- Папаша, я хочу только одного: чтобы ты, сидя в подвале, вволю получал питья и еды, а не лез в запрещенные тебе темы, - ответил он. - В противном же случае я не завидую твоей участи. Запомни хорошенько, что ты теперь никто, вертухай и убийца из зоны, которого я пригрел из милости. Ты - Иван Васильевич Думаков, убийца-рецидивист, по которому давно скучает петля. Даже если ты будешь ерепениться и что-то доказывать на суде, мою сторону примут и жена, и сын, а о твоей Верке и говорить нечего, она, как и Светлана, последний раз видела тебя в гробу. Ты понимаешь, что такое - четверо против одного? Батюшка, ты труп в живом виде, или, как говорят, некая субстанция, которая порхает во внешних слоях атмосферы. Но даже если и это вскроется, то мне будет достаточно твоего вида и того, что я однажды записал на пленку. Да, в тот раз ты сказал много лишнего, а чуткий микрофон все зафиксировал. То есть именно ты и являешься инициатором и исполнителем убийства Думакова.

Вы понимаете, какие условия поставил мой сын? Либо я ставлю под угрозу благополучие своей жены и сестры, а если нет - он дает мне право беспрепятственно сдохнуть с голоду. Ни тот ни другой вариант меня не устраивал. Я долго держался как партизан, но физиология и жажда жизни берет свое. Примерно через неделю, когда я едва живой ползал по подвалу, явился Генка и спросил, готов ли я принять его условия. Боженька ты мой, да я вообще был на все согласен, только бы жить. Он напоил меня водой и велел нацарапать какие-то бумаги, которые я подмахнул не читая. Я думал, что на этом мои мучения кончатся, но оказался совсем не прав. Они только начинались.

Тогда я еще мог передвигаться по всему подвалу. Кто мог знать, что скоро моя свобода закончится?

Я уж не знаю, какой это был день, наверное суббота, но однажды сюда спустилась Верка. Она искала свои деньги, которые днем раньше утащил мой внук. Я готов был выть от злобы, наблюдая эту несправедливость, но уговор дороже денег, я промолчал, когда этот суходрочный наркоман выворачивал скудный кошель моей жены.

А потом пришла Вера и, найдя свой тайник очищенным, грохнулась в обморок. Верный своему слову, я даже не вышел, чтобы облегчить ее страдания. Так она и ушла в сопровождении Ольги. Я не мог ничего поделать и только ночью, хитростью приподняв запретную решетку, прокрался в апартаменты своего сына. Там набрал по внутреннему номер ее комнаты и понял, что она еще жива и пока находится в доме. Но говорить с ней не решился, зная, что нас может услышать вся Генкина семья.

По ее испуганному голосу я догадался, что ей приходится трудно. Я понял, что ей, как и мне, поставили жесткие условия - немедленно убираться из этого дома. Ума не приложу, сколько времени мне понадобилось, чтобы открыть ведущую в подвал дверь. Потом через кухню и столовую я про шел в свою половину, заглянул к ней в комнату и по вороху приготовленных вещей убедился, что ее выгнали-таки из дома.

Сама Вера лежала в ванне, и ее изможденный вид без слов говорил, насколько пришлось ей несладко, возможно, хуже, чем мне. Я видел ее через зеркала, не сообразив, что точно так же и она видит меня. Наша зеркальная встреча продолжалась не более одной минуты. Потом она потеряла сознание и стала тонуть. Я вытащил ее из ванны, положил на пол и пошел в свой подвал, надеясь, что для нее на сегодня все завершится благополучно.

Так оно и получилось, а вот для меня этот эпизод кончился скверно. Уже на лестнице меня под рученьки подхватили сынок с внучком и, не обращая внимания на мои вопли, потащили в подвал. Били не шибко, а только пару раз ударили по голове. Но дело не в этом. На сей раз меня заперли не просто в подвале, а в том самом боксе, где я держал свой "БМВ". Ворота и двери там надежные, такие, что у них не было никакого основания опасаться, что я оттуда могу выбраться. Они здорово ошиблись. У меня под крышей, на балке, хранился заряженный карабин и револьвер с тремя патронами. Именно из этого оружия я и хотел припугнуть своего сына, а если не припугнуть, то просто кончить, а там и трава не расти.

Однако судьба распорядилась по-другому. В тот вечер ни Генка, ни внук на улицу так и не вышли - то ли чего заподозрили, то ли еще что...

На следующий день я их тоже не заметил, зато увидел, как после полудня к нам во двор хотят проникнуть два человека, с которыми Светлана имела разговор. Потом она уехала, и это показалось мне странным. Более того, как только она скрылась за поворотом, эти двое попытались перелезть через забор. Мне сразу же вспомнились угрозы Пломбира и его рэкет. Не вдаваясь в подробности, я вытащил карабин и снес половину черепа одному из них. Потом хладнокровно расстрелял замок гаража и вышел за ворота, надеясь найти и добить другого. К сожалению, как я ни искал, кроме пятен крови, ничего не обнаружил.

Неожиданно послышался звук мотора, и я юркнул в свое укрытие, думая, что вернулся мой сын. В тот момент я бы с удовольствием его замочил. Однако приехал совсем другой человек. Он подобрал подранка и газанул, а я остался в полном недоумении, ровным счетом не понимая, что бы все это значило.

Пользуясь случаем, я хотел было бежать, но, подумав, понял, что бежать мне абсолютно некуда. Я никому не нужен, и никто меня не ждал. Все, что мне оставалось, так это подвал собственного дома, откуда я могу хоть чем-то насолить своему сыну. Ближе к вечеру вернулся Генка, а за ним и Олег. Они сразу заметили возле ворот следы крови и искореженный замок гаража. Решив, что я сбежал, они первым делом открыли ворота гаража.

Притаившись за машиной, я хотел оставшиеся патроны истратить с большим смыслом, но они оказались хитрее, чем я думал. Ворота они открыли только на секунду, ровно на столько, сколько требуется, чтобы бросить дымовую шашку. Стоя поодаль, они с интересом наблюдали, как их полузадохшийся предок червяком выползает на воздух.

После этого им оставалось совсем немного. Раздев догола, они зашвырнули меня в эту камеру и учинили форменный допрос. Я рассказал им чистую правду, в которую они нехотя поверили.

Вот и все. С того самого времени, наверное, уже трое суток я нахожусь здесь без еды и питья. Не понимаю, чего они от меня теперь хотят? Чтоб я скорей загнулся? Так пристрелили бы к чертовой матери, и все дела.

- Врешь, старик, - ласково улыбнулся полковник. - Ты прекрасно знаешь, чего они от тебя хотят. Знаешь, да только боишься сказать об этом вслух.

- И что же, по-вашему, им от меня надо?

- Деньги и золото.

- Какие еще деньги? - дернулся Арбузов. - Деньги и золото ушли на строительство дома. Все. Какие могут быть деньги, какое может быть золото?! Откуда?

- Те самые деньги, что недавно лежали в стенном сейфе, и то самое золото, которое ты прибрал, ограбив и убив съемщиков. Или ты об этом забыл? Можно напомнить.

- Все это чушь и пустые разговоры, - разволновался убивец. - В свое время по этому поводу велось следствие, и за недоказанностью улик с меня были сняты все подозрения.

- Однако прошло время, наступила весна, сошел снег, и вскрылись новые факты, которые указывают на твою причастность к этому делу.

- Ничего такого я не знаю и знать не желаю, - отрезал старик и, вытянувшись во весь рост, уставился в потолок, думая о многогрешной своей жизни.

- Его и бить-то как-то не с руки, - апеллируя к нам, пожаловался Ухов. - Тряхнешь разочек, а из него сухое дерьмо повалится.

- Наверное, так и будет. В зоне я много чего насмотрелся, - авторитетно и громко заявил тесть. - Самые жестокие - самые мелкосильные. Бить мы его не будем. Если он не желает с нами разговаривать, то просто пристрелим его как бешеную собаку. Тогда и сынку его мы окажемся без надобности. Он просто-напросто вышвырнет нас за ворота, а если нет, то взорвем эту дверь к чертовой матери. Приступай, Макс.

- Не надо, - захныкал старик. - Мы сами же и погибнем от этого взрыва. Подождите, я расскажу вам, как тогда было. Со съемщиком Грибановым мы заранее обо всем договорились. Отъехав от прииска километров на пятьдесят, он свистом дал мне понять, что у него все готово, и первым всадил нож в спину своему охраннику. Не теряя ни минуты, я почти в упор пристрелил едущего со мной съемщика и велел Грибанову вместе с золотом бежать в тайгу. Он так и сделал. Я же, пристроившись на обочине, снял его с первого выстрела. Потом забрал у него контейнер, немного золота насыпал в карманы, а остальное надежно спрятал в тайге. После чего пристрелил их лошадь, прострелил себе мышцу руки и отправился назад в лагерь. Все было шито-крыто, тем более что к вечеру поднялась пурга и к утру так занесло, что сам черт бы не разобрал того, что там произошло. А пятнадцатью годами позже, в шестидесятом году, я приехал в те места и спокойно забрал свой тайник. Вот на эти-то средства я и построил дом. Так что никаких свободных денег у меня попросту нет и быть не может.