– А ты не слишком-то пунктуальна.

К ужину Мишель переоделся в белую рубашку, распустил волосы и снял очки, от чего его облик казался каким-то торжественным. Я же так и осталась в своём растянутом зелёном свитере и джинсах. Вместо ответа я пожала плечами и притянула к себе стейк из лосося. Помимо него на столе стояли овощной салат, какие-то булочки и вино с вычурной этикеткой на французском. Мишель отложил свою книгу, как оказалось ту самую, что я однажды видела на скамейке, и тоже взялся за стейк.

– Это миссис Беккер приготовила для нас, – зачем-то пояснил он. – Наверное, боялась, что сами мы с ужином не справимся.

– Скорее, она боялась за свою кухню.

– Это на неё похоже.

После того, как мы разделались со своими порциями, повисла неловкая пауза. Вроде бы говорить должен был он, но почему-то смотрел так, будто это я должна что-то сказать.

Ты правда не… Неужели? Нет?

Более того, он убрал волосы за уши, чуть навалился на стол и поддался вперёд, словно для того, чтобы мне было удобней его рассматривать. А я, честно говоря, как раз старалась не смотреть на него всё своё пребывание здесь. Это как какой-то эффект зловещей долины: ты смотришь и видишь, что он очень красив, но несмотря на это, впечатление от него очень неприятное и тяжёлое. Мне вообще не нравится находиться в компании красивых людей, но дело тут не только в красоте. Аня, скажем, тоже сногсшибательно выглядит. Но находиться рядом с ней легко, её красотой не ослепляет. В случае с Мишелем чувствуется несоответствие оболочки с содержанием. Как я уже говорила, он фальшивый. А просто красивой картинкой меня не проймёшь. Когда недолюбливаешь отражения, вообще легко заглядываешь глубже, минуя поверхность. И неужели он не чувствует это, неужели он не чувствует, что я его вижу?

– Ладно, Полли, давай начистоту. Во-первых, ты сегодня никуда не уедешь.

– Что?! Почему?

– Бран звонил, у него сломалась машина. Аня и Питер переночуют в гостинице, а завтра Бран сможет привезти их вместе с миссис Беккер. Поэтому эту ночь ты ещё проведешь здесь…

Не уехать, не сбежать, не отпустит, он не позволит! Стало совсем темно, а в доме зажечь свет некому. На столе три свечи, позади перевоплощающийся к ночи лес, впереди пустой тёмный дом – логово, но не моё. А на против он – прекрасный принц, забитый под завязку чем-то тягучим, чёрным и ядовитым. Сердце у меня сжалось, но виду я не подала. Одна дурная мысль сменялась другой, пока я не поняла, как это произошло. Господи, Питер, неужели ты ночью выходил к Мишелю, чтобы доложить о моём намерении уехать?! А он то уже позаботился о том, чтобы даже миссис Беккер не мешалась здесь. Что он замышляет?

– И раз уж мы завели об этом речь, скажу прямо, Полли, мне бы не хотелось отпускать тебя. Ты вроде только начала осваиваться, мне не нравится мысль, что придётся искать нового человека и всё сначала… Ты должна понимать это.

– Но не понимаю.

– В чём дело? Почему ты приняла такое решение?

– Могу я узнать для начала, что всё-таки произошло сегодня на кухне?

Он откинулся назад и закусил губу. Мишель слегка нервничал, но изо всех сил старался не показывать это.

– Можешь считать, что это было видение. Безобидное и ничего не значащее. А самое главное – оно предназначалось мне. Почему ты тоже поучаствовала в этом – для меня большая загадка. Но мне понравилось.

– Что понравилось? – спросила я, голос у меня почему-то хрипел и дрожал.

– Понравилось быть там вместе.

Не одному.

– Что ж, Мишель, возможно, именно по этой причине мне и не стоит задерживаться здесь. Видения, пропадающие гости, лес, в котором легко найти свою гибель, ночные скрипы – всё это воспринимается здесь, как что-то обычное. А это не нормально. И это пугает меня.

– Скрипы половиц или что-то такое?

– Скрипы, которые я слышу каждую ночь из соседней комнаты, из той, что всегда заперта. В коридоре их не слышно, я проверяла.

– Пустяки, это не должно тебя пугать. – Он наполнил свой бокал и налил мне, хотя я ещё в самом начале сказала, что не хочу. – Знаешь, Полли, ты ведь сама многое недоговариваешь. В сущности, что тебе до скрипов, гостей и чужих видений? То, что нужно тебе – на поверхности. А ты слишком глубоко ныряешь. Будь осторожна, милая, однажды тебе не хватит воздуха в лёгких, чтобы всплыть обратно. – От слов Мишеля у меня по спине пробежали колючие мурашки.

– Это оно и есть. Я тону. – Я опустошила бокал, вино оказалось ежевичным.

– Тонешь, Полли. И пансионат тут совершенно ни при чём. Ты носишь болото в себе. Не важно, где ты будешь – оно будет там же. Можешь уехать отсюда завтра, можешь даже попробовать уйти сегодня пешком, но только что это изменит на самом деле?

– Не говори так, будто знаешь меня.

– Что ты, Полли, это твоя работа. Правда? Я злой и двуличный, миссис Беккер чопорная и требовательная, Питер беспечный и шумный, а Аня милая и пустая, так? Разве это не ты делаешь вид, что всё про всех знаешь?

Как же мерзко! Он каким-то образом узнал мои мысли и совершенно перековеркал их. Но оправдываться я не стала. На счёт себя и Беккер он оказался прав.

– И я не буду даже спрашивать, какие цели ты преследовала на самом деле, когда отправлялась сюда. Это не моё дело. Если хочешь отыскать какие-то ответы, я не буду препятствовать. Только не влезай в не предназначающееся тебе видения. И…не уезжай. – Он положил голову на ладонь и улыбнулся. – Не уезжай. Здесь снова станет тоскливо.

– Почему гости так внезапно отбывают? – Я не стала подыгрывать его самодовольству.

– Почему мы снова говорим об этом?

– А о чём нам говорить? Если я планирую остаться здесь ещё на какое-то время, я должна быть уверена, что здесь не пропадают бесследно люди.

Мишель запрокинул голову и неожиданно расхохотался. Знать бы, что его так развеселило.

– Идём, хватит сидеть здесь с серьёзными лицами и разговаривать про всякие глупости. – Он взял со стола вино и вышел из беседки. – Идём-идём.

Так мы оказались на каменной скамейке. Бокалы остались на столе, поэтому распивать вино пришлось прямо из горлышка. Если бы с утра мне кто-то сказал, что вечером мы будем сидеть с Мишелем напротив леса и напиваться из одной бутылки, я бы позвонила в психиатрическую клинику и попросила срочно выслать специалиста для этого безумного человека.

Не знаю, может, так действовало вино, но мне отчего-то было очень тепло. Вечер был ветреным, а мне тепло. Голова немного кружилась, но тепло. На сердце не спокойно, но тепло… Лес не пугал. Может, всё ещё маскировался, а может, и правда был самым обычным. Мишель время от времени напряжённо вглядывался в него, будто ждал, что оттуда может кто-то выйти. Возможно, эта чёртова скамья совсем не случайно так расположена?

– Кого ты хочешь там увидеть? Зверей, которым скормили грехи? – задиристо усмехнулась я. – Это ничего, что я так неформально?

– Мне двадцать семь, я старше тебя всего на два года.

– Я говорила о субординации…

– В нерабочее время – это приемлемо. Так ты тоже знаешь эту легенду?

– Питер рассказал. Глупость полнейшая.

Я запрокинула голову к небу. Звёздная июльская ночь. Уже ночь… Голова закружилась, я резко потрясла ей. Мишель поставил в сторону опустошённую бутылку и лукаво улыбнулся:

– Так ты полагаешь, что никакой опасности нет?

– Разумеется, есть. Опасность буквально повсюду… – Теперь я конкретно плыла. Скамейка вдруг оказалось вязкой и мне начинало казаться, будто я в неё проваливаюсь.

– Хочешь, я расскажу, как всё было на самом деле? – Мишель между тем опьяневшим совсем не выглядел, правда, он моментами двоился, а голос его то и дело обзаводился эхом, но он, скорее всего, об этом не подозревал.

– Выкладывай, ненавижу тайны. Пусть станет хоть на одну поменьше…

– Эта детская страшилка основана на правде. Когда-то в этих краях практиковался похоронный ритуал: покойнику на грудь клали хлеб или другие угощения и звали Пожирателя грехов. Он съедал предложенную еду, забирая таким образом грехи усопшего себе, ему за это платили, а потом прогоняли плевками. Обычно в каждой деревне был свой Пожиратель. Они жили обособленно, простые люди старались избегать их.