– Причем здесь я? Они должны решать свои проблемы сами. Рожать, лечить, кормить. Мы живем в разных цивилизациях, и в них действуют разные демографические законы.

– Именно потому, что мы находимся на более высоком уровне развития и они слабее нас, мы обязаны помогать им.

– Путь в ад вымощен добрыми намерениями, – встряла в разговор Марго, которая была полностью на стороне мужа.

– Допустим, – продолжал Шарль, – мы поможем им выжить, спасем их от голода. Что дальше? Они будут нам благодарны? Или они придут сюда, чтобы нас уничтожить?

– Почему ты видишь все в черном свете? – спросил Клод.

– Потому что мы знаем, чем это заканчивается, – сказала вдруг Изабель.

Все замолкли, и за столом воцарилась тишина. Изабель никогда не вступала в подобные разговоры, она всегда хранила молчание.

– Вспомни историю и ты увидишь, чем оборачивается демократия и гуманизм при столкновении цивилизаций. Даже одно то, что ты живешь сегодня здесь, на этой земле, должно быть для тебя уроком.

– Но я родился здесь, – возразил Клод.

– Ты – да. Но твои родители родились во Франции, отец – в Париже, мать – в Лионе, а сюда они попали в детском возрасте. Им, наверное, было по два–три года, и они не помнят, как ехали сюда, как покупались эти земли, как обживали их и строили город, похожий на Париж. И пытались воссоздать некое подобие родины. И взрослые пытались вернуться к тем профессиям, которые были у них там… вдали. Мне было пятнадцать лет, когда мы приехали сюда в 2045 году. Я тогда не понимала, куда меня увозят из Парижа и, главное, зачем, очень переживала и плакала. Сегодня я благодарна родителям, светлая им память, что они решились на этот шаг.

– Да, но они могли остаться и отстаивать свою точку зрения, – не сдавался Клод.

– Мы проиграли на выборах. Все ультраправые партии набрали 18 процентов голосов, а мусульманские – 33. Они и вошли в правительство. С тех пор все законы, нарушающие права человека, проводились в парламенте под знаменем демократии.

– Например? – не унимался Клод.

– Например? В 2044 году в школах сняли все распятия, так как они оскорбляли чувства мусульман. Стали разделять классы на мужские и женские. Женщины не имели права преподавать, если не покрывали голову. Много всяких законов… В демократическом государстве ты подчиняешься мнению большинства. Хотя нет гарантии, что оно верно. В те годы существовало множество всяких международных организаций, претендующих на роль третейского судьи – Организация Объединенных Наций, ЮНЕСКО, Гаагский суд и т. п. Это сейчас, когда, слава Богу, их уже нет, мы можем зависеть только от себя, от своей силы и тех, с кем мы сотрудничаем. А тогда… Мы ничего не могли сделать. Дракон демократии, которого мы породили и которым так гордились, начал уничтожать нашу бедную страну, нашу культуру. И единственное, что мы могли сделать, это покинуть Родину и попытаться воссоздать ее подобие где-то вдали… Так что ни о гуманизации, ни о демократии я больше слышать не хочу.

Изабель поднялась из-за стола, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Гости стали тихо расходиться. Остались только Изабель, Марго с Шарлем и дети. Марго хотела помочь Кристиану с уборкой, но он остановил ее:

– Я включу вечером самоотчистку дома, так что не стоит тратить на это время. Лучше посидим, пообщаемся.

Он посмотрел на бабушку. Но Изабель не была расположена к беседе. Она села на диван и, усадив рядом правнуков, стала рассказывать им сказку. Кристиан с сестрой и зятем вышли в сад.

– Вы знаете, я много раз задумывался, почему человек глухой или слепой не раздражает нас – более того, мы относимся к нему с пониманием, желая помочь. В то же время человек, страдающий недостатком ума или недалекий, вызывает в нас раздражение. Ведь недостаток ума – это, в общем-то, некая степень инвалидности.

– Да, ведь помнишь, Паскаль говорил: "Хромой признает, что мы ходим прямо, а хромающий ум полагает, что это мы хромаем. Иначе мы испытывали бы к нему жалость, а не гнев", – засмеялась Марго.

Кристиан через раскрытую дверь наблюдал за Изабель, сидящую с правнуками. Она что-то рассказывала, и дети сидели тихо, прижавшись к ней.

Кристиану вдруг вспомнилось, как в детстве они с Марго часами слушали рассказы Изабель о далекой стране, в которой она родилась… Она показывала Францию на политической карте мира. Тогда еще ни он, ни Марго даже не знали, что этого государства больше нет. Они легко находили на карте Париж, где родилась бабушка, и Бордо, где родился дедушка. Бордо, край вина… Почти полвека ушло на создание виноградников здесь, на этой земле, в добровольном изгнании.

– Ты обратил внимание, что бабушка чем-то расстроена? – тихо спросила Марго.

– Тебе показалось, просто Клод может вывести из равновесия кого угодно. Я каждый раз удивляюсь терпению сестры…

В наступившей тишине прозвучал голос Шарля:

– Оставим это. Ты видел наш подарок?

– Еще нет.

– Я хочу, чтобы ты открыл его при нас.

Они вернулись в дом, и Марго дала ему небольшой сверток. Кристиан открыл его и увидел книгу, на обложке которой был с детства знакомый рисунок. «Маленький принц»! Он всегда любил эту книгу. Это была одна из тех двух книг, которая всегда лежала у него столике возле кровати.

– Посмотри на год издания, – не унималась Марго.

Кристиан открыл книгу. Год был 193…, издание увидело свет еще при жизни Сент-Экзюпери.

– Где ты достала ее? – Кристиан не мог оторваться от книги.

– Это Шарль. Он купил ее по Интернету.

– В Интернете проводился книжный аукцион, – уточнил Шарль.

Кристиан показал книгу бабушке. Она пролистала ее:

– Удав, проглотивший слона. Как это реально.

– Нет, определенно Марго права, – подумал Кристиан. – Бабушка чем-то расстроена. Но чем? Вряд ли из-за Клода. Его демагогию уже давно никто серьезно не воспринимал.

– Я устала и хотела бы отдохнуть, – бабушка встала с дивана.

– Ты можешь подняться на второй этаж и прилечь, – предложил Кристиан.

– Я предпочитаю отдыхать у себя дома.

– Мы вас подвезем, – предложил Шарль.

Еще не было шести, когда Кристиан остался один. Он быстро подготовил комнату для включения приборов очистки, убрав все, что ему было нужно, в холодильник и шкаф. Собрал подарки и поднял их наверх. Очистка первого этажа занимала около полутора часов, которые он решил провести у себя в кабинете. Он сидел в кресле, перелистывая пожелтевшие страницы и читая незамысловатые фразы, за которыми скрывался глубокий смысл.

– Мне нужен друг…

– Боже, как все вечно, – подумал Кристиан, он отложил книгу и откинулся в кресле. – Мне грех жаловаться, у меня все есть. Есть любимая работа, которая занимает большое количество времени… А вечера? – вдруг возразил он сам себе.

Иногда по вечерам особенно остро ощущается одиночество. Ему вдруг вспомнился давний разговор с бабушкой о том, почему человеку надо обязательно жениться.

– Я принадлежу сам себе, я свободен и сам распоряжаюсь своим временем.

– Это и плохо, – возразила Изабель. И добавила:

– Паскаль утверждал: "Нехорошо быть слишком свободным. Нехорошо иметь все необходимое".

– Ну, с тем, что нехорошо иметь все необходимое, я согласен: это приводит к лени, нежеланию стремиться к чему-то. Но почему нехорошо быть свободным?

– Когда подрастешь, поймешь, что между полной свободой и ощущением, что ты никому не нужен, почти нет границы. И тогда тебе станет плохо от одиночества.

Вот он и дорос до понимания вреда полной свободы.

Посидев еще несколько минут в раздумье, Кристиан набрал номер Изабель. Она ответила не сразу. Сначала Кристиан подумал, что он разбудил бабушку, но, приглядевшись, понял, – она не спала. Изабель сидела в кресле, держа альбом со старыми фотографиями. Кристиан хорошо знал его содержимое. Это были "фотографии из прошлой жизни" – так говорила о них Изабель, Париж шестьдесят лет назад.

– Что, приступ ностальгии? – он попытался обратить все в шутку.