На следующий день за завтраком он её не видел, так как девчонки позавтракали раньше и куда-то ушли, а вот на уборку кукурузы ехали вместе. Хоть и не разглядел он вчера её хорошо, стоя в отдалении, но чем-то она задела, поселила в груди смутное волнение. Ни вчера, ни сегодня она не только его, но и всех мальчишек в группе просто не замечала. Ни с кем не заговаривала, и никто не решался первый с ней заговорить: неизвестно на какой ответ нарвёшься. Что она необычная девчонка поняли уже все. Только с Любой Тольмейстер перебрасывалась словами, по делу, конечно. После завтрака к нему подошёл староста:
– Ну, что за цаца к нам прибыла? Переерошила всю группу: у кого – на «двенадцать», у кого – на «шесть»!
– Да, я вижу, что равнодушным никто не остался, если даже тебя, Адик, это задело.
– Я боюсь, что в группе коррида начнётся. Она же, как красная тряпка тореадора для быка.
– Это ты преувеличиваешь. Корриды не будет, но она, действительно, необычная девчонка.
– Неужели и ты, а, Володя, стойкий женоненавистник? Я грешным делом уже подумал, что ты голубой. У всех по девице с любовью или нет, только ты три курса один. Хотя ни одна девчонка на тебя глаз положила, тебя никогда не видели в их обществе, и на вечерах не бывал, даже не танцевал с девчонками, не то, чтобы в «кусты ходить».
– Да это от «ёжика» зависит – ощетинился, выпустил свои иголки. Как же я пойду в «кусты» с ними, наколю.
– Серьёзный у тебя «ежик».
* * *
Ребята открыли задний борт грузовика. Володя задержался у машины, помогая девчонкам спрыгивать, конечно же, в предвкушении прикоснуться к новенькой. Помогал попутно и ребятам: кого за талию придерживал, кто о плечо опирался. Девчонки опирались о плечи, стоявшего на земле, Володи, и прыгали. Ната, даже не взглянув на парня, положила руки на плечи, и прыгнула вниз… красиво, грациозно, как прыгают хорошо натренированные спортсменки со снаряда, довольные без ошибок выполненным упражнением. «Так она ещё и спортсменка!» – мелькнула мысль. Её тело, лёгкое, как пушинка, вспорхнуло в воздухе и спружинило, прикасаясь к земле. Погашая толчок от соприкосновения с землёй, оно завибрировало, и эти вибрации передались ему. Он физически ощутил Нечто мистическое, пришедшее из Земли и соединившее их. В этом ощущении предугадывалось хорошее предзнаменование: они соединены силами Земли! «Ещё бы и силами Неба!» – подумал он. Высокие азиатские скулы, в разлёт рисунок бровей на европейском лице, и, едва уловимое татарское, сквозящее во взгляде, делали его экстравагантным. Такое сочетание было неожиданным. Что-то тёплое, смутное, как будто давно знакомое, зашевелилось в груди. Где и когда он мог встречаться с этим? Там, глубоко, глубоко из самых потаённых глубин памяти выплывало это смутное чувство знакомства, тревожило его, приятно волновало. Волнение нарастало, подогреваемое тёплыми всплесками памяти. Становясь всё горячее, заполняя грудь, они перекрыли дыхание. И вот уже горячая волна вырвалась наружу неожиданным выдохом. Он знал, что его знак Зодиака последний в стихии Огня и поэтому у него огонь не пылает на поверхности, как у других, как у Льва и Овна. У него он скрыт глубоко внутри и готов вспыхнуть в любую минуту. Вот эта минута и пришла. Сейчас он вырвался наружу и влечёт его за собой.
Когда ступни коснулись земли, руки Наты оставались на плечах мальчика. «Что за каланча?» – подумала она, и подняла глаза. Перед ней стоял викинг! Всё в нём выдавало потомственного викинга: густые волнистые светлые волосы, широкие сильные плечи и орлиный взгляд ясных глаз. Высокий, стройный, сильный, с тренированными мышцами. Дерзость и удача читалась в его облике. Смуглая кожа свидетельствовала о дальних морских переходах. Серо-голубые глаза светились добротой и отвагой. Она так и стояла, застыв в изумлении, продолжая держать руки на его плечах. Ната не спешила их убирать – что-то волнительное и приятное вливалось через них прямо в сердце. Они какое-то время смотрели друг на друга, и то первое чувство, родившееся в эти мгновения, связало их доселе им неведомыми магическими узами. В первый момент в её глазах было удивление, но оно тут же сменилось восхищением. Володя не мог объяснить ни её удивления, ни её восхищения, только понимал, что в нём она увидела что-то поразившее и восхитившее её.
Машина тут же отъехала, потому что Ната спрыгивала последней. Она пошла в поле, догонять ребят, Володя пошёл следом. «Что же её так восхитило во мне и поразило?» Как бы он хотел это знать, но спросить у неё не смел. Её взгляд, словно удар молнии, пронизал всё его существо обворожительным видением, пленившим душу. С той самой секунды, когда он посмотрел в её светло-карие глаза, такие мягкие, словно озёра мёда, он понял, что утонул в них, и утонул навсегда. Ему ещё и ещё хотелось в них смотреть и чувствовать, как внутри него поднимается что-то невообразимо сладостно-приятное и волнительное. Весь день он держал её в поле своего зрения, и время от времени их взгляды встречались. Они в этот день обрывали кочаны кукурузы, продвигаясь по ряду.
Там, возле машины её глаза были настолько близки, что он мог рассмотреть всё до мельчайших подробностей. Его поразило в них не только выражение восхищения, но необыкновенная красота. И, если правду говорят, что глаза – зеркало души, то какая же красивая душа у неё должна быть. Оливковые в оранжевую крапинку глаза светились изнутри, излучая свет и, казалось, что это горят осколочки солнца. Они были настолько притягательны, что в них хотелось смотреть и смотреть, и в то же время было страшно в них утонуть. Он не мог оторвать от них свой взгляд, ощущая два противоречивых чувства – желания и страха. Из её раскосых азиатских глаз сыпались искры прямо в его сердце, и оно загоралось щемящим огнем. «Ну, что, ежик, спрятал свои иголки? Где они? Нет! Стерлись на корню?! Или сгорели в огне её взгляда?!» Он называл его ежиком. Считал, что он окружил себя иголками, защищаясь от девичьих взглядов.
* * *
«И опять Володя», – думала Ната. Володи у неё начались со школьной скамьи и, почти все с голубыми глазами. Что это? Почему ей нравятся мальчики, которые носят это имя. Этот пятый. С предыдущими четырьмя у неё так и не получилось долгих отношений. С первыми тремя так складывались обстоятельства, четвёртого она отвергла сама. Что же значит для неё имя Владимир? Первый ей встретился в восьмом классе. Он пришёл в класс в октябре из Закарпатского города Мукачево. Поговаривали, что связался с дурной компанией и старший брат (лётчик) отправил его к тёте. Она жила через пару улиц от той, где жила Ната, и торговала на базаре. Вёл он себя тихо, ни с кем из мальчишек не дружил, особо не разговаривал, хотя говорил на хорошем русском языке, даже без акцента. Его привела классный руководитель в начале урока, представила: «Володя Каштанов». На нём была вельветовая комбинированная чёрно-коричневая куртка, что на то время свидетельствовало о хорошем достатке семьи. Он прошёл мимо неё на последнюю парту. Проходя, посмотрел в глаза. И всё… Голубые до прозрачности… огромные, почти круглые… потрясли Нату. Вся жизнь теперь была подчинена встрече взглядов. А он, каждый раз, проходя после перемены на своё место, одаривал её взглядом. Избави Боже, заговорить первой! Разве девочке позволено первой заговорить с мальчиком! Нет! Это позор! Это была бабушкина школа. Молчал он, молчала и она. Это была её первая любовь, так она считала.
Ната и её двоюродный брат Вадим вместе поступали в НПИ – Новочеркасский политехнический институт. В предпоследний день отъезда в институт родители им устроили проводы. На проводах был одноклассник Вадима Володя Островский. Они почти весь вечер провели вместе в разговорах и танцах. Понравились друг другу, но обменяться адресами не получилось. Потом двоюродный брат, который сидел с Володей на одной парте дал ей адрес. Так как Островский никуда не поступил, его забрали в армию. Это была любовь на расстоянии. А за ней по пятам ходил Володя Улецкий с васильковыми глазами, Вовчик. Худенький, хрупкий, невысокого роста, почти с девчоночьими миловидными чертами лица, никак не мог быть Володей, а тем более, Владимиром. Все его звали Вовчик. Преследовал её весь первый курс и почти весь второй. Здесь был первый поцелуй и первое объятие. Особых потрясений не было, но было приятно. А потом он вдруг не пришёл на свидание. В институте не попадался на глаза. Он учился в параллельной группе. Ребята сказали, что его срочно вызвали домой телеграммой. По приезду к Нате не подошёл, а её подругу попросил: «Передай Нате, что у меня должен родиться ребёнок, и я женился». Позже объяснился и сам. Ната не искала с ним встреч, хотя до боли было обидно. Он год ходил за ней, а она даже в мыслях не допускала, что может изменить Островскому. А теперь, когда они сблизились, он ушёл. Сама виновата.