- Влад...

   Он отвлёкся на звуки и получил по заслугам. Лопата врезалась ему в лицо, расплескав веснушки по асфальту. Огненное солнце плыло над баррикадой, в его пламени мёртвом и холодном отражались трупы.

   - Твой ребёнок подносил этим сукам патроны, - Голос отвлёкся, лопата замерла у его ног. На мгновение, не больше. Даже выплюнуть зловонную городскую кровь не успеешь.

   Сквозь растёкшийся по его лицу и застлавший глаза бурый туман он видел солнце. Оно заходило, устало шевеля лучами, постарался вцепиться в один из них. Горячо, руки в крови... И уже не пытаясь увернуться, понял, что Голос промазал. Лопата, метившая ему в позвоночник, угодила в мусорную кучу рядом.

   - Падла, солнце в глаза, - ещё много матерных слов разбросанных по площади, потом просто удар ботинком в бок. Не самый сильный. Случалось, он заслуживал и крепче, когда забывал вычистить Арнольду ботинки. Влад виновато всхлипнул и ещё пробубнил что-то, но было уже поздно: Колин почувствовал, как лопата нашла его ржавые, видные невооружённым глазом рёбра.

   Он стал проваливаться в глухой церковный подвал, отчаянно цепляясь за гнилой пол. Он замечал Ростбифа и Шкитуна, они стояли, разинув рты, боясь пошевелиться. Он снова видел комнатку, забитую книгами и ещё не понимал, что в такой крохотной каморке можно существовать.

   Палата Гром.

   "Дабро пажаловать".

   - Это ты нарисовал? - шепотком проговорил он, затем вспомнил, что рисунок на той стороне калитки и мальчик его не видит. Но тот понял, о чём речь и утвердительно закивал - да, он. У него есть ещё рисунки "Ма-ты-лёк", Ма-ла-ка-вос" и "Ма-би-ла", маль-чик хочет посмотреть?

   - Ты чего дрыхнешь? - голос Шкитуна, довольный, ободряющий, ворвался в его мысли, смёл в один момент и пацана, и его рисунки, и даже страх быть обнаруженным. Неужели прошло столько времени? Они ведь только-только скрылись из виду, их шаги только-только перестали биться в его груди.

   Он попытался что-то ответить, но вышло бессвязное бульканье. Сплюнул, потом заметил, что его приятели вернулись с пустыми руками и криво усмехнулся.

   - Видно там ни черта нету. Наш толстячок сегодня напустил газы, а за ними ничего и не разглядишь. Ведь дача чиста, так, Шкитун?

   - Да всё нормально, - их вожак даже не поверил, что это говорит Колин, вечно тихий, умеющий думать Маккиавели. Сейчас в глазах приятеля играли дьявольские огоньки, будто бы не они с Ростбифом, а он был главным героем и увидел кучу красивых безделушек - бери, не хочу.

   "Сколько книг, Влад, неужели, это всё наше? Весь огромный маленький мир, такое неземное полушарие?"

   "Да, мой маленький страдалец, только это всё не просто так. За это мы отдали свои души".

   - С задней стороны забор ниже, - хихикнул толстяк, словно стараясь скрыть свою вину в том, что не разведал этого раньше, а провёл их по такому сложному пути через главную калитку, - всё добро там.

   "Не сейчас, Влад, наши души, опущенные в мусоропровод, это было давно. Ты меня тогда и не разглядел бы. Только муки и страдания делают нас видимыми".

   - Вы заметили пацана? - в таком возбуждённом состоянии они не разглядели бы и толпу мужиков с лопатами, рассчитывая на его предупредительный свист. Ну как с такими идти на серьёзное дело?

   - Он тебе приснился, ссыкун, - Ростбиф ещё и жевал что-то, стыренное с дачи. Наверняка нашарил прошлогодний сырок в испорченном холодильнике. Ещё отравится, придурок.

   - А ты... - кулаки его сжались, в глазах толстяка уже чувствовался страх, Ростбиф поперхнулся и отступил к забору. Давай, блевани там, любишь ведь оставлять подобные гостинцы.

   - Валить пора, - сплюнул Шкитун, сейчас он был совсем смелым, наверное, воображал себя хозяином этого крохотного положения. - Колин, я вижу, что ты верный парень, не ссышь. Хочешь, я тебя сведу с Рубом? Он знает, где много денег водится. У тебя, я слышал непруха.

   Колин ничего не ответил, но постарался вырваться. Выцарапаться из глубины своих мыслей на свет. Не-пру-ха. Какое-то не знакомое прежде слово. Бизнес его хозяина накрылся, видно постарались конкуренты. Солидные компании, офисы которых стали открываться на автобусных остановках. Что там делали с паспортами, Колин не знал, но мальчик для их сожжения точно не требовался. Маккиавели как-то спустился в их пыльный подвал, к которому уже успел привыкнуть. Никакого офиса там теперь, конечно же, не было, никто не позарился на этот тесный уголок. Пауки пытались приладить сорванную с петель дверь на своё место, опрокинутый стул таращился из угла словно ёж, выставив для защиты иглы. В помещении пахло сыростью и гнилью. Чем перебивался сейчас его умный хозяин, Колин, конечно же, не знал. А собрана была лишь копеечная, смешная часть суммы. С такими медяками и в клинике появляться стыдно.

   - Что надо будет делать? - его голос сорвался с губ и упал в пыль.

   Колин поймал мышь. Она пищала и билась в капкане из его ладоней, маленькая живая, так похожая на них. Бежать ей было некуда, мальчик улыбался пустыми дёснами и бубукал на неё, выпучив от удивления порыжелые загнившие глаза.

   - Нужно пойти рассказать, - пробурчала Натка, испуганно косясь на облезлый комок в тонких морщинистых пальцах. - Здесь полная антисанитария.

   Как она выговорила это слово, было непонятно. Звуки запинались друг о дружку, не поспевали за мыслями. Ну, мышь, не съест же она всех. Вечно эти дуры боятся не тех, кого надо.

   - Влад бывает там часто, - зевнула Лиза, - пусть он и скажет.

   Тогда он ещё не догадывался, что она его раскусила. Иначе попросил бы Горавски заняться ей. Тот с удовольствием превратил бы её в растение, посмотрели бы потом на её вялые трепыхания. Семейство лиз, род бунтовщиков. Попытался свести всё в шутку - смех получился чужим, холодным, сорвавшись с губ, он сразу же разбился на тысячу осколков, не пережив гнетущей тяжести.