- О, дьяволы ночные, пришедшие в солнечный луч, - сказал Джеллаган, о, плененные девы. О, скафы, каким сияют ваши мужеством плечи!
- Не довезем, - тихо пробормотал Круазье, поднимая "оккам". - Ничего не поделаешь. Здесь.
- Вот моя грудь! Я люблю вас! Я счастлив! Если бы вы только...
И Круазье торопливо выстрелил.
КИНСТЕР
Северный порт находился в пятнадцати милях от города и в район тотального поиска не входил. Во времена эпидемий он, неизвестно из каких соображений, был огорожен высокой стеной. Ее давно пора было бы снести и разговоры такие шли, но то ли руки не доходили, то ли еще что - одним словом, стена оставалась, уродливая и мрачная.
Помимо множества служебных калиток, в стене имелся, конечно, и главный вход, - богато изукрашенные ворота под дерево. Проходя в них, человек сразу попадал на пропускной пункт, оснащенный датчиком Волмера. Охрана формировалась из местных полицейских и несла службу лишь по традиции - вот уже семь лет ни один импат не пытался проникнуть на территорию порта. Причиной тому была психология импатов, а главное - то, что им крайне редко удавалось покинуть город.
Теперь, когда Томеш знал совершенно точно, где и как настигнет его смерть, он мчался к ней сам, и не фьючер-эффект гнал его вперед, а желание испытать, надежда узнать главное; и казалось ему, что он наконец свободен и делает то, что хочет, а не то, что заставляет его делать неизбежность будущего.
Открытие рвалось наружу, уже готова была ключевая фраза, все объясняющая, оставалось только произнести ее мысленно, однако с первого же слова начинались ответвления, каждое из которых вело к бомммму, и Томеш в результате постоянно забывал это первое слово, и приходилось возвращаться к началу, а начало отодвигалось все дальше и дальше.
Все тридцать четыре дня, все сидения за столом, такие бессмысленные, все бормотания, все, все...
Когда до порта оставалось полмили, Кинстер встал на ноги и вышел на шоссе (фьючер-эффект). Брюки он где-то потерял, рукав скафской куртки был наполовину оторван. Держась за дерево (внезапная слабость), он махнул рукой первой попавшейся машине, и та, конечно, остановилась.
Из окна высунулся водитель, худой мужчина, с белесыми ресницами.
- Что случилось, друг?
- Прикрой лицо, - с гримасой отвращения сказал Томеш. - Я импат.
МАЛЬБЕЙЕР
- Друг гофмайор, - проникновенно сказал Мальбейер включенному визеру, боюсь, что нам пора прибегнуть к услугам полиции (Что я говорил! Что я говорил!)
- Не нашли? - встрепенулся Свантхречи.
- Нашли. Но... не в городе. В Северном порту. Наших сил не хватит на оцепление.
- Разве такое может...
- Он прошел контроль в костюме скафа, а когда сработал волмер, сказал охраннику, что преследует импата. Пока тот опомнился... Нам повезло охранник не из нашей службы.
- Но там же почти никто вуалей не носит!
- Такая неосторожная мода! Боюсь, нам предстоит немало грустной работы, друг гофмайор.
НИОРДАН
Паук Дайры мчался над городом, далеко обогнав остальных. Ниордан, пригнувшись к штурвалу, жадно ел глазами пространство.
- Вообще-то он должен был улететь. Много же рейсов! - сказал Дайра.
- Да улетел, командир, улетел твой сын, не волнуйся.
- Сам, сам, собственными руками упустил троечника. Что бы мне догадаться про нежилые районы!
Жадные глаза Ниордана, широко раскрытые. Все наготове. Только Ниордан без шлемвуала. Пижон. Рыцари древнего ордена. Ох, успеть бы только, успеть бы. Вот они, предчувствия. Все идет к одному, с самого рассвета. А говорят, судьбы нет, как так нет, когда вот она, - пощупать можно, только мальчонку-то зачем. Уверен, уверен, все так и кончится, пошлый детектив, знаю, что все так кончится, только бы, только бы.
- Вот вам моя рука! - громко и торжественно ляпнул Ниордан, однако тут же осекся и секунд через пять обвел всех верблюжьим надменным взглядом. Остальные сделали вид, что не расслышали, один только Дайра выпучился. Он очень, он чрезвычайно ценный работник, Ниордан.
ДАЙРА
Итак, двадцать три скафских машины, курсирующих над Сантаресом, получили приказ следовать к Северному порту. Сверкнув стеклами, они развернулись и почти одновременно пауки удвоили скорость. На окраине города они нагнали машину Дайры, собрались в компактную стаю. И горожане проводили их многозначительными взглядами.
Через пять минут распахнулись золоченные гаражи, полицейские вертолеты - "дворняги" - взмыли в небо и помчались вслед за пауками на север. Вертолеты менее маневренны, чем пауки, но имеют большую скорость, поэтому на подходах к порту полицейские обогнали скафов.
Впоследствии операция выставления кордона была отнесена к числу самых четких и самых красивых полицейских массовых операций за последние пятнадцать лет, но именно с нее начался новый расцвет СКАФа, расширение его функций, усиление власти и последующее обособление в самостоятельное подгосударство.
При подходе к цели вертолеты разделились и образовали круг диаметром полторы мили, центральная точка которого приходилась на взлетное поле порта.
Три молниеносные команды - и круг упал на землю. При этом повреждено было сто четырнадцать ацидоберез и убит один человек - инженер Института Насаждений. По нему пришелся удар амортизирующей прокладки. Еще не кончился послеударный шок, а полицейские уже выпрыгивали из распахнутых люков, уже устанавливали визуальную и эфирную связь с соседями. Спустя одиннадцать секунд после падения последний из них замер в настороженной позе. Северный порт был оцеплен.
...К этому времени прибыли скафы. Пять машин отделились от общей стаи и заняли стартовые коридоры. Остальные саранчой посыпались на авиаполе. Они упали рядом со зданием вокзала, где сгрудились безликие, почти бесполые люди под гигантскими буквами НОРДПОРТ. Скафы красно-черным потоком полились на толпу, люди расступались, давая им дорогу, у каждого скафа болтался на плече волмер, автоматы наготове, а с плоских телеэкранов, висящих в холлах, взирал на это человек с нервным лицом и по-детски горестными глазами - бывший человек, теперь импат Томеш Кинстер.
Несколько пауков упало рядом с задержанными самолетами. Инспекция проводилась очень быстро и энергично, больше напоминая нападение, чем проверку импатоприсутствия. Пилот-контроллеры в спешке были сбиты с ног, бесцеремонно отброшены в глубь салонов. Замершие пассажиры, помертвевшие лица под вуалетками, чье-то визгливое бормотанье, женские истерики, торопливые скафы, громыхающие, мощные, а над каждым креслом мигала надпись "Задержка рейса".
