Чумазая девчоночка была одета не по погоде. Слишком легко – в ситцевое платье. Она сидела на ступеньках, ведущих к подъезду, и всхлипывала. Я, тогда еще тринадцатилетняя, мимо пройти не смогла.

– Что случилось? Почему плачешь?

Замарашка подняла зареванное лицо. Картина еще та. Из опухшего носишки носа течет, рот измазан чем-то, наверное, съедобным. По круглым щекам тщательно размазаны смешанные с грязью слёзы.

– Папка опять напился, маму лупит… Боюсь домой идти.

Я привела девчоночку к нам. Родители еще были на работе, а что надо делать в таких случаях – я толком не знала. В милицию звонить, наверное. Но лучше – подождать родителей.

Как ее звали, я за давностью лет не помню. А вот прозвище – да. Она сказала, что папа зовет ее Шмакодявкой. Девчоночка тогда успокоилась и развеселилась на удивление быстро. С аппетитом умяла оставленный мне мамой обед. Потом – интересом стала разглядывать мои рисунки (я училась в художке). Она трещала, не умолкая. С совершенно невозмутимым видом она наговорила мне кучу страшнейших вещей о своей печальной жизни. Я так прониклась, что готова была просить маму немедленно удочерить это несчастнейшее создание.

Когда вернулись родители – сначала мама, а потом отец, разговоры приняли оборот посерьезнее. Шмакодявка упрямо не хотела сказать, где она все-таки живет. Даже опять пустила слезу, рассказывая, что ждет ее дома по возвращении. Но мой папа настаивал. Он сказал, что Шмакодявке бояться нечего. Что они с моей мамой ее проводят. И, если там все и впрямь так плохо, вызовут милицию.

Шмакодявка сдалась. Я тоже увязалась провожать новую подругу и, возможно, будущую младшую сестру. Удивительно – но открывший дверь мужчина был ничуть не пьян. А мама Шмакодявки, оттолкнувшая его и бросившаяся к девочке, не выглядела ни побитой, ни несчастной. Только – до крайности обеспокоенной.

– Где ты была? Мы уже все везде обыскали! Почему ты в чужой курточке? Ты же обещала так себя не вести!

Семья действительно оказалась благополучной. Собственно, Шмакодявка и была единственным источником всяческих неприятностей и беспокойств. Не знаю, было ли это расстройством, именуемым в медицине «фантастической псевдологией» … Или девчонка просто была прирожденной авантюристкой и актрисой…

В ее воображении постоянно что-то происходило. Шмакодявка постоянно вживалась в какую-то новую выдумку. И делала это столь артистично, что даже близкие люди, хорошо знакомые с ее особенностью, начинали сомневаться: а вдруг и правда…

Не знаю, как сложилась её дальнейшая жизнь. Надеюсь, ее запредельная фантазия не была симптомом болезни. Тогда все сложилось бы печально… А может, Шмакодявке удалось частично обуздать свою склонность к вранью, но сохранить талант жить в выдуманном мире? Ну, тогда она наверняка стала бы актрисой. Если не великой, то уж точно – не из худших.

Ох, ну как же вам, дорогой владелец четвероногого друга породы пинчер (впрочем, явно чувствующего себя, как минимум, тиранозавром), объяснить-то в двух словах?

Меня почему-то собаки вообще не кусают. Большие, солидные собаки – даже не лают. Наверное, чувствуют, что я из той породы людей, которые, видя, что им навстречу по одной стороне улицы идет стая собак, а по другой – вызывающая опасение группа людей, переходят на «собачью сторону». Куда хуже складываются у меня отношения с котиками.

Так с чего я начинаю напрягаться, когда в мою сторону несется всего-то полтора килограмма (или меньше?) пинчеровской (или той-терьеровской, не суть важно) чистой незамутненной агрессии? Или тогда, когда ко мне начинает ластиться ошалевший от радости прогулки и обуреваемый самыми положительными эмоциями кокер-спаниель?

Показательнее всего получится рассказать об этом на примере моего соседа Яши. Яша – как раз пинчер. Соответственно, он уверен: мощнее, чем он, животных не существует. Еще бы. Вот когда он на того наглого ротвейлера из второго подъезда наехал с претензиями, что сделал хозяин ротвейлера? Правильно – он притянул пса к себе поближе и приказал с Яшей не связываться. Совпадение? Яша так не думает.

А люди? Стали бы они поспешно отступать, пытаясь избежать конфликта с Яшей, если бы он не внушал им благоговейного ужаса? Не смешите. Если бы они хоть на миг могли бы себе вообразить, что в состоянии сразиться с ним на равных – они бы не сбегали с поля битвы столь позорно.

Яша упускает из виду важную для меня деталь. Когда я выхожу из дома не в костюме для тренировки собак (такого со мной еще даже не случалось), а в юбке, замшевых туфельках, капроновых колготках… Я, в общем, планирую добраться до точки назначения в опрятном виде. Эта мечта превратится в прах, если я вступлю с Яшей в схватку, как он того желает. Даже если я трусливо попытаюсь избежать конфликта, но ретируюсь недостаточно поспешно – итог будет тот же.

Думаете, преувеличиваю? Да ничуть. Мне приходилось ездить с Яковом в лифте. Некоторые индейцы отмечали число поверженных врагов зарубками на своем луке. Если бы Яша следовал их примеру, его голубой зимний комбинезончик был бы сплошь покрыт отметинами. Да. Хитрый взгляд, точны бросок из-за ноги хозяина – и… Победа! Еще одни колготки повержены, а на бежевой замше туфель остался след победителя…

Эх, Яша… Ну я ведь не мчусь к тебе, чтобы заляпать твой стильный комбинезон (кстати, он тебе очень идёт) … Я же не наступаю тебе на пинетки (и не смеюсь над ними), прогулявшись по весенне-осенней слякоти. Я даже не облаиваю тебя. Почтительно открываю тебе дверь, когда хозяину было некогда с тобой гулять и ты не можешь попасть домой, потому что потерял ключ от домофона…

Яша, ну будь человеком…

Ну да, не самый умный вопрос я задала, выслушав рассказ своего хорошего знакомого – Женьки. Но как спросилось, так спросилось. Вот ничего на ум больше не пришло. Расскажу и вам – без имен, конечно. Женька просил не говорить.

Он выгнал из дома свою гражданскую жену. Съехались они как-то поспешно – годик знакомы, полгода – в статусе «встречаемся». И вот – свежеиспеченная ячейка общества. Но то ли опара не подошла, то ли дрожжи не те – не сложилось.

Выгнал не сразу – было время подумать, пока в больнице лежал (да не из-за вируса, сезонное обострение чего-то банального, вроде гастрита). Там было спокойно, скучно и – масса времени для размышлений и принятия взвешенного решения. Вот и пораскинул мозгами во время вынужденного досуга.

Сначала, пока встречались, ему очень нравилось, что у его избранницы почти напрочь отсутствуют все эти бесящие мужчин женские «завихрения» … Простая, «своя в доску», можно сказать – ни тебе «сама придумала, сама обиделась», ни тебе розовых соплей…

Худо-бедно месяц прожили. К исходу второго он понял, что все пошло не так. Нет, не сразу понял – сначала каким-то местом почувствовал. Нет чего-то эдакого, чисто женского: заботы с легкой примесью навязчивости… Нет – беспокойства о нем, об их отношениях, нет вопросов… Нет раздражающего сюсюканья и настойчивого желания нравиться своему мужчине и хвастаться его великолепностью подружкам.

Зато – вырисовывалось пренебрежение: бытовыми вопросами, степенью ухоженности и накормленности домашней пищей своего мужчины. Пренебрежение его мнением и настойчивое нежелание держать его в курсе своих дел и перемещений вне квартиры.

На практике это выглядело так. Он звонит: «Что на ужин будем делать? Купить что-нибудь по дороге?» Она коротко отвечает, что ему не стоит беспокоится – она придет с работы и все сделает. Он уже пришел, отдохнул. Её нет. Час, другой, третий…

Явилась – чмокнула в носик и в душ. Вышла, вытащила из пакета пару пачек лапши. Заварила. Съела. Не поделилась. Потянулась – «устала, спать пойду» … Законный вопрос: «какого хрена происходит, я тут сижу, тебя жду», ответом был… храп. Легкий такой, женственный.