Улетающий коллектив, увидев в числе оставшихся эту троицу, дико заволновался, поняв, что их в очередной раз обманули, увозя в соцлагерь на ночь раньше, а "этих" интриганов ждет в Цюрихе неслыханный разврат. Но... было поздно, и коллектив ушел на посадку.

Сбившись в привычную кучку, транзитная группа стала обсуждать свою ночную жизь. Мнения разделились. Богемная часть оставшихся умоляла идти к пограничникам и требовать ночной визы для выхода в не менее ночной заманчивый Цюрих. Более осторожная и идеологи-чески подкованная часть транзитных пассажиров умоляла не суетиться, а сразу ложиться на полу в семь часов вечера среди хрустального аэропорта, что было тоже рискованно, и поэтому пошли под руководством якобы немецкоговорящего Намиота требовать ночной визы. Здесь должен честно сказать, что нынешнее огульное пренебрежение к сопровождающим лицам по меньшей мере неинтеллигентно.

Разные люди нас сопровождали, разные у них были обязанности и разные характеры и, главное, неспокойная жизнь. Без чувства юмора такая работа, мне кажется, вообще смертельна. Когда посоветовавшаяся команда решила идти к пограничникам за визами, оказалось, что милый Слава, прикрепленный к оставшимся, от усталости и волнений заснул на кресле рядом с собранием и тем самым перестал бдить. Сволочи артисты моментально нашли кусок картонки и, написав: "Славик! Мы все остались в Швейцарии!" - пошли требовать выхода на панель. Когда через полчаса эта футбольная команда с коллективной бумажкой на право выхода в Цюрих до четырех часов утра победно возвращалась к Славику, предвкушая картину встречи, глазам изумленных шутников предстал спокойно спящий Славик, у которого на груди висел наш плакат, перевернутый на другую сторону, с короткой надписью: "Я с вами!"

Учитывая, что все это происходило за очень много лет до начала шабаша гласности и вседозволенности, ответный юмор Славы выглядел мужественно... Ночной Цюрих оказался довольно постным после Италии, и если не считать часов и бриллиантов в витринах каждого второго магазина (а сосчитать их действительно невозможно), ночной поход несколько разочаровал команду, и мы даже досрочно вернулись в ночной аэровокзал, где движение самолетов приостановилось и шла тихая уборочная жизнь. Бесшумные пылесосы в руках элегантных лордов пытались высосать что-то из мягких ковров, тихо играла неземная музыка, и горсточка прославленного коллектива стыдливо приблизилась к единственному работающему в три часа ночи бару... Решение было такое: при помощи Намиота и Кремера, которые в складчину могли чего-нибудь сказать по-немецки, просить холодной воды со льдом и запить этой водой один кекс, случайно вынесенный кем-то с рейса Милан - Цюрих. Всухую этот группенкекс съесть было невозможно, да и пить хотелось. Переговоры с барменом были долгие не только из-за слабого знания немецкого языка ходоками, но и из-за полного непонимания барменом смысла просьбы. Он начал предлагать любые прохладительные напитки, включая пиво и джин-тоник, но стойкие Намиот и Кремер снисходительно объясняли бармену, что валюты временно нет. Тогда бармен, сообразив, что мы транзитные пассажиры, неспешно сказал, что можно платить любой валютой. На что ходоки снисходительно объяснили, что у господ нет никакой валюты. Бармен опять не понял и спросил, откуда свалился ему на голову этот ночной табор. Ему с гордостью показали советский паспорт. Он вздохнул и сказал, что, учитывая сложность ночной ситуации, он готов из сострадания и для экзотики напоить коллектив сырой водой на советские деньги. На что ходоки, ухмыльнувшись, сказали, что и советских денег ни у кого нет, так как последнюю святую тридцатку, разрешаемую в те годы для вывоза из Страны Советов, все давно обменяли на какую-то итальянскую мелочь. Тут бармен на глазах стал мутиться разумом, так как не мог себе представить, что в конце XX века, ночью, в центре Европы стоят в баре десять взрослых, более или менее прилично одетых мужчин, не имеющих ни одной монеты ни в одной валюте мира, вплоть до монгольских тугриков. Надо оговориться, что вины в этом не было ничьей, ибо посадка в Цюрихе была вынужденная, - лиры кончились, а кроны, естественно, еще не начались. Бармен ошалело оглянулся и принес на подносе десять хрустальных бокалов со льдом. Благодарный и благородный Кремер, подмигнув коллективу, вынул из глубоких штанин заветный металлический рубль с Ильичем на фасаде и торжественно вручил бармену. Бармен осторожно взял монету, взглянул на барельеф и, с восторгом пожав Кремеру руку, воскликнул: "О! Муссолини!"

Оскорбленный коллектив расположился на водопой, одновременно приглядывая места для ночлега. Перед залеганием в кресла состоялась еще одна летучка. На повестке ночи стоял вопрос о проникновении в сортир, где дверь открывалась при помощи опускания какой-то мелкой монеты в щель. Кремер категорически отказался еще раз обращаться к бармену, и пошел один Намиот. Что он говорил бармену, осталось навсегда тайной, ибо Намиота давно нет среди нас, а бармен, очевидно, после этой ночи попал в психушку и у него тоже правды не добьешься, но вернулся Намиот с мелкой монетой. Вторая задача состояла в том, чтобы пропустить через одну монету всех гастролеров. И тут неожиданно ярко и смело повел себя директор театра. Он сказал, что дверь эта, очевидно, на фотоэлементе и если при первом открывании этот элемент обнаружить и перекрыть, то дверь останется открытой на любой срок, а учитывая однополый состав страждущих, стесняться тут нечего. Дверь открыли монетой моментально, обнаружили под верхней фрамугой элемент. Наиболее цепкий партийный рабочий сцены повис на двери и телом перекрыл глазок. В солдатском порядке, быстро и организованно, прошла процедура, и удовлетворенный коллектив расположился на заслуженный отдых, закончив свое путешествие по Швейцарии.

Об этом пока все. А сейчас, Борис Михайлович, я хочу перебросить Вас в сферу, о которой даже ты знаешь меньше, чем я, ибо перестал посещать кинематограф, когда он был еще "великим немым", а я знаю его уже озвученным.

Итак:

ПРОБЫ СТАВИТЬ НЕГДЕ

Год рождения - неразборчиво.

Рост - 185 сантиметров.

Волосы - шатен светлый.

Глаза - карие, в сединку.

Владение языками - английский, немецкий, французский, испанский в совершенстве. Польский - хорошо. Финский - слабо. Турецкий - говорю, но не читаю. Корейский - читаю, но не перевожу. Хинди - слышу, но не понимаю.

Каким видом спорта занимаюсь - мотоцикл, стрельба, травяной хоккей, первый разряд по стоклеточным шашкам, чемпион страны по бобслею...

Танцы - все бытовые танцы.

Музыкальные инструменты - арфа, ксилофон, трехрядка в пределах музыкального училища и т.д.

Это не история болезни и не анкета супермена. Это типичная "учетная карточка" актера из картотеки "Мосфильма". Безнадзорно и самостоятельно заполняя свою "карточку", актер наивно (общеизвестно - актер как ребенок...) верит в свои "показания", верит в магическую силу "учетной карточки", так как актеры в большинстве своем хотят сниматься в кино, и в этом наивном (они ведь что дети...) желании их не стоит переубеждать и презирать - просто актер научен горьким опытом, старается вырасти в своих собственных глазах, сделаться "подходящим" к кино... и его можно понять...

...Тр-р-р-р... (это звонит телефон, как правило, в семь часов утра).

- Здравствуйте! С вами говорят со студии из киногруппы "Пусть всегда будет мама". Антон Андреич (Андрей Александрович - поправляет разбуженный) - ах, извините, здесь в картотеке стоит просто А.А., - так вот, Андрей Антоныч, у нас к вам интереснейшее предложение - сыграть в картине эпизод эпизод сквозной, через всю комедию. Как у вас со временем, сегодня утром?

- У меня репетиция, - отвечает разбуженный.

- Видите ли, обязательно нужно приехать сегодня - на вас хочет посмотреть режиссер!

- А почему возникла моя кандидатура - он меня знает?

- Да, - уклончиво отвечает голос. - Он заинтересовался вами и просил переговорить.

- А кто постановщик?