В моей голове носилось несколько замыслов и все они были связаны с историческими и литературными аллюзиями. Я желал инсталлировать Еву Браун в художественно-исторический контекст своей планеты, сделать её участницей всемирно-исторического процесса Земли, причём сделать это без швов, где Ева Браун, клишированная земной цивилизацией, выглядела бы как влитая. Чужие - кто они художественном смысле, можно ли проследить их изобразительные корни, отыскать точки соприкосновения с человеческой культурой? Разрабатывая какую-нибудь тему, например, "чужие и авангард" или "чужие и эпоха королевы Виктории" невольно обнаруживаешь целые пласты нетронутых залежей из ассоциаций и диких визуальных ходов. Само собой, в истории земной цивилизации есть эпизоды в которых ксеноморфы смотрятся на своём месте - они там свои. Это благодарные участки истории. Фашистская Германия - один из таких участков. Я видел свою негативную ненаглядную в сшитой на заказ, безукоризненной форме офицера гестапо. Униформа сия ей была бы очень к лицу, соответствуя моей избраннице и внешне и внутренне, и этически и эстетически. Стройная красавица с длиннющим арийским рылом в аспидно-чёрном мундире душегуба человечества. В роли какого-нибудь группен-штандартен-фюрера ей бы не было равных - чёрную на чёрном, её изумительно выхватывали бы из темноты интенсивно багровые всполохи адского пламени. Тьма, которая в мгновение ока как бы обрывалась зримой фигурой трансцендентной нацистской интеллектуалки. Здесь не пришлось бы даже ничего особенного додумывать, дофантазировать, всё что нужно - есть, уже на месте, только протяни лапку. Ну разве что несколько штрихов антуража в виде дымящихся руин еврейского гетто или апокалипсической симметрии бараков концентрационного лагеря, накрытого нидерландским смогом крематориев - сумерки богов. Фашизм, который мелкими шажками, ненавязчиво переходит в сюрреализм, стирая условные границы между действительностью и подсознанием.
Или такое: Ева Браун - пышущая физиологическим здоровьем, дебелая красотка в немецком национальном костюмчике из коротенькой юбки и выпирающих сисек. Она стоит над разорванным трупом - ну да, порвали какого-то убогого нечистых кровей - и вырывая из него внутренности весело пожирает колбаски размотанных кишок. Именно весело с фольклорной, пивной разудалостью фрицев и чтобы в глазах этой задорной, румяной от выпитого простушки, непременно пробивались огоньки безумия, как будто на тебя уже смотрит не сиськатая девица на выданье, а сам Сатана, то есть Сатана не в полном объёме, конечно, а только отчасти, только его внушительный краешек, что вылазит, продавливаясь сквозь девичьи прелести фройляйн. Да, это похоже на шарж немецкого национального духа, который в каких-то глубинах оказался сопричастным к проискам врага человеческого. В этом амплуа моя чёртовица выглядела бы очень органично. Здесь есть где развернутся воображению, широченный простор для игры на контрастах. Сюжет в котором ядреная сельская обывательница, распоясавшись во время народных гуляний, пожирает тёплые мюнхенские сосиски человеческих потрохов - самое то для моей Евочки.
Или ещё картинка, в другом роде: Ева Браун, только уже не Ева Браун, а Марлен Дитрих. В длинном, льющемся платье с фигурой, состоящей из одной только талии, моя любимая поёт на сцене из наваленных трупов. Низкое декольте и дымящаяся во рту, с длиннющим мундштуком сигаретка. И пусть весь мир подождёт пока звучит её хрипловатый, затрагивающий струны подсознания голос - оно того стоит. И те горы трупов, что лежат у её ног пусть тоже подождут, пусть длится геноцид пока в её фортепианных пальцах не догорит фитилёк дамской сигареты. И это, поющая голым вырезом платья на спине, состоящая из одних движений тазо-бедренного сустава, Марлен Дитрих - тоже ксеноморф. Чужая проступает сквозь удлинённый череп исполнительницы, она чувствуется в её агрессивных скулах, в хищных прогибаниях зыбкого стана. Нет сомнений, что под узким, ниспадающим до пола платьем её не слабенькие, бледно-мёртвенные ляжки певички, а чёрные, с твердющими икроножными мышцами, конечности самки ксеноморфа. Марлен Дитрих перестанет петь, глубокий прокуренный голос умолкнет, додымит последний дюйм сигаретки и лицо актрисульки взорвётся гремящей из ада, бездонной пастью.
- 25 марта. Сегодня во время писания этого дневника, Ева тихо подкралась сзади и закрыла мне глаза. Тысячелетняя забава всех влюблённых Земли, так, наверное, поступали ёбари ещё в Древнем Египте. Но откуда об этом ведомо ей, существу с другого мира, я точно помню, что ничего подобного Еве не рассказывал. Как она об этом узнала и так по-женскому верно, так прочувствовано исполнила? Неужели она просто догадалась? Неужели ей подсказало сердце - кремнистое, армированное сердце ксеноморфа? Невольно начинаешь думать, что язык к которому прибегают влюблённые - это единственный, универсальный язык Вселенной. Если ты любишь или хотя бы увлечён, ты бессознательно им владеешь, он у тебя в крови, какая бы кровь в твоих сосудах не бегала - плевать. Любовники не нуждаются в переводчиках, даже если они родились в разных уголках Универсума. Увлечённые друг другом существа не ведают границ. Рецепт очень прост: чтобы друг друга понять, достаточно просто не чаять в друг друге души. Подойдя сзади и накрыв ладонью бабочки моих глаз, сегодня Ева Браун мне это наглядно продемонстрировала. А если бы она не испытывала ко мне чувств - пришло бы ей подобное в голову? Вопрос риторический. Именно эмоции и связанные с ними половые отношения - залог всякого понимания. И, по-моему, это справедливо для всей геометрии пространства-времени, без исключений. Мы чужды до тех пор, пока не начинаем друг с другом спать. Все существа всех цивилизаций подвластны этой нехитрой аксиоме: занимаясь сексом, мы как никогда разговариваем друг с другом. Не бывает просто секса, не возможно просто потрахаться, это всегда чревато, всегда предполагает значительную долю взаимной открытости и откровенности, высокую степень участия. Холодных интимных отношений не существует в природе, они невозможны априори. Совокупляясь, хотим мы того или нет, мы совокупляемся от всей души. Установление контакта - это понятие, прежде всего, эротическое, я бы даже сказал: порнографическое.
После того как Ева закрыла мне глаза, я обернулся, обнял её гладкую, сияющую плоть, и мы долго и страстно предавались разврату. Я повалил Еву на пол и со сладостным нетерпением вошёл в её знойное, похожее на сальник, отверстие, овладел ею прямо на месте, хотя не миновало и часа после нашего последнего полового акта. Я отимел её на полу в разных позах и обкончался, словно в первый раз в жизни. Никакая Ирина, даже в миг самого горячего вожделения, на первых этапах нашей половой эпопеи, не могла мне дать ничего подобного.
- 26 марта. Прочитал свои вчерашние записи: какая романтическая галиматья, однако. Не ожидал от себя таких соплей, мне казалось я уже навсегда с этим покончил, завязал на мёртвый, иудейский узел, ан нет - опять просочилось. На моей бетонной стенке опять неизбывная капелька росы. Это же надо было такое написать: "чтобы друг друга понять, достаточно просто не чаять в друг друге души." - уму не постижимо, посмешище. И как можно было так вляпаться в прекраснодушие, так громко и так ароматно обосраться? Кажется, рядом с Евой я раскис мозгами, стал похожим на брошенный в воду хлебный мякиш. Раньше я не позволял себе такого кисейного мракобесия. Парадокс: это бессердечная бестия, тварь из тварей, заставила меня расслабиться, я поплыл, как битум на солнечной стороне крыши. И дело даже не в том, что это тупо, а в том, что всё мной сказанное напоминает розовую, туалетную водичку. Да уже, действительно: счастье оглупляет. Чёрт, как же я сразу не догадался: рядом со своей непроницаемой, иссиня-черной красоткой, я становлюсь похожим на блондинку - начинаю пороть чепуху, поддаваться чужому влиянию (влиянию чужого), верить в сладенькие чудеса. Ещё немного и я начну печь яблочные пироги и штопать Еве прохудившиеся "панчошки".
