______________ * В древнегреческом театре появление божества на сцене (или "вознесение" бога) осуществлялось с помощью особого механизма. ** Каждан А. П. Религия и атеизм в древнем мире. М., 1957. С. 206. *** Там же. С. 101.
***
Мало кто из тех, кто занимался в древности или в Новое время исследованием Книги Иова, не сделал попытки проникнуть "в душу ее автора", разгадать, каково все же было отношение Иова и автора поэмы к богу, что в нем преобладало: чувство любви или ненависти, пиетет или пренебрежение, страх или безразличие. И эти попытки приводили к выводам в ряде случаев прямо противоположным. Приведем лишь несколько примеров из работ современных авторов. "У Иова,- писал С. Террьен,- исчезает вера в Бога любви,- отсюда мучения его души"*. С Тёррьеном согласен Линдстром: "Иов знает Бога только как Бога ненависти, как своего врага. Иов увидел в боге имморального Бога (immoral God), причину всего зла на земле и отвечающего за это зло"** Несколько по-иному рассматривает эту проблему М. Ястров: "Для авторов первоначальной Книги Иова тот факт, что в мире злодейство занимает место справедливости,- это серьезная проблема жизни, так как она включает в себя возможность, что во главе Вселенной стоит слепой и жестокий рок вместо любящего Отца человечества. Автор исследовал небеса и обнаружил, что трон милосердия пустует (the questionner scans the heavens and finds the supposed throm of mercy without an occupant), и это открытие глубоко ранило взволнованную душу автора"***. Этим ученым решительно возразил известный библеист Хёльшер. "Мы не поймем поэта,- пишет Хёльшер,- если не признаем, что Иову было дано найти Бога... не как гневного демона, и не только как Бога могучего и справедливого... но как Бога любви и веры"****.
______________ * Terrien S. Job-poet of existence. N.Y., 1957, p.112 ** Lindstrom F. God and the origin of Evil. A contextual analysis of alleged monistic evidence of the Old Testament. P.151. *** lastrow M. The Book of Job. P. 28 **** Holscher G. Das Buch Hiob. S. 252.
Уже те древние ортодоксальные богословы, которые первыми сочли нужным "исправить" сочинение вольнодумного автора и, в частности, вставили в первоначальный текст речи выдуманного ими персонажа Элиу, устами этого оратора предъявили Иову весьма серьезное обвинение:
Ибо он говорит: "Нет пользы мужу,
Если любит Бога, и Бог его любит" (34:9)*.
______________ * Именно таков смысл этого стиха в оригинале (в СП: "...нет пользы для человека в благоугождении Богу"). Ср.: Fohrer G. Das Buch Hiob. S, 462 ("Es bringt dem Marine keine Nutzen, das er sich mil Gott befreun-det"); Поэзия и проза Древнего Востока. М., 1973. С. 612 ("...пользы нет, если с Богом в дружбе человек").
Это обвинение, очевидно, было направлено в другую цель - в автора поэмы. Автор Книги Иова, конечно, знал строгое предписание Торы: "...люби Яхве, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всеми силами твоими" (Втор. 6:5). И он, автор, дал на это свой ответ: не за что любить такого бога! У человека нет никаких оснований верить в любовь к нему бога, такую любовь, которая приносит благо, пользу хотя бы тому, кто сам любит бога. Потому что каждому человеку приходится испытывать страдания, страдания же, как и всякое зло, человек приемлет от бога (2:10). Но разве мыслимо, чтобы бог, любя человека, причинял ему боль?
Может быть, самому автору пришлось слышать от защитников Бога и такое объяснение страданий человека, одна из формулировок которого нам известна из книги Притчей: "Наказания Яхве, сын мой, не отвергай, и не тяготись обличением Его; ибо кого любит Яхве, того наказывает и благоволит к тому" (Притч. 3: 11 - 12. Ср.: Иов. 5:17 и след.). Однако нигде в поэме ни Иов, ни его друзья-оппоненты не высказывают предположения, что страдания Иова свидетельствуют о какой-то особенной любви к нему бога. Трезвому аналитическому уму поэта-философа эта мысль, вероятно, казалась тем, чем она и была на самом деле,- настолько противоречащей здравому смыслу и логике, что ее не стоило и обсуждать в серьезной философской дискуссии.
Наконец, не исключено, что автор поэмы об Иове мог от кого-нибудь из своих современников услышать нечто подобное тому, чему учил живший несколько позже (в III в. до н. э.) ученый книжник, иудей, известный под греческим именем Антигона из Сохо: "Не будьте, как рабы, которые служат господину за вознаграждение, будьте как рабы, которые служат без вознаграждения" (Абот. 1:3). Но похоже на то, что ни Иов, ни автор поэмы не представляли себе возможность такой любви к богу, любви раба к жестокому господину, который не только не любит своего невольника, но еще и причиняет ему страдания.
Иов не ответил на вопросы бога о тайнах мироздания, сознаваясь, что у него на это не хватает знания: "Потому и говорил я, что не понимал, о вещах непостижимых для меня, что я не знал" (42:3). Но ведь и бог не ответил ни на один из вопросов, которые задал ему и его защитникам сидевший на куче праха и пепла страдалец. И прежде всего на главный вопрос и главное обвинение в адрес бога: "Земля отдана в руку злодея... Если не Он, то кто же?" (9:24). Но это и был риторический вопрос, который предполагал только один ответ: бог - вот кто истинный виновник страданий людей на земле. А как велики эти страдания, Иов хорошо знал не только потому, что сам испытал их, но еще и от того, что его страдание слилось с состраданием болью и жалостью ко всем страдающим людям, и от этого оно, по словам Иова, стало "тяжелее... чем песок морей" (6:2). До того как на Иова обрушились насланные на него Яхве страшные бедствия, он, по свидетельству автора пролога и заверению самого бога, был "богобоязнен" и имел, как справедливо заметил сатана, все основания верить в любовь к нему бога и самому любить бога. Но в речах Иова во время дискуссии с друзьями бог предстает только как враг ему и враг всему человечеству, который не только "губит невинного (как) и злодея", но еще и "отчаянию невинных он смеется" (9: 22-23). Изменилось ли отношение Иова к богу, после того как он удостоился воочию увидеть Всевышнего и выслушал его речи? Состоялось ли примирение Иова с богом? По поводу стиха, в котором Иов говорит о своем раскаянии: "...отрекаюсь я и раскаиваюсь в прахе и пепле" (42:6), Ф. Штир пишет: "По Будде и многим другим "отрекаюсь" имеет подразумевающееся дополнение: от того, что я раньше говорил. Это дополнение вполне в духе древних ортодоксальных редакторов поэмы об Иове. Но в тексте этих слов нет!.. Здесь сломленная гордость человека, побежденного насилием"*.
______________ * Stier Fr. Das Buch Hiob. Munchen, 1954. S. 352- 353.
Но еще древние талмудисты усомнились в искренности смирения Иова. Один из них, Рабба, приведя то место в прологе, где о Иове сказано, что он, узнав о постигших его несчастьях и о гибели детей, "...не согрешил... и не произнес хулы на Бога" (1:21), прокомментировал этот стих следующим образом: "Устами не согрешил, в сердце согрешил" (Баба-Батра, 16а).
Проникся ли Иов любовью к богу, после того как бог наделил его двойным количеством скота и новыми детьми, вместо тех, что с его же, бога, изволения погубил сатана? Об этом тоже спорили еще талмудисты, а один из них, Иошуа бен Хананья, решительно утверждал: "Иов служил Богу только из страха" (Санхедрин, 5:5). Но если даже Иов древнего народного сказания, получив свою награду и мирно прожив в благополучии еще сто сорок лет, в конце концов и примирился с Яхве, то мог ли примириться с богом традиционной религии сам автор великой поэмы? Мог ли он сохранить в душе любовь к богу?
Для нас ясно, что анонимный автор поэмы об Иове, великий поэт и философ, был для своего времени фигурой исключительной и трагической. Исключительной, потому что, наверно, лишь очень немногие из его современников и соплеменников могли разделить с ним столь явно выраженные в его книге религиозный скептицизм и богоборчество. Народным массам, страдавшим в отчаянной борьбе за существование, приходилось бесконечно смиряться и терпеть, и для них, несомненно, Иов народного сказания с его "Бог дал и Бог взял, да будет имя Яхве благословенно" был намного ближе и понятнее, чем Иов, гордо восставший против бога в философской дискуссии.