В суть дела вник быстро. Скоро от сочинения небольших заметок и обработки поступающих от внештатных корреспондентов материалов перешёл к более серьёзному. Наш главный редактор Николай Ковитиди, сам из понтийских греков, оценил моё усердие и стал отправлять на задания: взять интервью у того или иного официального лица либо сделать репортаж с места какого-нибудь значимого события. Так и поднаторел я на журналистской ниве. Кстати, тогда-то и познакомился с Яниной Федермессер. Она вовсю блистала в политическом бомонде и весь республиканский истеблишмент домогался её благосклонности. Элита строила глазки перспективному кандидату социологии, обладающему высокой степенью интеллекта. С ней водили знакомство известные деятели и начинающие политики. Дружба с такой шельмой сулила очевидный выигрыш. Она была хваткая дама. И непревзойдённый мастер большого пиара. Виртуозно организовывала публичные скандалы, благодаря которым её протеже вскоре оказывались в самых высоких креслах. Как-то в газете «Суть времени» Янина проводила акцию по дискредитации одного из парламентариев. Так она столько нарыла на беднягу компромата, что в буквальном смысле смешала его с грязью. Мне пришлось с ней тогда тесно взаимодействовать. Случилось всё так. Ковитиди вызвал меня в свой кабинет, размером с главную сцену Большого театра, и поручил оказать всяческую помощь в подготовке к публикации её статей.

Достаточно наслышанный к тому моменту об этой экзальтированной особе, я попытался было увильнуть:

– Николай Евгеньевич, вы не боитесь за жизнь своих сотрудников? Это же не женщина, а форменный крокодил – проглотит любого и следа не останется.

– Ничего, я тебя вдохновлю, – обнадёжил шеф. – Если что, мы тебя навечно зачислим в списки личного состава редакции, увековечив как безвременно канувшего за общественные интересы. Даже поминки справим за счёт месткома – повеличаем на прощание. Почувствуй себя Христом!

– Как говорится, вашими устами да мёд бы пить. Только я почему-то себя ощущаю жертвенной овечкой, а не Иисусом. Или Исааком, которого родной отец в жертву принёс.

– Ну, ты кем хочешь себя ощущай, только заранее предупреждаю: с этой дамой веди себя корректно. Пусть она почувствует наше участие к её персоне. С ней лучше не иметь разногласий. За спиной этой женщины целое кладбище политических трупов. Надеюсь, Овсянников, ты уяснил мою установку. Выполняй!

Мне ничего другого не оставалось, кроме как с распростёртыми объятиями принять Янину Соломоновну в своём офисе. Помню, долго я промаялся в ожидании важной визитёрши, не имея представления как ей получше подать себя. Только она ворвалась таким шквальным ураганом, что мир, словно в воронке торнадо, завертелся вокруг. Перед моим взором замелькали аргументы, факты, истории. Гостья, как заправский комедиант, всё представляла в лицах: я только успевал записывать.

– …видишь, Сергей, на той фотографии пьяная компания за столом, – госпожа Федермессер совала мне под нос любительский снимок с нечётким изображением. – Это воровская сходка. Вот, в центре сидит Вячеслав Иваньков по кличке Япончик.

– Да, вижу. Его физиономия не раз мелькала в центральных изданиях в разделе уголовных хроник.

– Тот, что справа от вора – это недруг моего подопечного, депутат нашего парламента. Не могу озвучить имени своего клиента, поскольку лицо официальное и на него не должна пасть тень. А этот парламентарий замаран порочащими связями.

– Но тут лицо совсем невозможно рассмотреть, – старательно приглядывался я к фото. – Да и голова немного опущена. Что, если опороченный гражданин захочет отстоять своё доброе имя? Любой суд примет его сторону.

Янина таким испепеляющим взглядом обдала меня, что я почувствовал жар мартеновской печи, исходящий от её кипучей натуры. Она знала, что делает! И перечить её воле было чревато. Можно запросто превратиться в жалкую кучку золы от её пламенного темперамента. Я тут же отчётливо уяснил отведённую мне роль: строго держаться нейтралитета и исправно выполнять свои профессиональные обязанности.

– С этим сама разберусь. Под статьёй моё имя будет обозначено – мне и держать ответ. Обещаю, репутация вашей газеты не пострадает.

– Да-да, конечно, – поспешил я заверить её в своей лояльности. – Вам виднее. Я лишь хотел обратить ваше внимание на возможность возникновения проблемы.

Но Янина уже была на другом витке спирали торнадо. Она, словно стихийное бедствие, сама раскручивала головокружительное завихрение, разбушевавшимся бесом скача в смертоносном потоке. Как будто издали донеслось:

– Пока суть да дело, предвыборная кампания завершится. А после драки поздно махать кулаками. Мой оппонент будет размазан по стене и дело с концом. Сергей, ты пока этот материал готовь. Немного погодя будут ещё!..

В тот раз, как, впрочем, и в других случаях, Янина привела в исполнение своё обещание. Жертва её притязаний больше никогда не напомнила о своём существовании. Так над головой утопленника смыкаются чёрные воды, а от разбежавшихся кругов вскоре не остаётся следа на поверхности. Судебный процесс так и не был инициирован. Просто имя несостоявшегося деятеля больше никого не интересовало, чтоб привлекать к нему внимание. В этих случаях говорят: поезд ушёл!

Несколько лет Янина Соломоновна бесчинствовала в публичном пространстве республиканской столицы, а затем, как насытившийся чужой кровью Дракула, внезапно исчезла и больше не задавала тон политическому мейнстриму во Владикавказе. Поговаривали, будто она отошла от дел, исчерпав себя на арене клановых междоусобиц враждующих группировок, где, по сути, ей отводилась роль всего лишь орудия достижения власти в республике. Может быть, действительно Янина заслуживала большего, только в жестокой борьбе никто не учитывал её интересов, ведь за спиной у неё не стоял авторитетный клан сподвижников. Она всегда оставалась одиночкой, как матёрая волчица среди таёжной чащобы.

Тяжёлые времена начались на Кавказе, особенно когда в 1994 году разразилась чеченская война. Вся страна погрузилась в хаос. Многие оказались безработными. К счастью, газета наша уверенно держалась на плаву, ибо щедро финансировалась из государственных источников. Иначе и не могло быть, ведь любой власти необходим рупор, вещающий в массы отфильтрованный тщательным образом информационный поток. А Ковитиди всегда держал нос по ветру.

Часто в тот период менялись политические предпочтения правящей власти, газетчики терялись в выборе установок, коих следовало придерживаться в рамках печатных публикаций. Однако наш главред каким-то неведомым образом правильно ориентировался во всей этой чехарде.

Именно в этот шаткий период в редакции «Сути времени» появился однажды гражданин внушительной наружности с ухватками сельского недотёпы. На нём был мятый костюм отечественного пошива с потёртыми на рукавах пиджака локтями и вздутыми пузырями вытянутых коленей на невыглаженных штанах. Пожалуй, клоун Никулин в своём сценическом образе Балбеса, по сравнению с нашим посетителем, выглядел гораздо предпочтительней. У этого, к тому же, галстук отсутствовал, отчего невыгодно открывался вид на исподнюю часть воротника несвежей рубашки. Да и благоухание от него разносилось отнюдь не французского парфюма. Пришелец не претендовал на презентабельность. В его лице преобладало заискивающее выражение и глубокая неуверенность. Весь облик хранил печать заскорузлой наивности и, где-то, даже той самой простоты, о которой известный классик сказал, что она хуже воровства. И в то же время, в чертах его простоватого лица улавливались глубоко запрятанные бульдожья хватка и непомерное ослиное упрямство.

Тогда ещё я это заметил в Мурате Кессаеве. Так случилась наша первая встреча. Я сразу догадался, почему Ковитиди этого своего посетителя препроводил ко мне. Хотел побыстрее избавиться от него. Кому охота расходовать драгоценное время на заведомо нереспектабельного клиента. Не нужно было ничего объяснять, по одному только приторно-обходительному выражению физиономии главреда читалось, что этого назойливого типа следует навсегда отвадить от нашей редакции. Рабочий день подходил к концу, и я особенно не заморачивался каким образом буду отделываться от незнакомца.