Папа, папа, бедный папа,

Ты не вылезешь из шкапа,

Ты повешен нашей мамой

Между платьем и пижамой.

(Название черной комедии реж. А. Маккендрика, 1967)

1

В тот вечер у дверей закрытого клуба «Lost in Paradise» 1 царило необычайное оживление. Десятки людей в карнавальных костюмах и масках со смехом принимали чудаковатые позы перед кучкой репортеров, а те энергично нацеливали на них объективы фотоаппаратов. Гости предстоящей вечеринки развлекались таким незамысловатым способом, ожидая, когда два дюжих охранника начнут их впускать по билетам.

Билеты эти, снабженные особыми водяными знаками, напечатали ограниченным тиражом специально для сегодняшнего мероприятия. На нем должен был инкогнито присутствовать сам король русской эстрады Филипп Киркоров. Говорили, что в живописном городе S. «звезда» планирует совместить гастроли со съемками нового видеоклипа. Предполагалось, что в клипе, неустанно сменяя друг друга, будут появляться и исчезать причудливые персонажи венецианского карнавала. Певец попросил организаторов устроить маскарад в одном из элитных заведений города, чтобы тайком выбрать удачные образы.

Чуть поодаль от шумной толпы стояла парочка, одетая скорее изысканно, нежели броско. Лицо мужчины в черной треугольной шляпе и длинном, до пят, черном плаще скрывала белоснежная атласная маска с резко очерченным профилем и глубокими впадинами для глаз. Изящную фигуру его спутницы подчеркивало «шахматное» черно-белое платье с лифом без рукавов. Серебристая маска, кое-где акцентированная хрустальными бусинами и увенчанная пышными белыми перьями, прикрывала лицо молодой особы на три четверти: ее чувственный рот оставался открытым. Время от времени губы дамы раздвигались в ироничной полуулыбке, и она негромко комментировала наряды приглашенных.

– Я недавно слышала, будто бы в городе совсем перевелись идиоты, – вполголоса сказала она, с любопытством провожая взглядом вновь прибывшего гостя – вульгарно накрашенного парня в образе Мэрилин Монро, – но вот гляжу на этого милашку, и меня одолевают сомнения.

– Дорогая, будь добрее к людям, – с коротким смешком, приглушенным маской, отозвался ее кавалер, – бедняга не виноват в том, что у него нет чувства стиля.

– Ну ладно этот нелепый трансвестит, – не унималась дама, – у мужчин вообще со вкусом проблемы. Но как женщина – вон, гляди, у самой двери, первая рвется в бой! – как может женщина напялить такое? Разве это шляпа? Это какой-то катафалк с кладбищенскими васильками! У этой толпы странные представления о карнавальных костюмах. Могли бы ради интереса заглянуть в Интернет, увидеть настоящую венецианскую маску.

– Да ладно тебе, – засмеялся мужчина, приобнимая спутницу за талию, – тебя послушать, так только у нас двоих правильные костюмы.

– А что поделать, Антонио, если так оно и есть? – воскликнула дама, тряхнув перьями на голове. – Хотя нет – видишь вон того человека в маске с длинным носом? Это классический образ венецианского карнавала – «Доктор чумы».

– Мрачноватый персонаж для праздника, – поежившись, отозвался Антонио. Он медленно окинул взглядом мужчину с хищным клювом – тот как раз проходил мимо и на секунду повернул к ним лицо в зловещей маске с огромными круглыми глазами. На голове у него красовался высокий черный котелок, а худощавое тело полностью скрывал черный плащ, отчего человек еще больше походил на жутковатую долговязую птицу. В руках «доктор» держал длинную трость. Поравнявшись с Антонио, он внезапно протянул к нему трость и ловко схватил его запястье загнутой ручкой, отвесив изящный поклон. Тот от неожиданности вскрикнул и отскочил в сторону, так как почувствовал, что острая металлическая поверхность оцарапала ему кожу. Человек в птичьей маске расхохотался и неторопливо пошел дальше.

2

Организаторы гастролей Филиппа Киркорова выбрали для маскарада клуб «Lost in Paradise», потому что старинное здание, в котором он располагался, обладало рядом примечательных особенностей. Двухэтажный дом стоял в исторической части города – особняком, вдали от прочих строений. Новые хозяева тщательно отреставрировали полуразрушенное здание и оснастили его по последнему слову клубной культуры. Однако у них хватило ума сохранить дивную архитектуру постройки – своенравная стилистика начала двадцатого столетия осталась нетронутой.

Проходя сквозь тяжелые входные двери с резными обрамлениями, человек попадал в огромную залу с мраморным полом. Массивные витые колонны подпирали лепной потолок. В центре его матово поблескивала исполинская люстра из муранского стекла. На стенах между стрельчатыми окнами висели торжественные зеркала ушедших веков. Когда же посетитель поднимался по широким каменным лестницам на верхний этаж, его словно засасывало в иное измерение пространства и времени. Внезапно он оказывался в ультрасовременном интерьере с его «кислотным» светом и хищно сверкающими поверхностями. Футуристическая мебель не имела ни одного прямого угла – казалось, она растекалась в невесомости. Потолок – то ли опрокинутое ввысь океанское дно, то ли преддверие ада – тоже подпирался колоннами, которые походили на мерцающие корпуса космических кораблей.

Готовясь к «венецианской» вечеринке, дизайнеры до неузнаваемости преобразили пространство помещения. С помощью передвижных панелей, легких экранов и искусного света они превратили нижний этаж в палаццо – итальянский дворец с анфиладами комнат, с множеством дверей, галерей и бесконечных лабиринтообразных коридоров. Одни из них вели в новые залы с холодноватым убранством, а другие приводили к ложным дверям, за которыми ничего не было.

Когда гостям наконец-то позволили войти, на всех экранах разом вспыхнули видеопроекции. Повсюду были грандиозные виды Венеции. Каналы и дворцы, неторопливые гондолы и юркие вапоретто, храмы и площади – все это кружило голову и зачаровывало своей вневременной красотой. В других комнатах демонстрировали фрагменты из цветной и черно-белой киноклассики: «Всё о Еве», «Венецианский купец», «Дети райка», «Смерть в Венеции». Некоторые экраны казались цельными, но в действительности состояли из тонких ниспадающих полос – через них можно было легко проскользнуть в соседнее помещение.

Веселая толпа рассыпалась повсюду с шутками и возгласами восхищения. Люди искали все новые комнаты, припрятанные в изысканном лабиринте дворцового пространства. Персонажи в костюмах и масках иных эпох появлялись в залах неожиданно, как привидения, и исчезали, «просачиваясь» сквозь экран. Порой их было невозможно отличить от героев кинопроекции – настолько удачно они вписывались в иллюзорный интерьер.

– Ну как тебе здесь, Антонио? – с улыбкой поинтересовалась дама. – Нравится?

– Ты еще спрашиваешь! – воскликнул тот. – У меня ощущение, будто я попал в какой-то фильм.

– Смотри не увлекись, – пошутила та. – А то растаешь, как только отключат проекторы.

– Да ну тебя, Коломбина, 2 – фыркнул Антонио. – Давай пойдем наверх, посмотрим, что там…

3

Побродив немного среди колонн-обманок и попытавшись открыть несколько фальшивых дверей, они наконец вышли к помпезной каменной лестнице, что вела на второй этаж. В центре ее неподвижно стоял человек в маске «Доктора чумы», тот, что неприятно взволновал Антонио на улице. Когда элегантная пара поравнялась с ним, он неожиданно обратился к даме.

– Мадам, – сказал он голосом, утерявшим свои естественные краски за слоем папье-маше, – мы ведь с вами уже встречались?

– Конечно, – с улыбкой ответила та, – прошлым летом в Мариенбаде.

– Ну разумеется, – чуть громче, но так же бесцветно воскликнул «доктор». – Я прекрасно помню эти белые перья, вы лежали среди них в своей постели. Рядом с дверью было большое, огромное зеркало, и вы его почему-то боялись…