С иностранными разведками и контрразведками я также неприятностей не имел. Но пара выходов на меня была. Первый – в Галифаксе, Канада. Мне подсунули пару членов Организации украинских националистов, пытавшихся прощупать, кто я такой и чем занимаюсь. Но я прикинулся таким дураком, что они даже не выразили никаких надежд на будущие встречи.
Второй случай – в Копенгагене, Дания. Отряд кораблей Балтийского флота был там с официальным визитом. На одном из фуршетов на крейсере я познакомился с двумя, как они представились, английскими офицерами ВВС, обучающимися в датской военной академии. Они быстренько вычислили, что я не являюсь офицером экипажа корабля, а вхожу в состав походного штаба. Вывели на меня «случайно» двух мужиков, говорящих по-русски. Как выяснилось впоследствии, членов антисоветской эмигрантской организации «Народный трудовой союз», систематически предпринимавших попытки вербовки наших людей. После фуршета я пригласил их на «чашечку кофе» к себе в каюту. По дороге этих «вербовщиков» сфотографировали. В каюте я включил скрытый микрофон. После пары «чашечек кофе» оба прослезились, стали клятвенно заверять, что они истинно русские люди. Что больше всего на свете любят свою родину – Россию. И хотели бы знать о ней как можно больше. При этом же не из газет, где все врут, а из первых рук, роль которых отводили мне. Обещали публиковать информацию (наверное, в газетенке «Посев»). Гонорары намеревались направлять мне. Я им сказал, что деньги меня не интересуют, чем немало их удивил. Одновременно подчеркнул, что «за так» работают только олухи. И предложил им компромисс: я им – информацию по Советскому Союзу и его флоту, они мне – об американских войсках и базах в Европе. Я шел ва-банк, потому что была на это санкция соответствующих инстанций. Мужики поняли, что к чему, и быстренько откланялись. На прощание я им сказал, что они знают, где меня найти, если надумают что путное. Но мужики не появились.
Имел я склонность к изучению иностранных языков. В школе проходил немецкий, в Подготовительном училище – французский. В высшем училище неплохо овладел английским, имел твердую пятерку. Участвовал в общеучилищных конкурсах по английскому, занимал призовые места. На Кубе, постоянно общаясь с местными офицерами и генералами, освоил испанский язык, тем более что многие из них учились у нас и прилично знали русский.
Конечно, я не знал испанский шикарно, но обсуждать любые темы, в том числе служебные, мог. Знал кубинские песни, поговорки, крылатые фразы, умел шутить с долей нашего русского окопного юмора. Через полгода пребывания на Кубе, имея личного переводчика – советского старшего лейтенанта, самостоятельно общался с местным людом. Переводчик, правда, всегда находился при мне и в случае чего помогал.
Мне при довольно широкой общей эрудиции и глубокой специальной подготовке приходилось все равно непрерывно учиться, что было обусловлено ролями, которые приходилось выполнять:
– сотрудник министерства;
– работник Академии наук;
– специалист НИИ;
– руководитель практики мореходного училища;
– дублер капитана;
– член, в том числе заместитель начальника научной экспедиции.
В свое время я участвовал в исследованиях в рамках Международного геофизического года, заседал на Международном океанографическом конгрессе в Нью-Йорке. Вникал в цели и аспекты исследований по американской десятилетней океанографической программе «Генок-61». Это потому, что руководитель этой программы адмирал Берд говаривал: «Землей будет владеть тот, кто владеет Луной. А Луной будет владеть тот, кто владеет глубинами морей и океанов». Может быть, тут он несколько перехлестывал. Но его программа была весьма обширна, глубоко научна и дорогостояща. Наряду с общими океанографическими и океаническими вопросами в программе отводилось значительное место военной составляющей. Изучались возможные маршруты выдвижения советских подводных лодок к американскому континенту, районы их действий на океанских коммуникациях. Одновременно исследовалась гидрофизика морей и океанов, определялись районы и разрабатывалась аппаратура постоянного слежения за перемещениями советских подводных лодок. Оборудовались рубежи наблюдения, перехвата и уничтожения лодок. Внедрялась система постоянного оповещения противолодочных сил США о состоянии водной среды и ее параметрах. К этой работе привлекались не только корабли, суда, авиация и учреждения военно-морского флота, береговой охраны. Использовались возможности смежных ведомств, министерства, располагающие плавучими единицами и самолетами, космические силы, научно-исследовательские лаборатории, ведущие институты и университеты США. Все это надо было знать, держать в голове и реагировать на каждый год с другой стороны Тихого и Атлантического океанов. За всем этим нужен был догляд. И мы доглядывали. Не только за состоянием и перемещением сил флотов США, их вооружением, но и за всеми научными разработками вокруг морей и океанов, вплоть до метеорологии.
В связи с упоминанием выше мысли о том, что все нужно было знать и держать в голове, я должен упомянуть еще об одном своем качестве. Я все любил раскладывать по полочкам.
На каждом новом участке работы я перелопачивал всю секретную и открытую литературу и документы и сразу же заводил специальный журнал, где в тематическом порядке группировал все вопросы с указанием документа, его номера и номера страницы. Со временем я это все запоминал. И на вопрос подчиненного, где взять тот или иной материал, я не говорил: «прояви морскую смекалку». Я называл документ, год издания и страницу.
Кроме того, у меня был журнал, куда я заносил все поступающие ко мне на исполнение или ознакомление документы. Телеграммы, даже телефонные переговоры и беседы как с начальниками, так и с подчиненными. Так что у меня под рукой всегда имелись точные аспекты текущей работы в документальном виде. Большую роль в жизни и службе играло такое качество, как находчивость. Оно помогало решать крупные и незначительные проблемы и выходить из сложных положений. Конечно, в службе их возникало бесчисленное множество. Но наиболее мне памятны эпизоды, связанные с сотрудниками ГАИ. В службе дело ясное и понятное, все знакомое и все знакомы, а тут – совсем другая сфера.
Да, вот так однажды еду в первом часу ночи с дачи домой. На пикете при въезде в Москву останавливают. Интересуются документами и скоростью, с которой я ехал. Я ответил, что давно знаю и сейчас видел знак, ограничивающий скорость движения 50 км/час. Но на спидометр ввиду спокойной обстановки не смотрел. Мне заявили, что я превысил скорость, и пригласили меня в здание поста ГАИ. На столе лежал радар. На табло радара высвечивались цифры «66». Явное нарушение. Но я сразу обратил внимание, что на индикаторе на жидких кристаллах плохо высвечивались нижние перемычки шестерок. Я тут же взял радар, развернул его и показал инспекторам. На табло четко просматривалось «44». Они на полном серьезе пытались доказать, что прибор находится «вверх ногами». Я же им ответил, что не знаю, как они меня замеряли, «вверх ногами» или вниз. Они оба расхохотались. Сказали, что любят находчивых людей и хорошую шутку. Вернули мне документы и пожелали счастливого пути.
В другом случае я припарковался на одной из московских улиц. Подошел скучающий инспектор-капитан. Потребовал документы. Для начала он выразил неудовольствие нарушением сроков прохождения техосмотра. Инспектор настаивал на том, что, пройдя осмотр в мае прошлого года, в июне текущего я уже не имею право использовать автомобиль. Тут он явно перегибал палку. Ибо, на самом деле, техосмотр проходится один раз в календарном году, в сроки, которые растягиваются самой ГАИ чуть ли не до конца года. Затем капитан придрался к тому, что я стою под знаком, запрещающим стоянку по четным дням. При этом он упирал, что сегодня четный день недели. Это был явный шантаж, поскольку четность и нечетность дня определяется порядковым числом месяца. Капитан постукивал ножкой, похлопывал моими документами по ладони и спрашивал, что будем делать. Я аккуратненько выдернул из его рук свои документы, положил их в карман и сказал, что мы сейчас поедем к начальнику ГАИ. И пускай тот рассудит: если я не прав, то плачу любой штраф; если не прав капитан, то я добьюсь самого строгого взыскания для него за вымогательство. Инспектор, подумав, сказал, что начальника он уже сегодня видел и что встречаться с ним снова в его планы не входит. Я посоветовал ему быть осторожным в его поползновениях. На этом мы и расстались.
