– Ты не имеешь никакого права читать мою личную переписку, – продолжает Эм дрожащим голосом. Я бросаю телефон на тумбочку, не сводя с нее немигающего взгляда, под которым ее внезапная бравада рушится, как разбитое стекло. Между нами расстояние вытянутой руки, но я слышу, как громко колотится ее сердце. – Так неправильно. Алекс не отстанет, не успокоится. Я должна поговорить с ним. И поговорю, чтобы ты не думал по этому поводу.

– Я запрещаю! – отрезаю я непреклонным тоном.

– Что? – изумлённо переспрашивает она.

– Я сказал, что запрещаю тебе любое общение с Демидовым. Даже виртуальное.

– Иначе, что? – провокационно спрашивает отчаянно-смелая Гордеева.

– Хочешь проверить? – угрожающе рычу я.

– Это несерьёзно, Адриан….

– Похоже, что я шучу, детка? – вибрирующим от ярости голосом спрашиваю я. Она качает головой, облизывая пересохшие губы. Я опускаю испепеляющий взгляд на острые соски, натянувшие прозрачную ткань, почувствовав исходящие от меня волны звериной похоти, Эмилия испуганно стягивает на груди полы пеньюара, которого вообще на ней быть не должно.

– Мы планировали свадьбу. Объявили о помолвке, – Гордеева делает еще одну попытку достучаться до моего несуществующего благоразумия. – Нельзя вот так по смс поставить точку в отношениях, которые длились не один год.

– Можно, детка, – безапелляционно заявляю я. – Все проще, чем ты думаешь. Хочешь, чтобы человек исчез из твоей жизни, сообщи ему об этом, а если он не понимает, то брось его номер в чёрный список.

– Я с удовольствием воспользуюсь твоим советом через полгода! – запальчиво бросает Эмилия, одним своим дерзким взглядом выпуская всех моих демонов на свободу.

– Всё сказала? – сжимаю зубы до боли в челюсти и, подняв руки, сдергиваю с нее шелковый пеньюар. Эмилия нервно вскрикивает, пытаясь удержать сползающую ткань, та протестующе трещит, рвется и летит на пол.

– Я просил не нарушать мои правила? – грубо спрашиваю я, вцепившись пальцами в ее плечи и резко развернув, толкаю на кровать. – Никакой одежды в постели, – она падает на живот. – Никаких других мужиков, – приподнимается на четвереньки и торопливо ползет на другую сторону. Ее упругая голая задница, в мягком освещении прикроватных светильников, не способствует усмирению вспыхнувшей похоти. – Никаких разговоров, – я сбрасываю с бедер полотенце. – Полный доступ, когда и куда я захочу, – она верезжит, когда я хватаю ее за лодыжки и тяну на себя.

Эмилия цепляется пальцами и когтями за покрывало, стаскивая его за собой, отчаянно всхлипывает, не собираясь сдаваться. Заношу ладонью и хлестко шлёпаю по ягодицам, оставляя красные отпечатки на нежной коже.

– Повторить еще раз или ты запомнила, детка? – приглушенно рычу я, наваливаясь сверху и прижимаясь каменным членом к обиженной части тела. Она дергается, безуспешно пытаясь скинуть меня, только сильнее подстегивая агрессивное возбуждение. Полностью обездвиживаю ее, лишая возможности выпустить когти.

– Успокойся или тебе это не понравится, – угрожающе хриплю ей в затылок, толкаясь стальной эрекцией между ягодицами. Эмилия застывает подо мной, ощутив всю шаткость своего положения. Но уже слишком поздно, ее смирение не поможет, точка кипения пройдена, а мой самоконтроль остался валяться возле кровати вместе со сброшенным полотенцем. Я выпрямляюсь, упираясь коленями в матрас и резко дергаю Эмилию к себе, перехватываю одной рукой за талию, а второй грубо сжимаю грудь, выкручивая и щипая соски, жадно впиваюсь губами в шею, оставляя следы, которые утром ей придется прятать за высоким воротником. С недвусмысленными намерениями жестко вжимаюсь бедрами в ее попку.

– В задницу тебя тоже не трахали? Я почти первопроходец, детка? – чувствую, как Гордеева цепенеет от намеренной пошлости вопроса и грубого тона. Схватив ее за волосы, оттягиваю голову назад, больно зажимаю зубами мочку уха. Дурею от ее сладкого запаха и тихих всхлипываний. – Который по счету? – убираю руку с тонкой талии и накрываю ладонью промежность, – Сколько раз наставляла рога своему идиоту, Демидову? Мне ты дала практически сразу, – без малейшей нежности раздвигаю нижние губы, ритмично надавливая на чувствительный узелок. – Недоумок сам виноват. Надо было чаще трахать тебя, не распыляясь на клубных шлюх. Теперь я это буду делать. Так часто, чтобы на других не осталось ни времени, ни сил, – Меня несет и каждое слово нацелено на удар по ее гордыне, достоинству, которое включается только, когда дело касается меня. Я собираюсь сказать что-то еще, но она каким-то чудом выворачивается и оказывается со мной лицом к лицу.

– Замолчи, хватит, – шепчет Эмилия и хватает за плечи. Пытается встряхнуть, но у нее недостаточно сил даже, чтобы просто сдвинуть меня с места. В полночных глазах горит нечитаемое выражение. – Пожалуйста, прекрати, – произносит еще тише. Не мольба, не страх и не покорность. Что-то совсем другое. Я сдавливаю ее скулы стальными пальцами, прожигая насквозь яростным взглядом. Несколько мучительных минут мы напряжённо изучаем друг друга, часто и нервно дыша, словно оба только что пробежали стометровку. Наклоняюсь, чтобы оставить на приоткрытых губах жесткий, болезненный поцелуй, но замираю, чувствую ласковые прикосновения ее пальцев к своей щеке.

– Не надо так со мной, Адриан, – она обнимает меня за шею, прижимается всем телом, нежные губы невесомо скользят по моим скулам, пока я больно сжимаю ее. Эмилия сама убирает мои пальцы со своего лица и кладет их на высокую грудь, мягко целует в губы, взъерошивая волосы на моем затылке. Я не отвечаю, не двигаюсь, но воинственный запал стремительно угасает, как и желание рвать свою добычу на части. Багровая пелена растворяется, и раздразненные бесы отступают, капитулируя перед ласковой, присмиревшей гордячкой. Теплая, податливая, нежная, тающая, как воск в моих руках и ладони сами помимо воли скользят по изящной спине, пальцы пробегаются по выступающим позвонкам, оглаживая хрупкие лопатки, зарываются в шелковистые волосы. Я чувствую ее облегчённый вздох и целую ее нежно и осторожно, отвечая на ее бесхитростную, интуитивную попытку усмирить зверя. Как оказалось, для того, чтобы сделать это ей не понадобился никакой опыт. Никому не удавалось до нее. Одним взглядом, прикосновением. Моя девочка. Моя.

– Испугалась, детка? – отрываясь от пухлых губ, спрашиваю я, заглядывая в темные глаза.

– Да, – честно отвечает она. – Я не хочу твоей грубости.

– Не давай мне повода, Эм, – я поддеваю ее подбородок, провожу большим пальцем по нижней губе. – Я тоже не хочу ни твоих слез, ни твоей боли.

– А чего ты хочешь, Адриан? – тихо спрашивает она и мое сердце пропускает удар. Однажды на него уже ответил, а сейчас не могу. Чтобы я не сказал, ответ будет не полным. Я не готов принять и признать природу незнакомых и непрошенных чувств, обрушившихся на меня. И поэтому, я молча целую ее, совсем не так, как собирался минуту назад. Чувственно, порочно и развратно, но без злости, целенаправленной жесткости и агрессии.

Опрокидываю Эмилию на спину, накрывая своим телом и не трахаю, как озверевший дикарь, а впервые за много лет занимаюсь любовью. Долго, иступлено, мучительно медленно, до молящих стонов и неконтролируемых криков. Я дотошно изучаю ее тело до малейших подробностей, проверяя пределы ее чувственности, разрушая воздвигаемые границы, погружая нас обоих в эротический транс. Я заставляю Эмилию дрожать, выгибаться и шептать в изнеможении мое имя, а сам схожу с ума вместе с ней, забываясь в тепле женского тела, среди влажных, спутанных простыней и мелькающих в голове тревожных мыслей. И только под конец, когда у обоих не остается сил на неторопливую агонию, я беру ее так, как привык, стремительно и жестко, наполняя и клеймя собой, оставляя метки от стальных пальцев и голодных губ на бархатистой коже.

Потом мы лежим, переплетаясь руками и ногами, смотрим в панорамное окно, как загорается розовый рассвет над Москвой и учимся дышать заново. Ее пальцы лениво блуждают по моей груди, я поглаживаю ее влажный затылок и абсолютно ни о чем не думаю, наслаждаясь моментом.