- Ну, если ты и виртуальных родных мне сообразишь,- отозвался я, понимая, что писать некому. Даже у тех, кто отправился странствовать в ковчеге были какие-никакие а родственники. Я же торчал в этом мире опустошённый, дикий, способный лишь что-то сломать среди и так уже слетевшего с катушек мира.

   - Это турник? - Максиму хотелось поиграть на детской площадке да только даже подпрыгнув, он не смог дотянуться до верхней перекладины.

   - Это были крылатые качели. Но они улетели, - я поворошил свои каштановые волосы, - далеко, далеко.

   - Лизаа Калитина, - крикнули позади, и пришлось обернуться, услышав знакомый голос. Стас смотрел на меня, словно извиняясь, в глазах его двоилась грустная маленькая девочка.

   Я дочитал эту книгу исхода до конца, что-то додумав сам. Хотелось поговорить с Лизой, спросить её, каково быть мужчиной. К вечеру я понял, что мне не хватает её. Все в палате уверяли друг друга, что завтра на обед обязательно будет колот, только я не участвовал в общем бормотании, уткнулся в подушку, глотая солёный ком слёз. Красное пятно над моей кроватью росло, Жасмин-Бурдынчик жадно скалился, представляя мою голую шею, коротко стриженная деваха прикоснулась ко мне тёплыми влажными пальцами. Стало противно, с трудом сдерживая себя, я поднялся.

   - Расскажи мне о Лизе Калитиной, - мне было по-прежнему трудно выговаривать её имя, - вы с ней дружили?

   - Я не знаю, кто это, - пожала плечами девчушка, пожалуй, даже обиделась, - я ведь здесь недавно. К тому же доктор говорит, что я иду на поправку, и меня скоро выпишут.

   Мне осталось лишь усмехнуться и попросить её домашний адрес. Однако она вздрогнула, стала говорить на отвлечённые темы, отвечала что-то о своём давнем деревенском детстве, у меня сложилось впечатление, что своего прошлого адреса она уже и не помнит.

   Иногда не думаешь, что кого-то встретишь ещё или мог встретить и так и не вмещаешься в день, запрыгиваешь на подножку, а оказывается поезд уже проехал. Лиза Калитина сидела в нём, одуванчик гордо поднимался из казённого стакана. Листочки её книги исхода легонько дышали на моей койке.

   Каждый из нас был в палате Гром. У каждого она своя.

   Часть третья. Снаружи

   Сорок третий километр падал им под ноги, убегал, хромая раздавленными метрами. Лес был лёгким, казалось, он улетит сейчас, подхваченный ветром. Но каждый чувствовал, что они приближаются к чему-то страшному, воздух становился чернее, навязчивей, теперь он готов был поднять их лёгкие, едва проклёвывающиеся души. Падая, оставляя под ногами убегающие следы, они поднимались на холм, в руках у Ретли и неизвестного были автоматы. Склон торопился сделаться круче, бежать стало намного тяжелее. Натка пару раз сорвалась вниз, проехавшись носом по солёной грязи. Донован вытянул её на ровную, покрытую жухлой травой площадку, дыхание его перехватило, он сам потянулся к лёгкой полоске света впереди, скользнул по ней губами, но потом качнулся назад, словно решаясь на что-то, кивнул неизвестному и махнул им рукой.

   - Вы бегите, я их отпугну, - он хотел казаться смелым, несостоявшийся убийца и насильник Донован Ретли, пытавшийся создать свою идеальную версию мира. Он остался в ложбинке, прекрасно зная, что умрёт, но ещё он знал, что надо дать Натке и неизвестному уйти. Потому быстро умирать было нельзя.

   - Мы тебя дождёмся, - виновато бросила Шегалова, и он молча кивнул.

   Пока ещё у него было немного времени. Он ни разу не стрелял из автомата и не знал, сможет ли. Умения придуманного Ретли были не в счёт.

   - Мне очень нравятся твои повести, - проговорила Лиза, погладив его спутанные волосы.

   - Правда? - Ретли был уверен, что она не читала ни одной, но заставил себя улыбнуться, нашёлся хоть один человек, который хоть что-то читал, кроме тупых постов о собственной внешности.

   - Но зачем, зачем ты писал этот ужасный роман, про убийцу?

   Ответ дался ему тяжело, слова с трудом складывались во что-то осмысленное. Надо просто прижаться к ней, может, тогда она всё поймёт?

   - Я хотел быть сильнее, смелее, хотел, чтоб на меня смотрели и думали, вот и он чего-то да смог. А получается, смог лишь подстегнуть на убийства другого. Я ведь не думал, что Влад был предателем и читал все наши записи.

   - Поехали со мной! Я за две недели во Франции с ума сойду без тебя.

   - И как я поеду? Как беспризорник в товарном вагоне? У меня ведь нет ни заграничного паспорта, ни денег. Вот придут времена, когда по всей земле можно будет путешествовать без паспортов, тогда поедем.

   - Но мне уже пора, - вздохнула его избранница,-там за деревьями отправляется мой поезд.

   - Тогда пока, - он любил её, но его время ещё не пришло.

   - Каждый имеет право на жизнь и не только тот, кто постоянно пишет об этом, - прошептал Ретли.

   Он стоял в огне, окутанный густым дымом, земля дрожала, гремел гром, блестела молния, и в шуме разбушевавшейся стихии, покрывая его, звенел голос Лизы - до встречи-речи-речи-речи. Хотя, может, это стрекотали смельчаки кузнечики, отвечая на выстрелы своими точными очередями.

   Нужно привыкать к новым дорогам, вздыбленным, пыльным, готовым в один момент пропасть в траве и также неожиданно появиться снова. Земля рвалась и рассыпалась под ногами, словно морское дно.

   И всю траву полевую побил град, и все деревья в поле поломал.

   Когда они добежали до засохшей яблони, мир ещё существовал, его отголоски вспыхивали, дрожа каждым звуком.

   Здесь кто-то ел крашеные яйца, казалось, тёмная скорлупа шевелилась, из-под неё выбирались засохшие крошки куличей.