Похоже, Юхан даже не удивился. Приготовившись слушать, он без приглашения уселся в кресло. Но не успела Малин начать, как снова зазвонил телефон.

— Да, здравствуй… Это может показаться тебе странным… Да-да… — Малин засмеялась в трубку и посмотрела на соседа. Тот вытянул шею, явно прислушиваясь к тому, что она говорила. — Наверно, будет лучше, если ты приедешь. Ты помнишь мой дом? Поднимайся в квартиру номер сорок два. — Было смешно наблюдать за реакцией Юхана, когда он услышал номер собственной квартиры. — Там живет Юхан, — добавила Малин и, выслушав что-то, переспросила: — Через сорок минут? Хорошо, мы ждем тебя. — Она повесила трубку. — Я говорила с Йеном. Идем к тебе, и, если ты сваришь мне кофе, я расскажу, что видела во сне.

Когда в дверях свежеотремонтированной квартиры Юхана появился Йен, она, не обращая внимания на его удивление, предоставила говорить соседу. За это время она уже успела все рассказать ему и теперь хотела, чтобы Йен услышал пересказ ее снов с комментариями историка. Пока Юхан рассказывал, Йен смотрел то на него, то на девушку, и она кивала, подтверждая слова соседа и лишь изредка прерывая его рассказ. А когда Юхан закончил, Малин сказала:

— Теперь ты понимаешь, Йен, что нам просто необходимо проверить, есть ли там тайник.

Йен кивнул, хотя девушка и не представляла, как им удастся попасть в трюм “Васы”. Эта задача казалась ей почти безнадежной. Но Йен, похоже, так не считал.

— Ну что ж, — подвел он итог услышанному, — как бы то ни было, поиски истины — занятие, безусловно, благородное. — Он полунасмешливо-полусерьезно поклонился Юхану, а потом взглянул на Малин, но она не сумела понять, что было в его взгляде на этот раз. — Вы понимаете, конечно, что нам предстоит справиться с массой сложностей, — он задумчиво погладил бороду, закрыв при этом рукой нижнюю часть лица, потом вновь посмотрел на девушку и откинулся на спинку кресла. — С Симоном все просто — он азартен, как английский аристократ, и я смогу убедить его, что ему непременно нужно примерить эту дощечку к трюму. Но, боюсь, даже его авторитета не хватит на то, чтобы кто-то разрешил залезть внутрь музейного экспоната и нам. Так что придется совершать преступление. Готовы ли вы к нему?

— Да, — ответила Малин просто. После того, как Йен согласился участвовать в этом безумии, ей было некуда отступать.

Юхан колебался. Малин знала законопослушание своего соседа — он всегда в точности выполнял правила жилищного кондоминиума, вывешенные для всеобщего обозрения в холле внизу: никогда громко не включал музыку, предупреждал соседей о том, что у него намечается вечеринка, регулярно проверял почту… Еще в детстве он поражал ее тем, что никогда не забирался на качели с ногами — это не полагалось, хотя время от времени так поступали все дети их дома, включая и саму Малин. Поэтому девушка представляла себе, какая борьба сейчас происходит в его душе. Но, наконец, жажда исследователя победила, и Юхан согласно кивнул головой.

— В таком случае, с Симоном я поговорю сам, — сказал Йен, поднимаясь с кресла. — И уж вместе с ним мы придумаем, когда и как нам осуществить эту затею. Правда, есть еще одна опасность: в конце шестидесятых дуб, из которого сделан “Васа”, был еще довольно прочным, во всяком случае, вес взрослого человека выдерживал. Но что с ним стало сейчас, после всех этих реставраций и консерваций… Впрочем, Симон должен знать такие вещи.

С этими словами он вышел в прихожую. Девушку удивила легкость, с которой он согласился помочь, и то, как естественно он относился ко всему, что им предстояло совершить. Выйдя за Йеном в прихожую, она дотронулась до его локтя.

— Ты так запросто согласился в этом участвовать…

— С какой стати я должен быть нормальнее, чем вы! — Он улыбнулся, осторожно придержав ее руку, а потом пристально посмотрел на Малин, и от этого взгляда она почувствовала, как ее тело окатывает теплой волной желания. Ей захотелось немедленно оказаться в объятиях этого мужчины…

Он отвел глаза и не прощаясь вышел.

После ухода Йена она с трудом заставила себя перемолвиться несколькими фразами с Юханом и погладила Мимира, уже час восседавшего на книжной полке. Опираясь спиной на потрепанные корешки каких-то пыльных фолиантов, кот старательно вылизывал живот. Напряжение девушки не проходило, наоборот, усиливалось с каждой минутой…

— Я пойду, — наконец сказала она, — уже поздно, а завтра мне рано вставать, — и выскочила за дверь, не дав Юхану сказать ни слова.

Йен стоял в проеме двери, ведущей к площадке лифта. Малин бегом пересекла разделявшее их пространство, стараясь двигаться совершенно бесшумно, чтобы не привлечь внимание Юхана. Она прижалась к темно-зеленому свитеру, обтягивавшему широкую грудь Йена под незастегнутой кожаной курткой. Им не хватило терпения дожидаться лифта, хлопнувшего дверью где-то внизу, — обнявшись, они стали подниматься по лестнице.

На ступеньках между седьмым и восьмым этажами Малин уже готова была к тому, чтобы заняться любовью прямо здесь. Она с усилием отняла губы от настойчивого рта Йена — и понадобилось же ей поселиться на последнем этаже!

Стоя спиной к двери, она одной рукой нащупывала замочную скважину, потом долго, целую вечность, боролась с непослушным замком… Когда наконец они оказались в квартире, ее тонкая рубашка упала на пол прямо в прихожей, а темно-зеленый свитер Йена лег на пороге комнаты.

Что это стучит, как сошедший с ума басовый барабан в оркестре? — подумала девушка. Сердце? Его сердце…

Чайка, за нею вторая — ослепительно розовые существа на фоне мутных зимних облаков. Неоновые огни снизу подсвечивают маленькие тела и широкие крылья. На мгновение птицы приблизились к окну, но тут же исчезли из виду — наверно, пронеслись прямо над крышей дома.

Малин подняла запрокинутую голову и почувствовала, как стучит в висках кровь. Длинные волосы упали ей на лицо, и, отбросив их, она увидела распростертое возле ее ног крупное смуглое тело Йена с темными завитками на ровно поднимающейся груди. Уснул? Нет, веки не сомкнуты, а лишь прикрыты, и темные глаза наблюдают за нею. Малин перевернулась на живот, потом, приподнявшись на локтях, подползла к лицу Йена и уткнулась носом в его бороду.

— Привет! — надо же, они сказали это одновременно! Оба рассмеялись, а потом Йен спросил: — Я закурю?

— Кури. Я только один раз видела тебя курящим.

Он вопросительно взглянул на нее.

— Это было в день нашего знакомства, когда ты рассказывал, как погиб твой друг. Тот, который нашел дощечку… Как его звали?

— Нильс.

Йен встал, поискал глазами свою куртку и, увидев ее на полу в прихожей, отправился туда. Малин наблюдала, как, подняв куртку, он выпрямился… В темноте прихожей его обнаженное тело, подсвеченное слабым светом красной полоски над выключателем, показалось ей совершенным. Широкие плечи, крупные мышцы груди, длинные сильные ноги. Если бы он был актером, то мог бы играть Одина. Малин почувствовала, что желание вновь охватывает ее.

Пошарив по карманам, Йен извлек футляр с несколькими трубочками, из которых собрал одну тонкую курительную трубку. Затем, вернувшись в комнату, он набил ее смесью из плоской табакерки светлого металла, уселся на стул и закурил.

По комнате распространился пряно-смолистый аромат. Малин никогда не встречалась с подобным запахом раньше — больше напоминает индийские благовония, чем табак. На марихуану, которую девушка однажды попробовала, не похоже, но приятная легкость от этого запаха стала волнами разливаться по всему ее телу.

— Что это?

— Турецкий ароматический табак. Такой же, но покрепче употребляют, когда курят кальян, а это — облегченная версия, для трубки.

А он любит покрасоваться, невольно отметила про себя Малин и блаженно потянулась. Тоскливое ощущение собственного одиночества, долгие месяцы сопровождавшее девушку, как заевшая на пульте звукооператора музыкальная фраза, наконец оставило ее. Нет, она не считала себя и Йена единым целым — это было бы слишком, наверное, сейчас ей этого и не нужно. Но она чувствовала себя счастливой оттого, что в ее союзе с Йеном не было противостояния, и ощущала радость от давно забытой способности с кем-то сосуществовать.