– Верно. И что мы делаем дальше?
– Дальше мы замечаем, что у этого гражданина есть стационарный телефон с городским номером, который в один прекрасный день стал активен ночью. Хозяин квартиры позвонил кому-то точно в три пятнадцать ночи, разговаривал три минуты, понажимал какие-то кнопки и лег спать дальше. Это действие повторилось через день: звонок в определенное время, какие-то нажимания кнопок и разговор три минуты.
– Значит идём к оператору проводной связи и запрашиваем распечатку звонков? – неожиданно резко вскочил Саша с поднятым вверх пальцем и видом «Элементарно, Ватсон!»
– Неплохой вариант, но это уже ни к чему. Этих данных вполне хватает. Быстрый обыск, пока человек пребывает в шоке от того, что к нему в квартиру ворвалась полиция, нахождение далеко не фруктов в коробках и арест. Если он попытается сопротивляться, то предъявить ему подделку договора. Задание можно считать выполненым.
– То есть точно ты не знаешь, он это или не он? – разочарованно откинулся он на сидение.
– Он это или не он что? – утвердительно ответила я.
– Он ли украл тридцать килограмм наркоты из фуры.
– Не он.
– А кто? И почему ты дала ориентировку именно на этого человека? – изумился Саша. – Ты его подставить решила?
– Мне поручили найти товар, а не тех, кто украл. Формально, хозяин квартиры пособник, значит виновен и никого я не подставляла.
– Неужели тебе не интересно кто украл коробки?!
– Нет, с чего бы меня это интересовало? Это не моя работа! Воры, чтобы они не воровали, это не моя проблема. Я нашла соучастника. Я нашла товар. На этом моя работа закончена. Заметь, мне даже не нужно выезжать на задержание.
– Мне кажется, ты знаешь больше, чем говоришь. Ты же понимаешь, что если ты ошиблась с выбором района, то всё неверно и ты обвинила ни в чем неповинного человека! – завёлся он.
– Не нужно паники. В его квартире просто проверят коробки, возможно, зададут пару вопросов и всё. Его никто не тронет, если он не виноват.
– Точно? – весь его вид выражал надежду.
– Точно. Но ты не особо надейся – я практически уверена, что он преступник.
– Расскажешь потом, чем это дело закончилось?
– Могу хоть сейчас позвонить своему, так называемому, начальнику и узнать.
– Не рано? – с сомнением спросил он.
– Мы уже довольно долго разгадываем эту загадку. Думаю, что он уже всё нашёл или, как минимум, приехал на место. Звонить?
– Нет, лучше расскажи, какие шаги ты ещё предпринимала, чтобы найти товар. – Ты пытаешься тянуть время?
– Отчасти, да.
Я надолго задумалась. Ведь и правда, весь успех моих операций составляет не только умение анализировать, но и работа других лиц. Несколько лет назад я собрала себе небольшую команду и поручаю им мелкие задания, вроде слежки, установления прослушки, а иногда и моей охраны. Я сама лично тренировала этих людей, передала им свои знания и мудрость. На службе никто не интересуется моими помощниками, за что я им очень благодарна.
– Ты снова уснула? – толкнул меня Саша. – Так кто тебе помогает?
– Да не важно кто, – отмахнулась я.
– У тебя есть напарник?
– Нет, на службе я работаю одна.
– Значит это человек со стороны. Есть кто-то, кому ты очень сильно доверяешь? – с поднятыми бровями и улыбкой до ушей спросил друг.
– Есть, но этот человек мне не равен, – криво усмехнулась я.
– А я? Я равен тебе?
– Это смотря в окружении кого мы находимся.
– Сейчас. Сейчас мы равны?
– А это смотря кого я хочу или кого вынуждена из себя строить.
– И что это значит?
– Это значит, что ты уже лезешь туда, куда не нужно, – я сказала это тоном, который не требовал дальнейших споров.
– Хорошо, в конце концов, твои загоны – это исключительно твои проблемы, – миролюбиво поднял он руки над головой. – Говорил мне дед, что работа в МВД тяжёлая для мозга, но я ему не верил. А ведь ты работаешь там даже не полгода.
– Я работаю там почти три года, – слова вылетели быстрее, чем я успела понять, что говорю.
– Что? Три года? Ты сказала, что недавно устроилась туда, проходила какие-то тесты и поэтому не могла ходить на пары около месяца, – казалось, что Сашу ударило молнией.
– Я уезжала тогда, – отступать и врать оказалось поздно.
– На задание? – начал он меня пытать.
– Нет, у меня был отпуск и я моталась по своим делам, – изо всех сил я старалась сохранять спокойствие.
– Где-то в начале второго курса ты не появлялась на парах весь сентябрь. Ты тогда устроилась на эту работу, верно? – вспоминал Саша.
– Верно. Точнее… Не важно.
– Ладно, пусть не важно, но для чего надо было врать?
– Потому что мне вообще запрещено было рассказывать, что я там работаю! – вспылила я.
– Почему?
– Потому что меня приняли туда по блату. Сам подумай: как могли взять человека без образования? В начале я там почти не появлялась и ничего не делала – мне боялись поручать задания. Однако, потом эта часть моей жизни начала занимать всё больше времени. Я не могла сосредоточиться на том, что для действительно меня важно и взяла отпуск. Я месяц моталась по разным городам и кое-что искала. Я поняла, что кто-то всё равно будет расспрашивать где я была и решила отвечать правду. Пусть эта правда и не была уже актуальна.
– Знаешь, это звучит очень странно и ненормально.
– Да, я знаю, но мне действительно нельзя было рассказывать.
– А что, этот запрет сняли после двух лет? – язвительным тоном спросил он.
– Нет, не сняли. Или я об этом не знаю.
– Тогда почему решила рассказать?
– Надоело врать.
– Но это ведь тоже было враньем!
– Ты помнишь, что ты спросил? Помнишь, ты задал вопрос где я была? – я проследила его реакцию и увидела короткий кивок головой. – Ты же не спросил, где я была в январе на четвертом курсе. Может я глупая и подумала, что ты про сентябрь-октябрь второго курса! – весело сообщила я.
– Отличная отмазка, – Саша моего оптимизма не разделял и выглядел крайне недовольным.
– Это не отмазка. Это предположение. Такое и правда могло быть. В конце концов, нужно правильно формулировать вопросы, а то не всегда понятно! – продолжила я спокойным и весёлым тоном, но внутри кипела буря – не так уж и приятно, когда важные и близкие для тебя люди обвиняют во лжи. Наверно, это вполне заслужено.
– Но люди ведь не компьютеры. Люди обладают эмпатией и понять, что вопрос был задан про ближайшую дату не составит труда.
– Не все люди обладают эмпатией.
– Мы знакомы не первый год, далеко не первый год и я прекрасно знаю, что эмпатия у тебя есть и, чует моё сердце, ты прекрасно поняла о каком промежутке времени я спрашивал, – с негодованием подвёл он итог.
– Да конечно поняла, но ответ “уезжала” тебя не удовлетворил и, чтобы избежать дальнейших расспросов, я ответила правду. Да, немного не вовремя, но я рассказала правду.
– Нет, ты это тоже не правда. Не вся правда. Ты же сказала, что тебя устроили по блату, а мне говорила, что проходила какие-то тесты, – я оценила его попытку уколоть меня.
– Отлично, но ведь блат не означает, что мне не нужно проходить испытания. В таких органах есть блат, но это ведь не значит, что туда берут всех подряд. Хотя иногда мне и такое кажется.
– Ну, предположим, – нехотя согласился он. – Предположим, что у тебя было только собеседование по блату, а всё остальное ты сделала сама.
– Именно так, – победно подтвердила я.
– Ладно, всё равно я не понимаю, что ты скрываешь, но если для тебя это так важно, то твоё право, – махнул он рукой.
– Я бы очень хотела рассказать тебе правду, но не могу. Есть одна часть моей жизни, о которой лучше не знать гражданским, то есть обычным людям. Эта часть моей жизни ещё не история, ещё не закончена и от того она может быть опасна.
– Какие-то тайны, загадки, раскрытие дел, полиция – какой-то безумный ад! – Саша закрыл лицо руками и сделал шумный выдох.
– Да, это и правда ад, но также это моя жизнь. А тебе что, совсем скучно стало?