Хранитель

1

Лодка с человеком в плаще скользила по глади океана. Безмолвная, тихая и будто нарисованная с невероятным усердием. Чем дольше Антон всматривался, тем больше понимал: картина оживает. Он хотел отвернуться, но уже не мог не смотреть на лодочника в капюшоне. Одеяния свисали на его тщедушном теле, движения рук были плавными, неторопливыми. Лодочник погружал весло в море – волны бесшумно разбегались в стороны. В этих движениях была мудрость, преисполненная мастерства, достигаемого веками.

Нос лодки врезался в гальку острова и вспахал добрый метр. Человек в плаще приподнял голову, но лицо его было по-прежнему скрыто в тени капюшона. И сама тень показалась Антону настолько чёрной, что в ней утопали сомнения в том, кто предстал перед путниками. Лишь тогда Антон осознал: рядом на тёплой гальке расположилась дворняга. Животное свесило язык и часто дышало.

– Вот и Харон пожаловал, – сказал пёс и тявкнул три раза.

Антону казалось, он наблюдал за лодочником целую вечность, пока не решил оглядеться. Он с ужасом понял, что не помнит, где находится. У галечного пляжа, среди величественных кипарисов, качавшихся на ветру, щерился неровной крышей в небо белоснежный дом. Вырублен он был в скале, у входа бросались в глаза колонны, полукруглый вход. Тут и там слышны гуляния морского воздуха в кустарниках и разбитом у ступенек, ведущих к колоннам, садика. И тишина, участливо проникавшая в самое сердце. Именно о такой тишине, расслабляющей ум и тело, мечтает городской житель.

Откуда-то из дома слышался женский голос. И он звал Антона по имени. Снова и снова. Этот голос нельзя было не узнать. Конечно же, Светлана Сергеевна Бойкова. Мама, покинувшая их семью три года назад. Она умоляла найти её. Другие слова сын не разобрал.

***

Антон схватил себя за горло и сдавленно закричал. Отдышался, сел на кровати и огляделся. За окном – ночь, лишь луч фонаря стекал прямыми полосами по стенам и занавескам с обратной стороны.

– Антон? – услышал он сонный голос жены. Она повернулась к нему и привстала на локтях.

– Всё в порядке, я жив и это главное, – сказал Антон и невесело усмехнулся.

– Опять кошмар?

– Да, всё как обычно. Остров, кипарисы, Света.

– Как же так? Сон повторяется уже который день.

–Да, – вздохнул Антон, – повторяется. Думаю, один человек сможет мне помочь.

В тот же день Антон Борисович Бойков принял душ, сытно позавтракал и направился в психиатрическую больницу. Пройдя все посты на входе и выждав некоторое время, потраченное на раздумья о матери, Антон оказался в комнате для посетителей. Комната казалась просторной благодаря белой мебели. Стол, стулья и мягкие диваны. На них, ёрзая и переговариваясь, сидели женщины и мужчины. Они шелестели пакетами, открывали банки с едой и бутылки с напитками. Пациенты, одетые в полосатые пижамы, выглядели непримечательно и серо.

Антон опустился на стул, не найдя себе и отцу место на диване, и стал ждать.

– Бойков! Борис! – крикнула в палаты медсестра и вернулась в “белую” комнату.

Спустя минуту в дверях показался отец. На Борисе была всё та же помятая пижама. Небритый, опухший от сна, не причёсанный и вялый, он молча кивнул и сел.

– Привет, папа, – сказал участливо Антон, сложив руки между колен. – Как ты себя чувствуешь?

– Привет. Почему спрашиваешь?

– Пааап, – вздохнул сын, – ну не начинай, пожалуйста. Я спросил, потому что волнуюсь, ты же мой отец.

– Ты итак знаешь, как я себя чувствую, – бесцветно ответил Борис. – Болит голова, сердце пошаливает. Я принимаю лекарства каждый день, будь они прокляты. На днях отвозили в кардиологический центр, но ты ведь пришёл по другой причине?

– Ты под присмотром лучших врачей, пап, и мне правда интересно, как ты живёшь. – Антон выдержал паузу. – Но и не спросить о маме я не могу, сам понимаешь. Она снова является во сне и просит помощи, но я не могу понять, какой.

– Ни один лучший врач не станет Богом, а у него, как известно, свои планы, – сказал Борис. – Насчёт Светы. Ты спрашиваешь о ней всё чаще, это хорошо, но есть ли в тебе вера, сын?

– Вера?

– Да, меня упекли сюда лечиться, но ты до сих пор не веришь, что я здоров.

– Я не считаю тебя больным, папа. Мы уже говорили об этом две недели назад. Ты утверждал, что был хранителем ключа в Мир мёртвых.

– Я пытался спасти тебя от нечистых сил, – сказал Борис очень тихо. – Молох придёт за ключом. И появление Светланы ещё раз напоминает: он вот-вот появится.

– Молох? Ты про демона?

– Божество, когда-то существовавшее. Обычно он появляется в непогоду. Я часто видел его, в разных обличьях.

Они помолчали. Антон почесал затылок, глядел на отца широко распахнутыми глазами.

– Ты не веришь, – сказал Борис. – Я вижу, как ты хочешь уйти.

– Я хочу понять, зачем всё это нужно. И почему семья разрушилась.

– Очень просто. Мой прадед подписал договор с потусторонним миром и обещал беречь один из трёх ключей от Мира мёртвых. Насколько знаю, два их них получены, третий я оставил в сейфе под копией картины Арнольда Бёклина в зале нашей квартиры.

– Я верю тебе, пап, верю. Ты прекрасный, умный и разносторонний человек и всегда им был. Никому не рассказывай о мирах, демонах. Кроме меня. Хотя бы притворись обыкновенным человеком.

– Такими легче управлять, сынок, – сказал Борис с лёгкой улыбкой.

– Ты всегда был другим, выделялся в обществе.

– Спасибо. И да, помнишь, куда любила ездить мама?

– Кажется, в область, где мы снимали домик на берегу реки. Местечко напоминает картину "Золотая осень" Левитана, – вспомнил Антон.

– Именно. Давно там бывал? – Борис буравил взглядом сына.

– Лет за пять до её смерти.

– Ты просто обязан поехать снова. Я ездил туда один, много раз, там всё напоминает о ней.

– Много…раз? – переспросил Антон, но Борис встал.

– До встречи и будь внимателен.

Они пожали руки. Борис Бойков неспешно зашагал в палаты и скрылся за дверью со стеклом в середине. Тотчас по ту сторону лицом прильнул парень с рыжей шевелюрой. Кривляясь и высовывая язык, он округлял глаза, словно увидел привидение.

– А ну перестань! Иди в палату!– крикнула медсестра в комнате для посетителей. Прежде чем уйти, он осклабился и осмотрел посетителей исподлобья.

"Вот уж кого надо лечить,"– подумал Антон.

2

К тому времени, как Антон доехал до своей остановки, застучал по крышам, зашуршал в листве и на улицах дождь. Набухшие капли падали на землю вертикально, стеной, отчего одежда намокала быстрее обычного.

Антон ускорил шаг, глядя себе под ноги, на лужи. Мокрый асфальт потихоньку становился большим зеркальным полотном, украшенным листвой цвета золотистого янтаря и разводами от непрестанно падающих капель. Казалось, по ту сторону полотна просыпались сказочные существа. Бульканье и звон капель будил их, заставлял подойти и коснуться зеркального препятствия. Вот почему так много разводов на лужах.

Антон улыбнулся своим мыслям и огляделся, чтобы понять, не забрёл ли он в чужой двор. Нет, всё в порядке. До подъезда осталось несколько десятков метров, когда он заметил ребёнка. Мальчик в фиолетовом комбинезоне лет семи-восьми сидел на корточках у песочницы и водил пальчиком в луже. На ногах его были того же цвета резиновые сапоги. Малец посмотрел на задумчивого взрослого и улыбнулся. Лицо мальчишки было покрыто россыпью веснушек, из-под капюшона выбивались прилипшие ко лбу пряди пшеничных волос, растущих завитушками. Редкие брови, тонкие губы и карие глаза на юном, безмятежном лице.

– Привет, я Антон, ты кого-то ждешь? – спросил Антон. Он где-то слышал, если назвать имя, дети охотнее идут на разговор.

– Родителей. Они сказали, я плохо себя вёл и накричали на меня, – ответил мальчик.

– Как тебя зовут?

– Матвей. Я уже взрослый и не по годам умный, так говорит папа.

– Умные дети бывают только у хороших родителей. – Антон бросил короткий взгляд на свой подъезд. – Если ты замёрз, можешь зайти ко мне, погреться. Двор виден из окна кухни, мы легко заметим твоих родителей, если они вернутся.