Я сидел в туалете, зажав уши, пока до меня не донёсся звук захлопнувшейся входной двери, а потом ещё контрольное время на случай, если Гоша только притворился, что ушёл, а сам засел в засаде. Сортир - лучшее место, чтобы выдерживать осаду (доступ к воде многое тут решает, историки наверняка подтвердят). Гоша тоже это понял и не стал зря тратить силы.

   Некоторое время спустя на утренней прогулке я встретил Нину. Жили они в соседнем дворе, поэтому ничего удивительного в такой встрече не было. Только вот выглядела Нина так, словно Гоша сделал себе прививку вампиризма и завёл привычку подкрепляться по ночам согласно канонам.

   Обеспокоенный, я спросил, не позволяет ли Гоша себе лишнего в своей любви к экспериментам.

   - Он на время эксперимента на дачу съехал. - Звучало как будто разумно, но вид Нины по-прежнему настораживал, и взгляд был дикий, и я продолжал стоять на месте.

   - Беспокоюсь я, - добавила Нина, чудодейственным образом бледнея ещё больше. - Ты бы проверил, а?.. Мне показалось, я видела... Нет... - Она словно бы отключилась, припоминая, взгляд сделался мутным и стеклянным как запотевшее зеркало в ванной, потом очнулась и продолжила: - Я бы сама съездила посмотрела, но он мне запретил там появляться...

   Вот так я и попал.

   Если от друга можно спрятаться в сортире, то от его жены, трагически глядящей на тебя круглыми глазами и просящей о помощи, деваться некуда - он ведь потом придёт и спросит, где ты был, когда его половина единственная взывала к тебе в мольбах... И вот, я сидел на дереве и смотрел в бинокль, который Гоша мне и подарил (и он наконец пригодился, хотя надежда давно иссякла).

   Довольно долго ничего не было видно. Только временами из дома доносился грохот и жуткие вопли, от которых мороз драл по коже, поэтому подойти ближе я не решился, а заглянуть внутрь было вообще немыслимо. Во всяком случае, до тех пор, пока не завершу свой труд про множественные вселенные. Тема не нова, но под таким углом её никто не рассматривал - я это точно знаю. Говорят, гениальные идеи приходят сразу в несколько голов одновременно, и именно этим объясняются сделанные в одно время открытия, но вдруг моя голова на этот раз единственная? Я не могу так подвести человечество...

   Когда я уже окоченел и отсидел себе некоторые ценные места, среди фруктовых деревьев, росших перед домом с моей стороны, появился Гоша. Он, по всему, вёл очень напряжённую жизнь с тех пор как мы не виделись, и словно бы измельчал и износился. Лицо было измождённое и заросшее щетиной, я его таким никогда не видел, а видел я его любым.

   Привалившись к дереву и тяжело дыша, Гоша достал мобильник и с некоторым трудом, как мне показалось, набрал номер. В кармане у меня тут же тренькнуло. Я достал телефон и прижал плечом к уху, продолжая смотреть на Гошу в бинокль - не хотелось пропустить чего-нибудь, что позволит понять, что же там происходит.

   - Паха! - трагически возвестил Гоша в трубку. - Я совершил ужасную ошибку! И она множится и множится, и процесс невозможно прекратить!.. Слушай меня внимательно и, пожалуйста, сделай как я скажу. Возможно, это моя последняя просьба... Прости, что втягиваю тебя, но другого выхода нет. Нельзя допустить, чтобы кто-то добрался до моих разработок и повторил эту ошибку. Слышал про экологическую нишу и что бывает, когда она полностью совпадает? Впрочем, неважно. Ты должен пойти ко мне домой и уничтожить все бумаги. Они лежат в правом ящике письменного стола. А ещё в ноутбуке. С биологической частью эксперимента я разберусь сам... уничтожу её. Это моя карма, - мне показалось, что Гоша всхлипнул, и это было так душераздирающе, что я зашевелился в поисках удобной ветки - хотел пойти туда и навести уже порядок, но тут Гоша замолчал на полуслове и я увидел, что из груди его торчит какой-то дрын, весь в крови. Когда Гоша упал, я заметил другого Гошу, тоже очень усталого и, кажется, ещё более усохшего. Подойдя к усопшему, он подобрал мобильник, утёр пот со лба и набрал номер.

   - Паха! - услышал я в трубке. - Я совершил ужасную ошибку! Слушай меня внимательно...

   Гоша продолжал говорить, а я смотрел, как из-за угла дома с другой стороны появился третий Гоша, на этот раз с арбалетом в руках. Я хотел крикнуть в трубку, но из моего горла вышел только нечленораздельный хрип и Гоша, торопясь передать мне свою последнюю инструкцию, не обратил на него внимания.

   А потом всё понеслось и завертелось. Один Гоша метнулся за деревья, зажимая рукой рану от стрелы, другой бросил арбалет и рыбкой нырнул за поленницу. В поленницу тут же угодил топор, вызвав небольшой дровопад, а ближайшее окно в доме лопнуло изнутри и наружу вылетел большой древний телевизор. На нём, как Мюнхгаузен на ядре, сидел (а точнее - висел) ещё один Гоша, размером со среднюю собаку.

   Я уронил бинокль (к счастью, он повис на ремешке) и вцепился в ствол дерева, пытаясь удержать в сознании расползающуюся по швам реальность.

   Не знаю, были ли у Гоши достойные слова, чтобы описать переживаемые им ощущения, но для передачи моего ужаса подобающих слов пока никто не придумал. Думаю, меня могли бы понять только отдельные персонажи Кинга или, на худой конец, лейтенант Рипли (после того, как посмотрела приквел своей истории).

   В доме и во дворе перед ним продолжал твориться какой-то беспредел. Я сидел, оцепенев, не имея сил пошевелиться, как это бывает иногда в детских кошмарах, и мог думать только про множественные вселенные - мне представлялось, что это их антропоморфную модель в действии я наблюдаю перед собой. Другого разумного объяснения просто не могло быть. Неужели поделившаяся на части вселенная будет вот с таким безудержным упорством пытаться уничтожить все свои копии, чтобы остаться единственной и неповторимой? Даже что-то про единую теорию поля мелькнуло. Жаль, забыл, очень обидно. Такое, кстати, тоже бывает во сне, поэтому я до сих пор не могу поручиться, что вся эта история не привиделась мне в каком-то бреду.

   В центр двора меж тем вышел очередной Гоша, маленький и величественный. Подобно фракталу, он хоть и был сильно уменьшенным вариантом, но повторял себя в каждой мелочи.

   Он раскинул руки подобно распятию и возвёл очи к небу.

   - Братья! - начал он своим звучным, проникающим до мозжечка голосом. - Одумайтесь! Ведь мы все братья!..

   Вид у него и правда был блаженный, хоть икону пиши. И голос, как я уже говорил, под стать. Меня проняло, да и "братья" притихли.