Более того: правовые идеи, производные от Всеобщей декларации прав человека, пронизывают всю систему российского законодательства в сфере образования.

Представления о правовом государстве как о государстве, «обузданном правом», где государственные интересы не вправе подавлять человеческое достоинство – это не просто одна из из возможных идеологических конструкций или политических концепций. Статья Конституции РФ о том, что «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства» – не просто риторический узор. Это важнейший «узел» связывающий российскую Конституцию с современным международным правом, с системой национального законотворчества и с позитивной практикой законоприменения.

Разумеется, хорошо видна мера поражённости правовых отношений в нашей стране коррозией властного произвола, «телефонного права», псевдоюридических манипуляций и т. п. В этом мы не уникальны; на планете гораздо больше стран, где под подобной ржавчиной почти не видно «металла», чем стран образцово-правовых. Другое дело, что мало где в мире такую коррозию решаются вдруг подымать на щит как особую норму, как проявление национальной самобытности, источник патриотического воодушевления или гражданской идентичности.

Увы, ржавчина – как бы бурно она ни цвела и как бы пышно ни смотрелась – не заменит собой несущие конструкции государства.

Когда чиновники и политики иронизируют над правами человека и рассматривают их только как более или менее удобный инструмент демагогических манипуляций, то их «консерватизм» и «государственничество» – на деле всего лишь неуместная вывеска над революционно-радикальными убеждениями (пусть даже и неосознанными) по отношению к основам государственного строя.

Вдвойне непростителен подобный самообман в образовании.

Таков основной тезис этой главы. Далее несколько примечаний-комментариев.

Этому слову в новейшей российской истории и словоупотреблении хронически не везло. Оно означает слишком много разных понятий, которые, тем не менее, принято принимать или осуждать «одним чохом»:

• Бытовой «либерализм». В бытовом языке издавна либеральность используют как синоним «излишней терпимости, вредной снисходительности и попустительства».

• Либерализм персональный. У всех политиков, числившихся либералами в девяностые годы – от вождей приватизации до «либерал-демократов» – сложилась, мягко говоря, заслуженно неоднозначная репутация.

• Либерализм экономический. Российские политические либералы часто объявляли себя приверженцами «неолиберальной экономической теории» (принципам которой, впрочем, следовали весьма выборочно): в данном случае речь идёт лишь об одной из известных, но весьма спорных экономических концепций, в макроэкономике по-прежнему значительно уступающей по популярности своему главному оппоненту – теории Дж. Кейнса (успешно доминирующей в мировой политэкономии более полувека).

• Философско-политическая традиция. Все права должны быть в руках у физических лиц и созданных ими деловых организаций, а государство существует исключительно для защиты их прав и имущества – так в утрированном виде звучит базовый тезис классического политического либерализма. В постперестроечной России ссылками на мифологию такого умозрительного либерализма XVIII века оправдывалась тотальная безответственность государственных органов перед нуждающимися людьми и социальными структурами, право немногочисленных выгодоприобретателей от раздела госимущества на игнорирование законных интересов остальных граждан и т. п. Недоверие к последователям этой идеологии вполне понятно.

Ко всем перечисленным явлениям есть основания относиться в меру негативно, позитивно, нейтрально, рассудительно и т. д.

Но важно не переносить свою критичность относительно конкретных либеральных доктрин на нечто гораздо большее: на то, что вот уже более полустолетия обеспечивает основы международного взаимопонимания и внутринационального согласия в большинстве стран мира, на то, что согласовывает личностное и социальное развитие в наиболее развитых из них.

Европейская либеральная мысль, безусловно, стала одним из источников современных представлений о правах человека. Но источником далеко не единственным. (Как и для большинства правовых государств классический либерализм – лишь один из важных источников политических традиций наряду с качественно другими: христианско-демократическими, социалистическими, экологическими, консервативными).

Главный документ «широко понимаемого либерализма»: Всеобщая декларация прав человека – был создан в диалоге представителей разных континентов, вероисповеданий и политических идеологий, в сложно достигнутом согласии представителей стран, которые в тот момент маркировались как социалистические, капиталистические или развивающиеся; он стал важнейшим символическим произведением Организации Объединённых Наций, краегольным камнем её развития.

Вот перечень людей, в наибольшей степени причастных к авторству Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеи ООН 10 декабря 1948 года.

Ливанский философ и православный христианин Шарль Хабиб Малик. Китайский драматург и дипломат Чжан Пэнчунь. Канадский профессор-юрист Джон Хамфри. Вдова американского президента Элеонора Рузвельт. Рене Кассен – бывший министр юстиции в «Сражающейся Франции» Шарля де Голля. Советский академик-правовед Владимир Михайлович Корецкий (он был первым заместителем председателя Комиссии по правам человека ООН с 1947 по 1949 год). Бывший узник Бухенвальда, немец-антифашист и гражданин Франции Стефан Фредерик Эссель. Два года с момента учреждения ООН эти люди и те, кто помогал им, начав с различных исходных точек, искали такие определения прав человека, на которых могло бы сойтись общее согласие.

От принципов «естественного права» французских просветителей до конфуцианских идеалов гуманности, от христианских взглядов на ответственность человека за свою духовную свободу до социалистических представлений об обязанностях общества перед людьми, от исламских норм общинной взаимопомощи до опыта Ганди, сумевшего, отвергнув кастовую традицию, обратить ценности индуизма на поддержку свободы и равноправия, от античных мыслителей до современных событиям философских работ, резюмирующих страшный путь выживания человеческого достоинства в годы второй мировой войны – все эти столь разнородные источники приводились к согласию и единству формулировок.

Всю эту работу и перечисленные имена хорошо бы вспоминать тем нынешним ораторам, которым привычно рассуждать о «правах человека как навязанной с Запада идеологии, чуждой духу русской цивилизации».

Шарль Малик представил проект Декларации Генеральной Ассамблее ООН в следующих словах:

«Тысячи умов и рук участвовали в её составлении. Каждый член Организации Объединенных Наций дал торжественное обещание добиваться уважения к правам человека и соблюдения их. Однако в чём именно заключаются эти права, нам никогда раньше не объясняли – ни в нашем Уставе, ни в каком-либо другом национальном документе. Сегодня впервые принципы прав человека и фундаментальных свобод разъясняются авторитетно и подробно. Теперь я знаю, что конкретно мое правительство пообещало поддерживать, чего добиваться и что соблюдать… Я могу вести агитацию против своего правительства, а если оно не выполнит своих обещаний, я буду знать, что за мной – моральная поддержка всего мира».

Потом на ежедневных заседаниях в течение двух месяцев делегаты рассматривали множество поправок, обсуждая каждую. Каждая статья проекта Декларации ставилась на голосование отдельно. Только дебаты по первой статье растянулись на шесть дней. «Все люди рождаются свободными и равными в своём достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства», – гласит эта статья.