Я не знаю, что делать с чувством тревоги. Пожалуй, чтобы оно оставило меня в покое, мне стоит увидеть детей. Я должна знать, что с ними все в порядке.

– Скажи, – снова обращаюсь я к Ноа, – я могу увидеть детей? Может, есть способ выйти с ними на связь?

Ноа усмехается. Видимо, моя идея выйти на связь с детьми, пока я нахожусь между жизнью и смертью, показалась ему смешной.

Я смотрю на него умоляющим взглядом. Мне очень нужна его помощь. И он это знает. Его усталый взгляд говорит о том, что через него уже успели пройти десятки таких, как я. Наверное, он бы хотел мне помочь. Но десять лет маргинальной жизни напрочь лишили его нежности, трепета и сочувствия. Я для него лишь одна из многих потерянных душ.

– Ты сможешь наблюдать за своими близкими не более пяти минут в день, – равнодушно произносит Ноа. – По ноутбуку.

От удивления я слегка поднимаю брови. Как я смогу наблюдать за близкими по ноутбуку? Он что, подключен к земному миру?

– Сцены выбираются рандомным способом, – продолжает Ноа.

Я киваю головой. Мой взгляд рассеянно блуждает по кухне. Я пытаюсь собраться с мыслями и сосредоточить свое внимание на экране ноутбука. Тщетно. В моих глазах все плывет: словно дом, в котором я оказалась, размыло водой. Когда мне, наконец, удается зафиксировать взгляд на экране, я вижу, что он абсолютно пуст. На нем нет ни папок, ни файлов, ни логотипов – ничего того, что напомнило бы мне о моей земной жизни.

– Как такое возможно? – спрашиваю я Ноа.

Он пожимает плечами. Видимо, мне не стоит этого знать. Главное, я смогу наблюдать за детьми.

– А мои книги? – вдруг осеняет меня. – Я хочу знать, что их покупают. Кроме того, я бы хотела продолжать писать рассказы о Мисс Смузи. Когда я не пишу, мне плохо. Понимаешь?

Я смотрю на Ноа, и мой взгляд призывает его проникнуться ко мне пониманием и сочувствием. Каждый день я должна писать хотя бы пару страниц. Я пишу всегда и при любых обстоятельствах: когда в мире творится полная неразбериха, зимой, летом, в часы отчаяния и даже в отпуске.

– Ты можешь писать на ноутбуке, – спокойно отвечает мне Ноа. – Все твои файлы будут сохраняться в облако. Если ты вернешься к жизни, то сможешь найти их на своем земном ноутбуке.

Если я вернусь к жизни? Значит, есть вероятность, что этого не случится? Интересно, что плохого я сделала? И почему застряла между Небом и Землей? Я никогда не вела чересчур праведный образ жизни, но и грешницей меня назвать нельзя. Я не курила, пила только вино, максимум два-три бокала и те по праздникам, не ругалась матом, заботилась о детях, старалась побороть ненависть к матери, одно время, когда наша с Илаем жизнь была полной чашей, даже занималась благотворительностью! Не думаю, что с моим моральным обликом все так сложно, что меня нужно держать здесь десять лет – как несчастного Ноа. Я бы не хотела стать похожей на него. Судя по его равнодушному взгляду, у него совсем на осталось эмоций. А может, он просто вынужден сохранять спокойствие рядом со мной? Все-таки я здесь впервые. Если он будет нервничать, его состояние передастся мне и я, наверняка, натворю глупостей.

– Знаешь, я думаю, на сегодня достаточно новой информации, – говорю я и мой взгляд снова начинает блуждать по кухне.

Интересно, где здесь ближайший магазин? Впрочем, зачем мне питаться, если я все равно не чувствую вкусов?

– Ты можешь брать еду на центральном рынке, – вдруг говорит Ноа, словно прочитав мои мысли, и его лицо расплывается в блаженной улыбке. – Там есть все, – продолжает он, – от молока и хлеба до морепродуктов и сладостей. Я хожу туда каждый день. Кстати, мой тебе совет: есть как можно больше изысканной еды – такой, которую ты не пробовала, живя на Земле. Так ты быстрее снова научишься воспринимать еду на вкус.

Я неуверенно киваю. Надо будет попробовать. В конце концов, здесь у меня будет полно свободного времени. Мне не нужно будет отвозить детей в школу, убираться, стирать, ездить по магазинам, спорить с Илаем, выходить на связь с Полом, когда его в очередной раз осенит новая гениальная идея. Я смогу посвятить себя писательству, готовке и расслаблению. И хотя мне безумно жаль, что я оказалась вдали от дома и детей, в каком-то смысле отдых между двумя мирами может пойти мне на пользу.

– А могу ли я посмотреть сцену из жизни моих близких прямо сейчас? – спрашиваю я Ноа и смущенно отвожу взгляд.

Наверное, просмотр жизни на земле происходит по строгому расписанию. Но я понимаю, что если не увижу кого-то из близких прямо сейчас, то просто сойду с ума.

Ноа пожимает плечами. Затем взмахивает рукой, и на экране ноутбука появляются десятки видеофайлов. Ноа нажимает на тот, что находится в верхнем левом углу. Начинается воспроизведение. Я вижу Дороти и Барни, сидящих в неизвестной мне комнате, Илая и… проклятую Нэнси. Черт. За ней наблюдать я вовсе не планировала. Мне плевать, что происходит в ее жизни – даже если она находится рядом с моими детьми, что само по себе недопустимо. Дороти и Барни выглядят напуганными. Если бы я только могла сказать им, что со мной все хорошо и что совсем скоро я планирую вернуться домой. Илай смотрит на них с беспокойством в глазах. Видимо, он не знает, как сообщить им, что я нахожусь в коме. Проклятая Нэнси делает вид, будто расстроена. Но в глубине души она безумно рада, что я временно исчезла из ее жизни, я уверена. Такие, как Нэнси, неспособны ни на сочувствие, ни на настоящую любовь. Наверняка, она готова танцевать от счастья, но боится, что если даст волю своим истинным эмоциям, Илай ее не поймет. Все же он немного расстроен. Я это вижу.

– Ваша мама…, – рассеянно произносит Илай, и тут же запинается, начиная мысленно подбирать подходящие слова, – она…, – продолжает он, стараясь не показывать детям своего страха, – немного устала. Ей нужно поспать.

В этот момент проклятая Нэнси берет его за руку. Если бы я только я могла оказаться рядом с ней и вывести ее на чистую воду. Она ведь даже не думает поддерживать Илая – она лишь рисуется перед детьми, надеется заменить им временно отсутствующую маму, хотя и совершенно не подходит на эту роль.

Барни прижимается к Дороти. Он всегда ищет у неё поддержку. Он знает, что несмотря на все ее подколы и скверный характер, она ни за что не даст его в обиду.

– И долго она будет спать? – подозрительно спрашивает Дороти.

Илай молчит. Наверно, врачи сказали ему, что я могу и не очнуться. Он не знает, как ответить на вопрос Дороти. И я его понимаю. Будь я на его месте, я бы тоже не знала, что сказать.

– Мы пока не знаем, – говорит Илай после паузы. – Но я уверен, что с ней все будет в порядке и вы не успеете оглянуться, как она придет за вами.

Дороти пожимает плечами. Я впервые вижу страх в ее глазах. Моя девочка ничего не боится и верит в лучшее. Но мой внезапный уход вселил в нее страх. Как бы я хотела снова увидеть ее такой, какая она есть на самом деле: сильной, отважной, бесстрашной. Надеюсь, небесная администрация предоставит мне такую возможность.

– Если вам что-то нужно, – встревает проклятая Нэнси, – вы всегда можете обратиться ко мне.

Она улыбается отвратительной, неестественной улыбкой. Неужели она, в самом деле, думает, что мои дети проникнуться к ней теплыми чувствами? Я вижу, как они на нее смотрят. Она не вызывает у них ничего, кроме отвращения. И хотя я немного злюсь на них за то, что они ничего мне о ней не рассказывали, сейчас я готова расцеловать их за их стойкость. Они не поддаются на ее нарочитую улыбку и приторный тон. Они прекрасно понимают, что она – пустышка и в глубине души до безумия сочувствуют Илаю. Я это вижу.

Дороти мотает головой. С каждой секундой Барни все крепче прижимается к ее плечу. Так он чувствует себя спокойнее. Уж она-то защитит его от проклятой Нэнси.

Внезапно видео прерывается.

– Нет! – кричу я от неожиданности и начинаю судорожно водить рукой по тачпаду. – Мои дети! – восклицаю я и чувствую, как меня охватывает дрожь. – Я должна увидеть что-то еще, – отчаянно произношу я.