— Смотрите, — ткнул он большим пальцем. — Это интересующий нас штат. Почти идеально плоский, верно? — Сетка горизонталей подтверждала его слова. Я что-то буркнул. — А теперь смотрите… — Он показал несколько последовательных приближений.

Выглядело это очень эффектно — мы словно падали с головокружительной высоты на юго-восточную оконечность штата. Среди однородной светлой желтизны неожиданно появилась более темная точка и разрослась до коричневого пятнышка. В какой-то момент падение прекратилось, и светло-коричневое пятно заполнило весь экран. Оно имело почти идеальную овальную форму с небольшой впадиной на восточном конце.

— Плоскогорье, — сказал я. — Не удивлюсь, если это именно то, что мы ищем. Оно так и просится, чтобы огородить его забором и, удобно сидя, свесив ноги с обрыва, стеречь свое хозяйство. Но не все обязательно столь же умны, как мы. На всякий случай присмотрись получше. — Я очертил пальцем овал. — Идем, — я толкнул Ника в плечо, — решим, кто из нас лучше играет.

Вскоре к нам присоединился Клод и глупыми советами довел меня до проигрыша. Честно говоря, советы были не такими уж и глупыми, только я поступал вопреки здравому смыслу, чтобы меня не заподозрили в том, что я воспользовался подсказкой. Я просто должен был проиграть. Клод многозначительно фыркнул и вернулся к компу. Мы отстегнули от стены складной стол для электронного бильярда. С обратной его стороны имелась надпись, гарантировавшая работоспособность под водой, на больших высотах и при наклоне под любым углом. Вскоре первый шар, мягко ударившись о край, вкатился в лузу. Я горел желанием продолжить игру, но подошел Клод и бесцеремонно толкнул меня в плечо. Я едва не стукнул его кием.

— Повезло, — сказал он, не обращая внимания на мою разъяренную физиономию. — Это и есть Нитла. Плоскогорье Клемента.

— Откуда ты знаешь?

— Я связался с компьютером на бензоколонке. В региональных компьютерах всегда есть кое-какая информация, которая не попадает в федеральную сеть — так называемые информационные шумы. Например, какие-нибудь жаргонные определения или названия. И это как раз то самое.

— Даже не знаю, как назвать твою проницательность. Что ж, одной проблемой меньше. — Я положил кий на стол. — Когда мы можем пролететь над Нитлой? И с какой высоты можно все отчетливо увидеть?

— Вот в том-то как раз и проблема. Зона над этой возвышенностью закрыта. Это бывшая территория военной базы, и запрет на полеты над ней действует до сих пор. Мы можем лишь облететь вокруг.

— Ну да, как же! Чтобы все запомнили самолет и ждали нас с противотанковым снарядом или сразу сбили на лету, — саркастически сказал я.

— Можешь мне этого не объяснять. Нам остается только лететь дальше по плавной дуге над плоскогорьем Клемента. Сфотографируем что удастся и сколько удастся. Можно еще выяснить, кто выкупил эту территорию и чем он там официально занимается, — предложил Клод.

— Нет. Я не особо разбираюсь в программировании, но знаю, что не так уж сложно добавить в программу несколько операций, которые сообщат кому надо о наших интересах. Не будем рисковать.

— Впрочем, и так у них наверняка камуфляж высшего качества, — добавил Ник.

— Наверное, да, — согласился Клод. — Ладно. Значит, я меняю курс и устанавливаю камеры так, чтобы во время съемки их уже не двигать, а вы не подходите к окнам. На месте будем минут через сорок.

Он вернулся в кресло пилота и взял управление на себя. Я почувствовал, что мы мягко снижаемся. Феба встала и тихо заскулила. Самолет начал плавно разворачиваться вправо. Я навалился животом на бильярд. Когда машина снова выровнялась, Ник помог мне сложить стол и закрепить на стене. Клод показал, где находится аварийный монитор. Таким образом, в нашем распоряжении было четыре камеры и три дисплея. Плоскогорье Клемента появилось с левой стороны от самолета — удивительное творение природы, подобное знаменитой Чертовой Скале. Оно вырастало ни с того ни с сего из простиравшейся вокруг равнины, словно ломтик сваренного вкрутую яйца, разрезанный вдоль продольной оси и лежащий на куске хлеба. Только цвета были другими. На месте желтка возвышался комплекс зданий, окруженный широкой дорогой. Бросив взгляд на экран компа, я проверил размеры Нитлы. Двенадцать на пять километров. Немало. Там наверняка имелась сотня человек охраны или десятка полтора тонн оборудования для выявления незваных гостей. Меня бы больше устроило оборудование. Я приложил глаз к видоискателю камеры. В центре находилось двенадцать сооружений, в том числе четыре больших — ангары или производственные цеха. На орбите этого ядра располагались десятка полтора зданий поменьше, выглядевших как жилые дома. Монитором я не пользовался, хотя мог на нем увидеть в приближении отдельные фрагменты. На это еще будет время, сейчас же мне хотелось составить общее впечатление. На более узком конце яйца находилось низкое строение с плоской крышей, построенное в виде двух соединенных друг с другом квадратов. По краю комплекса я заметил еще шесть зданий, но намного меньших. Самое большое находилось на тупом конце Нитлы, где ее соединяла с внешним миром дорога. Здесь вертикальный обрыв был срезан и уложена насыпь, так что на расстоянии почти в полкилометра дорога плавно поднималась, постепенно достигая уровня в двести тридцать шесть метров, то есть уровень плоскогорья Клемента. Скорее всего, насыпь была сооружена с мыслью о тяжело груженных машинах, вынужденных в будущем, а может быть, и сейчас преодолевать возвышенность. Я успел еще заметить, что стены на видимом краю Нитлы в превосходном состоянии, то есть почти вертикальные и без следов растительности. Я не сомневался, что, кто бы ни был хозяином Нитлы, он заботился о поддержании ее стен в девственном, первозданном виде. Я представил себе, какие это таит возможности даже для не слишком изобретательного инженера — сколько электронных ловушек можно поставить на краях, каким образом можно опутать эти края паутиной термодатчиков, сейсмодатчиков, датчиков запаха, детекторов движения или содержащейся в организме воды. Наверняка имелись и акустические датчики, и детекторы металла, сигнализировавшие о пломбе из амальгамы в зубе. К сети таких датчиков можно подключить несколько сотен маленьких лазеров, окружить территорию предупредительными знаками и спокойно уехать на несколько лет в солнечную Италию. В столь защищенную Нитлу может проскользнуть разве что вирус. Я сосредоточился на строениях в центре, поставив максимальное увеличение, при котором можно было бы разглядеть сгоревшую спичку, но не увидел ни единого признака жизни на дорогах или в окнах.

— У кого-то есть вид на ворота? — спросил я.

— У меня, — ответил Ник, вглядываясь в центр экрана своего дисплея.

— Видишь то же, что и я? — спросил Клод. Наверняка он имел в виду наши небольшие шансы.

— А что, по-твоему, я морду в унитаз засунул? — рявкнул я.

Я знал, что не прав, но он задел мое больное место, из-за чего я мог либо наорать на кого-то, либо удариться головой о крышку стола. Надо было, конечно, сделать последнее. Клод сорвал наушники и швырнул их на пол.

— Раз уж так, то набери немного дерьма и напихай себе в башку, а свои чересчур умные мозги выкини. Тебе кажется, будто ты вместил в себя весь разум человечества! — заорал он. — Ты настолько уверен в себе, что мог бы выпрыгнуть из самолета без парашюта, лишь бы доказать всем, что умеешь летать. От своей самоуверенности ты раздулся бы как воздушный шар и в самом деле приземлился бы целым и невредимым! Чтоб тебе провалиться! К чертям тебя и твою работу!

Он сел в кресло и повернулся к носовому иллюминатору самолета. Феба, вскочившая, когда он начал кричать, подошла и положила морду ему на колени. Клод опустил руку ей на голову и почесал за ухом. Наступила неприятная тишина. Ник вернулся к своему видоискателю.

— Крепость, — неожиданно сказал он.

Я подошел к Клоду и примирительно кашлянул.

— Все нормально, — сказал он. — Не напрягайся. Все равно выдержишь только до первой возможности.