3-бис
Как я уже упоминал, мне было пять лет, когда мои родители вернулись домой – и сразу же подали документы на развод, ибо жить с таким человеком как мой Батюшка – пытка та еще; я в полной мере испытал это на своей собственной шкуре, но об этом позже. Не буду вдаваться в подробности, я все это помню крайне смутно: нервотрепки, слезы, ссоры, бесконечные уговоры со стороны Матушки, увещевания со стороны бабушек, жесткие выпады Батюшки – все это тянулось бесконечно; Матушка успела выйти замуж, Батюшка поступил в аспирантуру и писал диссертацию, живя то в Москве, то в Геленджике, периодически наезжая в Октябрьский; я уже пошел в первый класс, когда наконец суд вынес постановление в пользу Матушки. Но… закон требовал для галочки спросить мне-ние ребенка, т.е. мое. И вот в один отнюдь не прекрасный день в нашей квартире собра-лись все: Матушка с мужем, Батюшка, Баба Ира и Баба Лида, моя учительница и пред-ставители суда. И меня спросили: «С кем ты хочешь жить?». А что я мог ответить? Я ведь своих родителей толком и не знал, семь лет прожил с бабушками, привык к ним, к своим друзьям, своему двору, и никуда уезжать мне не хотелось – и естественно, что я с трудом выдавил из себя: «Хочу жить с Бабой Ирой». А значит – не с Матушкой, и ушла она в слезах несолоно хлебавши. И хоть мне ее было очень жалко, и у нее в гостях я чувствовал себя очень хорошо – пересилить себя я не смог. И это была моя фатальная ошибка, как вы поймете позднее.1
1. Не 5, а 6 лет, у него действительно в голове всё перемешалось, он перепутал все события и даты, не знает даже, что его матушка после развода сразу вышла замуж за моего друга в Москве и целый год у неё продолжались московские гастроли, я же в то время жил свободной жизнью в Геленджике перед поступлением в аспирантуру, практически прилетая к родителям и сыну каждый месяц на неделю по маршруту Краснодар -Уфа, а Саня Громов подавал мне в Уфе к трапу мой автомобиль, и мы катили в Октябрьский. Через год мамаша после второго развода явилась из Москвы в Октябрьский в моё отсутствие и дальше началось то, о чём я даже не хочу говорить – нельзя ребёнку знать такое о своей матери.
А теперь я хочу рассказать о человеке, сыгравшем в моей судьбе роль не меньшую, чем бабушки и Батюшка. Как вы уже догадались, речь пойдет о новом матушкином муже, которого звали Миша, но я его всегда называл Главным, потому что он действительно был главным во всем, и мы с Матушкой всегда говорили: Как Главный скажет, так и будет. Человеком он был замечательным, полная противоположность Батюшке, живущий по принципу «Все отдал – богаче стал», отлично общался и ладил с детьми, постоянно шутил и разыгрывал кого-нибудь и никогда никому не навязывал свою волю. Родился он в Минске, там же окончил школу и физкультурный институт, был мастером спорта по плаванию и «надеждой Белоруссии» в этом виде спорта; но после армии (а служил он в десанте) у него появилась мечта-идея: объехать всю страну от Минска до Сахалина. И он двинулся на восток, добрался до Октябрьского (его пригласил туда его армейский друг Борташевич) – да там и зацепился. Еще бы: его сразу взяли тренером юношеской сборной, нападающим в местную ватерпольную команду и выделили двухкомнатную квартиру, правда, на окраине, почти возле Котлована.
Самое смешное, что Батюшка сразу же познакомился с Мишей и почти подружился (Батюшка вообще знал всех и вся, постоянно плавал в Бассейне, а главный акробат города дядя Саша Громов был его лучшим приятелем), и именно он, судя по его рассказам, помог выбить эту квартиру, потому что главная архитекторша Октябрьского была, естественно, с ним в прекрасных отношениях.1
1. Не почти, а крепко подружились. Львёнок не жил с отчимом, как я, а лишь ходил и ездил в гости, а это совсем другое дело, хотя Михаил хороший мужик и дружили мы с ним целый год, пока она не появилась из Москвы и Миша потерял голову. Главн. Арх. города Инесса была тогда моей гёрлфренд.
Возможно, впоследствии Главный двинулся бы дальше, но… встретил Матушку, и не успел я оглянуться, как они поженились – и именно в ту квартиру я ходил к ним в гости на Уикенд. Кстати, Миша был младше Матушки на шесть лет, но разница в возрасте им нисколько не мешала, а еще он хорошо пел под гитару, и в будущем он стал моим первым музыкально-вокальным учителем. И плавать он меня научил, хотя первые уроки мне преподал Батюшка.
Воспоминание. Мы вместе с Матушкой пришли в Бассейн смотреть матч между местной и приезжей командами, и сидим не на трибуне, а как «свои люди» внизу, у самого бортика, на скамеечке. Ватерполисты, как положено, выстроились в линию у ворот, справа от нас Миша – в самом центре, судья свистит и бросает мяч в воду, пловцы срываются с места и плывут что есть силы – но Главный всегда на какую-то долю секунды опережает соперников, первый забирает мяч и отдает пас своим. И никто никогда не мог его опередить. И вот в очередной раз он забирает мяч – и сразу бросает его в ворота через полбассейна! И забивает гол – растерявшийся вратарь даже рот не успел открыть! Вот это был финт! Я так восхитился, что заорал и забил в ладоши, подпрыгнул на скамейке и со всего размаху саданулся затылком о кафельную плитку, покрывавшую стену. Ох, и больно же было, слезы навернулись на глаза – но я сжал зубы и терпел, а игра продолжалась, и наши как всегда выигрывали.
Конечно, были у Главного и свои недостатки. Например, он с трудом сходился с незнакомыми людьми, а уж если кто нравился – то сразу и на всю жизнь. Поэтому и друзей у него было немного, да и те почти все со временем подрастерялись. На работе он ни с кем близких отношений не поддерживал, и сколько общительная Матушка не приводила в гости своих подруг и не таскала его к ним на Дни Рождения – так они и остались «за бортом». И если кто-то из бывших знакомых звонил, то Матушка брала трубку, а Миша заявлял: «Я таких не знаю!» и сам никогда не звонил. Еще он пер-одически обижался на Матушку из-за всяких пустяков (как она считала), и при этом замыкался в себе на три-четыре дня, а иногда и на неделю, приходил с работы, ложился на диван, открывал книгу – и молчал. Просто молчал, не говорил ни слова, а Матушка суетилась вокруг него, хлопотала, подносила еду и т.д. Меня нет – так он сам это называл. Если в этот момент я к ним приезжал, то его поведение не менялось (хоть я, понятное дело, ничем не мог его обидеть), но если приходили гости – с ними он вел себя как обычно. И это, конечно, были весьма неприятные эпизоды. А в остальное время общаться с Мишей было одно удовольствие, и я в нем просто души не чаял. Он постоянно меня разыгрывал, шутил, придумывал разные игры; мы с ним рисовали, загадывали друг другу ребусы и писа́ли стихи (как вам, к примеру, такие опусы: «Наш прославленный ковбой дрожит от щели за шкафой» или «А у Миши за щекой таракан нашел покой» или «Миша лопал колбасу, ковыряяся в носу»?), иногда я ездил с ним на рыбалку (он был заядлым рыболовом), в бассейн я приходил (в Октябрьском) и приезжал (позже, в Питере) почти каждый день – короче, веселились как могли.
А что же твой Батюшка, спросите вы, был, наверное, страшным монстром? Да нет, конечно, в любой компании он был лидером, своим в доску, балагурил и пел песни под гитару; легко шел на контакт, заводил новые (в основном, нужные) знакомства, упорно добивался поставленной цели; умел охмурить, повлиять, пустить пыль в глаза, доказать свою правоту (а он всегда считал себя правым) – но это только на людях, а в семье его подлинная натура периодически вылезала наружу.1
1. Оказывается, он меня совсем не знает. Вовсе я не считаю, что всегда прав и свою неправоту признаю легко. Моя «подлинная натура» всегда и везде была одинакова – и в семье, и на людях, за что приходилось всю жизнь расплачиваться. Врагов было много, но друзей – на порядок больше. Нужных знакомств никогда не заводил, не знаю откуда Лев-мл. это взял, он ведь уже во взрослом состоянии был свидетелем того, какой бурлящий поток друзей постоянно был у нас в доме, не только московских, но и иногородних. Среди них никогда не было никаких «нужных» людей, только единомышленники. Впрочем, он имеет полное право на собственную интерпретацию.
