Прибалтийская фирма в качестве гарантии выставила аккредитив в одном из самых крупных московских банков, деньги по которому в течение одного рабочего дня переводились на счет конторы Костюка.

  Костюк, в свою очередь, взял на один месяц кредит в Сбербанке под залог своего пакета акций завода для подтверждения платежеспособности своей сделки с продавцами из Элисты.

  Поставка должна была состояться в течение двух недель и она состоялась в положенный срок. Однако подтверждения для оплаты аккредитива, в виде необходимых документов, из Прибалтики не пришло.

  Деньги фирме Костюка таким образом не были перечислены. А вот по краткосрочному кредиту Сбербанк по истечении срока пришлось отвечать.

  Костюк рванул в Прибалтику, но по адресу, означенному в контракте, была полузаброшенная общественная баня, неизвестно кому принадлежащая.

   В московском банке сообщили, что аккредитив был оформлен правильно, но, по его условиям, деньги возвращались обратно в прибалтийский банк в течение трех рабочих дней, если оттуда не поступят документы, подтверждающие получение товара надлежащего качества и в указанном объеме. Документы не поступили из Прибалтики и деньги были возвращены, какие к банку претензии, если вы, согласно письма прибалтийского покупателя, поставили вместо нефти - битум.

  Из Элисты пришло подтверждение, что поставка действительно состоялась, качество отгруженной нефти соответствует требуемой, деньги возвращать они не могут, так как с их стороны контракт выполнен полностью и в срок.

  Костюк схватился за голову - его чуть удар не хватил. Получается, что его банально кинул прибалтийский покупатель.

  Но банк, выдавший ему кредит на покупку нефти в Калмыкии, костюковские проблемы не интересовали и кредит следовало возвращать.

  Банк арестовал пакет акций Костюка, но, поскольку по просрочке валютного кредита (а в условиях тогдашней инфляции Костюк, чтобы не попасть на курсе рубля, кредит взял в дойч-марках, то есть в валюте) проценты были драконовские, а это значило, что стоимости его пакета не хватило для расчета по кредиту. Вдобавок, банк предложил купить весь заводской пакет, то есть и ту часть, которая принадлежала Смушкину.

  Цена, предложенная банком, была весьма скромной.

  Смушкин тогда проконсультировался как с юристами, так и со знакомыми "авторитетными бизнесменами" в лице одного депутата городского совета, (а другой консультант был просто бандит, но знавший нравы тогдашнего бизнеса досконально).

  Причем оба в один голос посоветовали согласиться, поскольку, по их информации, предложение поступило на самом деле не от банка, а от некоего очень могущественного лица из властных структур, а банк лишь выступал посредником сделки и, в случае отказа у Смушкина просто отобрали бы его пакет акций вплоть до силового варианта.

   А что такое силовой вариант в первой половине 90-х, Смушкин знал не понаслышке. Поэтому согласился и получил в результате практически те же деньги, за которые и был куплен им куплен заводской пакет акций без учета вложений Костюка.

  Костюк же вышел из сделки без копейки в кармане. Правда, живой.

  Он звонил потом несколько раз Смушкину, извинялся, униженно пресмыкаясь и просил дать денег или взять в дело опять.

  Но единожды солгав, кто ж тебе поверит!

  И Смушкин, таким образом, лишился очередного партнера. С той поры он дал себе слово, что отныне будет вести дела только в одиночку. И этого принципа с той незабвенной поры он придерживался всегда.

  Вот такие воспоминания извлекала память Сергея Борисовича Смушкина в период вынужденного безделья. От недостатка деятельности стала возвращаться тревога. Под ложечкой проснулась и начала развиваться тяжесть, переходящая в спазм, как предвестник стресса. Смушкин стал плохо спать. Появились сомнения в части выполнения договоренностей директором АСД-квант об особых условиях. Булкина, которой каждый день к вечеру звонил Смушкин, сообщала, что заявок на участие в аукционе нет.

  Так закончилась неделя.

  Проползли, зияя пустотой и бездеятельностью, выходные.

  Раны почти зажили и перевязки были более не нужны.

  Приближалось католическое Рождество.

  Двадцать второго числа к вечеру заехала Галина.

  Елена приготовила что-то из закусок, Смушкин достал коньяк и водку.

  Галина предпочитала водку, Смушкину же пить не хотелось вообще, вдобавок, он с давних пор знал, что алкоголь в период душевной смуты вызывает у него не эйфорию, а вгоняет в депрессию и дело может кончиться запоем, что некогда и случалось и возвращения чего очень опасалась Елена.

  - Галина, пора тебя стыковать с нашим членом-корреспондентом! - наливая вторую рюмку гостье, сказал Смушкин.

  - С корреспондентом - согласна, а член надо посмотреть, - медицински-цинично скаламбурила Галина.

  - Я серьёзно. Что-то мне подсказывает, что вам нужно в ближайшее время встретиться и обсудить твою идею.

  - Не вопрос. - звони хоть завтра.

  - Я и сейчас могу позвонить Моисеевичу.

  Галина выпила рюмку, вкусно похрустела маринованным огурчиком и махнула рукой в знак согласия.

  - Давай, звони! Как его там по имени отчеству, твоего члена-корреспондента?

  - Захар Абрамович.

  Моисеевич ответил после пятого гудка.

  - Добрый вечер, Захар Моисеевич! Не поздно беспокою? - вежливо поинтересовался Смушкин.

  - Добрый вечер, Сергей Борисович! Да не очень. Как ваши дела, как здоровье?