Тогда ещё была видна опустошающая даль, вбирающая его обычное, легко предсказуемое будущее. Да, тогда он полагал, что ещё молод, а больше ни о чём и не думал, потому что рядом шагала девушка, вечер был ярок, предсказуем и обещал продолжение в тесной съёмной комнатушке с выходом на ближайшую свалку.

   Он принялся разбрасывать вокруг себя мусор, в глазах его вызревали дьявольские огоньки.

   - Там нет никаких книг, - Зелёнка заранее фыркнула. - Пошли бы в макдональдс, я хочу...

   - Есть! Я уверен в этом!

   Из-под прелых листьев он вытащил библию, сморщенную, пожелтевшую. Половина листов там была выдрана, вероятно, на курево.

   - Стоило ли так нервничать, - пожала плечами девушка, - это всего лишь книга, да ещё и никому не нужная. Теперь ты этими руками будешь ко мне лезть.

   У него вдруг возникло страшное желание её задушить. Сжать лёгкую тонкую линию, сперва наметить место сгиба, потом быстро, не разбрасываясь лишними моментами, завернуть уголок.

   Библия лежала у него на коленях. В холле Колин играл на скрипке, примеряясь звуками к окружающему пространству.

   Вышло, теряясь в тёмных антеннах смрадное солнце. Не зная путей к отступлению, оно увёртывалось от летящих камней, сквозило по пустым холодным окнам, не находя покоя и приюта. "И я, и я блуждаю с ним, - подумал Колин, но потом одёрнул себя. - Пустое. Сравнил, тупица, себя с солнцем. Не то, что греть, светить не умеешь".

   - Колин, - прошептала ему Оки, - там нет полицаев. Там, там...

   Он посмотрел и вздрогнул. Против них вышли такие же измотанные с пустыми жёлтыми глазами люди. Вчерашние соседи в трамваях, крайние в очередях, кажется, мальчик узнал несколько лиц, хотя они сливались друг с другом, прикрываясь упавшим солнцем.

   - Ростбиф, - проговорил он, едва переварив в себе это слово, - ты с ними.

   - У меня матка больная, а здесь хорошо платят, - толстяк не глядел виновато, не щурился. Он знал, на что Колин был готов ради денег и догадывался, что тот не будет его упрекать.

   - Мы тебя убьём, скотина! Пустим на колбасу! - Оки толкнула толстяка, но он удержался, угрюмо бросив вниз взгляд, потом, опустив голову, подался к своим.

   - Пойдём, - Колин легонько ткнулся в её спину, - Надо притащить ещё несколько парт. Оставь его. Ну, посмотри, какая теперь из него колбаса. Из него теперь и каши не сваришь.

   Они двинулись к разорённой школе, путаясь в оставленных жизнях, собирая с асфальта обломки слов. Где-то ещё горели фонари, но свет их был рассеян и слаб, он пришёл чужим в этот день, как и они. Колин скользнул взглядом вглубь этого света, но обнаружил лишь голую фонарную пустоту.

   - В конце жизни я окажусь в детской кроватке с решётками, ну, с боковой сеткой, - проговорил он.

   - В голубом домике будет играть Тремп или хотя бы Пинк флойд, - Оки улыбнулась, - мои матерята отправятся за водкой, и мы их не дождёмся. На газу в старом чайнике будет кипеть наше детство.

   - А слон, - вспомнил Колин, - он с тобой?

   - Я его подарила Гришке. Не судьба. Но может, ещё в этой жизни он ещё доберётся до тебя?

   - На этой планете жизнь - это сплошное бегство от кормушки к унитазу, - вздохнул мальчик, - я не помню, чтоб слишком уж мучился при её создании.

   - Это твоя планета, - проговорила Оки, касаясь дрожащей ладошкой его щеки, - Планета Маккиавели.

   - Твоя планета может упасть, - отшатнулся Колин, - на губах у неё выступит пена, а потом она задрожит, будто бы от холода.

   - Я знаю, - кивнула девочка, - я буду её держать, чтоб она ничего себе не повредила.

   - Постарайся... уцелеть, - рассыпающимся голосом произнёс он, - иначе я себе не прощу, что не удержал тебя.

   В школе они встретили Ретли, он черкал что-то на помятом листе бумаги. Вероятно, как раз в пору восстания к нему пришла гениальная мысль, и он цеплялся за неё, не желая умирать.

   - Слушай Оки, а ведь я же убийца, - сказал Донован, вконец запутавшись в своих записях.

   - Да, маньяк, - согласилась девочка, - а ещё сексуальный извращенец в придачу. Ничего, я знаю, кто настоящий преступник, потому тебя не боюсь.

   Калитин, усталый и выдохшийся - именно ему Стас поручил возводить южный ряд из парт - заметил, кивнув Колину.

   - Эх, жить будем, говорить будем,

   А когда помрём, так другим дадим!

   - Почему он меня задвинул в самую задницу? - ругался Дорис, - потому что думает я перебегу к плохим?

   - Нет, потому что старался тебя уберечь от них, - объяснял ему неизвестный, - уберечь от твоей слабости и от твоей силы.

   - Надеюсь, я ничё выгляжу? - звучали и женские голоса, - а то на меня даже не смотрят. Мне кажется, по секрету тебе скажу, что Стас вообще гей.

   Колин подхватывал случайные обрывки слов, но они не могли его согреть. Уставшие от жизни люди здесь и общались друг с другом вынужденно. Слова лениво кружились в воздухе, не зная к кому прибиться. Нужно было найти Влада, но его здесь ещё не было, лишь голос его виновато звучал в сознании мальчика:

   Я сделал всё, что мог... Это не моя революция... Им не причинят особого вреда...

   Он лёг на парту, обхватил её, но даже не смог сдвинуть с места. "Надо позвать на помощь", - подумалось ему, но сил не было. Оставалось надеяться, что девчонке надоест болтать с Донованом, и она вспомнит о нём.