноги и загрузить в машину. А мне не пришлось открывать огонь на поражение. Вот такие пироги, таковы плоды нашего просвещенного воспитания. Потом в части долго решали, что делать с этим «орлом». Командир и замполит настаивали на отдании его под суд военного трибунала. Я же проявлял человеколюбие, не желая вешать судимость на свое подразделение, а также жалея молодого парня, прослужившего четыре года без особых нареканий. Моя точка зрения возобладала. Военный дознаватель части провел внутреннее расследование без участия военной прокуратуры. Мои действия были признаны правомерными. Матросику же вменялось нахождение на боевом посту в нетрезвом состоянии и попытка неподчинения офицеру. Получил он свои двадцать суток ареста, отсидел на гарнизонной гауптвахте и последний, пятый, год службы был тише воды и ниже травы. Победило милосердие, что, может быть, и не совсем правильно. В таких случаях я вспоминаю британского премьера Черчилля, который говорил, тыкая пальцем на восток: «Пока у них правит человек, а не закон, порядка там не будет». В приведенной ситуации главную роль сыграл человек, именно я, а не закон, в соответствии с которым матросу грозило 5-6 лет заключения. Но я был доволен и гордился проявленным гуманизмом.

В другом случае ко мне и моим коллегам подбиралась стихия. Мы возвращались в Балтийск со Средиземного моря. Там вели наблюдение за американцами в ходе первого в истории 6 флота США учения оперативного авианосного ударного соединения на отработке действий в начальный период войны. Наш разведывательный корабль был небольшим судном, водоизмещением всего 300 тонн, переделанным под наши нужды из рыболовного траулера типа «юггер». Мы очень плодотворно поработали в Средиземном море, толкаясь две недели среди авианосцев, крейсеров, фрегатов и прочих. По сравнению с ними мы были просто козявкой, но в наглую крутились среди них, подняв сигналы – «Следую с страхом» или «Потерял управление». Мы так надоели своим начальством американцам, что они грозили нам кулаками с борта своих кораблей. На большее они не решались. Забегая вперед, скажу, что труд наш получил высокую оценку. Многие получили ордена, мне же это по молодости лет достались золотые часы от министра обороны.

Так вот, идем мы днем в Атлантике, вдоль берегов северной части Португалии. Впереди – Бискайский залив. Тишина, солнышко, штиль, благолепие. Слушаем береговые радиостанции, обеспечивающие мореплавание в этом районе. Неожиданно, это при такой-то погоде, слышим штормовое предупреждение о надвигающемся шторме от норд-оста силою 11 баллов. Одновременно всем судам рекомендовалось укрыться в портах, заливах, бухтах. Но куда нам укрываться в иностранных водах, коль на борту у нас масса аппаратуры, не оставляющей сомнений в ее предназначении, куча секретных документов.

Командир корабля принял решение следовать прежним курсом домой, т. е. навстречу шторму. К вечеру вошли в Бискайский залив, погода испортилась, стало прилично покачивать. Поскольку я ходовой вахты не нес, пошел спать. Ночью проснулся от того, что меня выкинуло из койки, несмотря на защитное ограждение. Очнувшись на полу, я с трудом встал. Качало неимоверно. Попытался зажечь в каюте свет. Он не включался, за бортом раздавался грохот волн. Привычного гула корабельного двигателя не прослушивалось. Кое-как я нашел и натянул одежду, сапоги, фуражку и отправился наверх для уточнения обстановки. В коридоре кают и в других помещениях света также не было. Продвигаться вперед приходилось с использованием цирковых приемов. С трудом выбрался в ходовую рубку. Там узнал, что вышел из строя дизель главной машины, а следовательно, остановился и основной электрогенератор, питающий бортовую сеть, аварийный генератор тоже не запускался. Узнал, что за бортом шторм 11 баллов. Высота волн – 12 метров (Фото 21 ниже). Нас разворачивает лагом, т.е. бортом, к волне. Слава богу, в рубке все агрегаты и приборы получали электроэнергию от аварийных аккумуляторов. Посмотрел на кренометр. Нас клало на каждый борт до 60^о, а угол «заката» судна, к нему уже не возвратиться в вертикальное положение, – 72 ^оС. Положение критическое. В таких условиях не только невозможно ремонтировать двигатель, но и жить не хочется. Это при том условии, что морской болезнью я не страдал и качку переносил нормально. Обездвиженное судно на такой волне и ветре – прямая добыча подводного царства. Сразу вспоминались пушкинские строки: «Плыви, мой челн, по воле волн». А также морские легенды о Бискайском заливе как о «кладбище кораблей». Кроме того, в море виднелись сигналы судов, терпящих бедствие. Тоска!

Фото 21. Шторм в океане. 1960

Но нам крупно повезло. Командир корабля капитан 3 ранга Антонов умел не только управлять судном и зычным голосом подавать команды. Он являлся отличным моряком, прекрасно знавшим такую дисциплину, как «морская практика», и досконально владевшим вопросами борьбы за живучесть корабля. Под его руководством и при его непосредственном участии был применен для спасения судна способ, крайне редко используемый в век железного судостроения и большого тоннажа кораблей. Из запасного паруса, аварийных брусьев и прочих досок соорудили конструкцию на длинном тросе, закрепленном в носовой части корабля. За счет разности ветрового воздействия на «плавякорь» и корпус судна и разницы их сопротивления водной среде возникают силы, уводящие корабль под ветер. Так и произошло в этом случае. Судно развернуло, оно встало носом против ветра и волн. Бортовая качка здорово уменьшилась. Килевая – ввиду большой длины волн беспокоила меньше. Можно было работать, заниматься ремонтом. К утру шторм относительно стих. Дизель отремонтировали, и мы отправились своим курсом на Английский канал.

Волна по-прежнему была очень высокой, но уже без бурунов. Что-то вроде своеобразной «мертвой зыби». Выглянуло солнце. Мы любовались природой, уже не такой страшной, как ночью. Особенно впечатлял океан, когда корабль взмывал на вершину волны. Красивейшее зрелище: как будто ты находишься на высочайшем пике, а вокруг расстилаются черные хребты, освещенные солнцем. Моря, океаны сами по себе очень красивы в разную погоду, в них есть какая-то поэзия. Но в этот раз я особенно восхищался водной стихией. Тем более что после пережитого под ногами ощущался мерный стук дизеля, вселявший спокойствие и уверенность.